— Ты злишься, – шепчу я, приподнимаясь и опираясь на изголовье. Я прикрываюсь простыней, следя, как он за считанные мгновения натягивает одежду.

— Я не злюсь, Стоун. Я разочарован. Это разные вещи, – бросает он через плечо, разыскивая кроссовки.

— С моей точки зрения, это одно и тоже.

Он издает еще один смешок, и в моей груди становится тяжело от его реакции на мое не желание идти на эту дурацкую вечеринку.

— Куда ты? Еще даже не рассвело.

— Разве ты не сказала, что не хочешь, чтобы тебя застукали с парнем? Сейчас идеальное время уйти. Кроме того, я не могу сейчас здесь находиться.

— То есть не можешь находиться рядом со мной, так? – огрызаюсь я, раздраженная его поведением.

Финн вскидывает руки вверх и поворачивается ко мне. Его обычно мягкие голубые глаза приобретают более суровый оттенок.

— Да, именно так. Потому что если я останусь, то снова займусь с тобой сексом. А я хочу от тебя большего, Стоун. Хочу чувствовать, что я не просто еще одна зарубка на столбике твоей кровати, и что тебе на самом деле не все равно на меня.

— Ты ведешь себя нелепо и слегка драматизируешь. Ты же знаешь, что значишь для меня больше, чем просто еще одна зарубка, Финн.

— Ох, да? Скажи, откуда мне это знать? Как я могу поверить, что тебе не все равно? Я как будто подталкиваю нас на шаг вперед в наших отношениях, а ты отталкиваешь нас на два шага назад. И, может быть, это именно то, чего ты хочешь, – хрипит он, выглядя потерянным и смущенным, от чего у меня самой начинает щипать в глазах, когда я вижу, как ему больно.

— Финн… – выдыхаю я, мое сердец не в силах справиться с лавиной этих новых чувств.

Я наблюдая, как он качает головой, находит свои "Джорданы" и быстро зашнуровывает их. Собравшись, Финн берет рюкзак и направляется к двери, останавливаясь у порога, но не оборачиваясь.

— Разберись, чего ты хочешь, Стоун. Когда разберешься – приходи.

Но прежде чем он успевает выйти, я срываюсь с кровати и прижимаюсь к его спине так, словно от этого зависит моя жизнь.

— Не уходи, – хрипло шепчу я. — Просто не уходи.

Он опускает голову, и я чувствую, как его тело дрожит – так же сильно, как мое.

— Я не знаю, как нам быть, Стоун.

— Я тоже, – признаюсь я.

Он разворачивается в моих объятиях, прижимая мою обнаженную фигуру к своей одетой, и утыкается лицом в изгиб моей шеи.

— Почему это должно быть так сложно?

— Не знаю, – шепчу я, сжимая его напряженные плечи и молясь, чтобы нашлись нужные слова – любые, лишь бы он остался.

Вчера я не врала, когда говорила, как сильно скучала по нему эту неделю. Без моего ведома и согласия он проник в мое сердце и не собирался отпускать. Как солнце Северной Каролины на моей коже, его присутствие стало для меня необходимостью. Даже потребностью.

Сама мысль о том, что он уйдет, огорченный и обиженный, была невыносима и только подтвержда его теорию – мы оба давно переросли игры, но каким-то образом угодили в самую сложную из них. Мы влюбились друг в друга, и я не уверена, что кто-то из нас готов играть по правилам, которые диктует любовь.

— Финн… – срывается мой голос, слова жгут горло, требуя вырваться наружу.

— Да? – спрашивает он, вдыхая мой запах

— Мы… влюблены?

Он делает еще один глубокий вдох и отстраняется, позволяя мне снова потеряться в его небесно-голубых глазах.

— Я знаю, что я да. Но я не уверен насчет тебя, Стоун. И это просто сводит меня с ума, – признается он, прищуриваясь так, чтобы я не заметил, как его глаза наполняются влагой.

Я беру его лицо в ладони, бережно касаясь щек.

— Я никогда не любила.

— Я знаю, – отвечает он, опуская взгляд в пол с таким разочарованием, от которого у меня сжимается сердце.

— И не уверена, что у меня это получится.

Он снова тяжело вздыхает, все еще не решаясь посмотреть мне в глаза.

— Я приду на вечеринку, Финн. Если для тебя это так важно – я приду.

— Нет, все в порядке. Если ты не готова, я просто подожду, – сдается он.

— Я хочу пойти. Хочу познакомиться с твоей семьей, с твоими друзьями, – твердо заявляю я, сильнее сжимая его лицо в ладонях.

— Зачем?

— Потому что они важны для тебя, а ты важен для меня, – признаюсь я с такой уверенностью, что его хмурое выражение смягчается, хоть и ненамного.

— Хорошо, – кивает он, но я все равно чувствую, что он где-то за много милю отсюда.

Черт побери!

Почему я не могу сказать это?

Почему не могу признаться, что тоже в него влюблена? Потому что я влюблена. Как бы меня это ни пугало, я знаю – эта мучительная боль в груди бывает только от любви. Так почему же я не могу дать ему то, чего он так отчаянно жаждет? Почему?

Потому что в тот момент, когда я это сделаю, вся власть окажется в его руках. Вот почему.

Я больше не буду контролировать ситуацию, а значит, он сможет ранить меня больнее, чем кто-либо другой. Я могу притворяться храброй, но когда дело касается сердца – я трусиха, и я это знаю. Я видела, на что способна любовь. Как она ломает людей, оставляя после себя лишь осколки, которые уже не склеить. Любовь – это смертельный вирус, убивающий лучших из нас, уничтожающий мечты и вдохновение, если ему позволить. Это пистолет, направленный нам в грудь, и мы сами жмем на спусковой крючок. Любовь – это русская рулетка, и я никогда не думала, что буду втянута в эту игру.

До тех пор, пока Финн Уокер не появился в ту ночь в баре Большого Джима – с томным взглядом и острым языком, от которого невозможно было не рухнуть в пропасть без шансов на спасение.

Он заслуживает большего. И когда поймет это – уйдет. А я останусь разбитой вдребезги. Я не могу этого допустить. Как бы ни терзала меня его боль, признание в том, что он владеет моим сердцем, станет началом конца.

Лучше причинять боль, чем чувствовать ее.

Может, самое милосердное – оборвать все сейчас? Это было бы менее жестоко. Но мое эгоистичное сердце не отпускает его. Не сейчас, когда я только нашла его.

Однажды он уйдет – по своей воле или потому, что я сам его оттолкну.

Все, что мне остается, это наслаждаться временем, которое у нас есть. Потому что в тот момент, когда он признался в любви, запустился обратный отсчет.

Неделя? Месяц? Год?

Сколько бы нам ни было отпущено – этого никогда не будет достаточно. Но я сделаю так, чтобы каждая секунда имела значение. Даже если ради этого придется отправиться на гламурный прием в северную часть города, где собирается вся элита Эшвилла.



Я расхаживаю взад-вперед по тротуару, злясь на себя за то, что снова уступила Финну и согласилась пойти за покупками после учебы. А уступила я только потому, что если уж идти на эту дурацкую вечеринку, то выглядеть надо хотя бы более менее прилично. Черта с два я позволю этим зазнайкам с Нортсайда смущать Финна из-за того, что он пришел со мной. Мне плевать на их мнение, но я не хочу усложнять Финну завтрашний вечер больше, чем это необходимо.

Снова смотрю на телефон и понимаю, что он уже опаздывает на пятнадцать минут. Странно, Финн обычно приходит задолго до назначено времени. Он всегда так рвется проводить со мной время. Я уже собираюсь написать ему, как меня прерывает легкий толчок в плечо. Когда я оборачиваюсь, то оказываюсь лицом к лицу со сливками Норсайда и самой ценной жемчужиной Эшвилла – Кеннеди Райленд.

— Ты Стоун, да? Стоун Беннетт? – спрашивает она, одаривая меня голливудской улыбкой.

Ее длинные светлые локоны ниспадают на хрупкие плечи, обрамляя лицо с идеальными чертами. Вся она – олицетворение привилегий и изящества, двух вещей, которых нет во мне.

— Да, это я, – отвечаю, приподнимая бровь. Что вдруг сподвигло ее заговорить со мной?

Ее улыбка становится еще шире, пока та откровенно, без тени смущения, разглядывает меня с ног до головы.