— Я выжата как лимон, – ее слова растворяются в новом зевке.

— Черт. Уже поздно. Мне пора, – морщусь я, глядя на экран телефона. Далеко за полночь.

Как так вышло?

Обычно мой мозг следит за каждой минутой, но сегодня время пролетело незаметно. И что смешнее всего, это произошло, пока я занимался учебой. Вот уж неожиданно. Возможность вырваться из хаоса своей жизни – блаженство. Но еще больше меня потрясает причина этого внезапного спокойствия –Стоун.

Одно ее присутствие усмиряет мой беспокойный разум.

Черт.

— Никуда ты не пойдешь, красавчик, – вырывает меня из раздумий ее голос. — После полуночи здесь строгий запрет на парней. Если кто-то увидит, как ты уходишь, мне конец. Наша старшая – стерва, которая только и ждет повода вышвырнуть меня из общежития. Так что ничего не выйдет.

— Дай угодная, это Мисс Косички с жвачкой? – вспоминаю надоедливую девчонку.

— Угадал, – усмехается Стоун. — И это значит, что ты никуда не пойдешь. Поспишь пару часиков, а когда все заснут – тихо смотаешься. Или… у тебя есть дела в такой час? – добавляет она, отворачиваясь и сбрасывая груду учебников с кровати на пол.

— Если бы я не знал тебя лучше, подумал бы, что ты пытаешься что-то выведать, – подкалываю я без особого энтузиазма.

Она резко оборачивается, уперев руки в бедра, и холодный взгляд портит ее потрясающие черты.

— И что же я пытаюсь выведать?

— Хм, не знаю. Может, хочешь узнать, ждет ли меня какая-нибудь поклонница, стоит мне только выйти от тебя.

— И что же? Ждет? – ее бровь дерзко взлетает вверх.

— А если бы и ждала? Тебе было бы не все равно? – мой голос становится серьезнее.

Вместо ответа она откидывает одеяло и забирается под него, оставляя мне место рядом. Мой нетерпеливый и лишенный гордости член уже велит лечь рядом, но сердце сопротивляется.

— Хм.

— Боишься делить со мной постель, красавчик? – дразнит она.

— Нет.

— Тогда давай, залезай, – в ее голосе звучит игривая нотка.

— Думаю, не стоит, Стоун, – переминаюсь с ноги на ногу.

— Почему?

Мой взгляд упрямо устремлен в пол, я не могу объяснить ей, что мое сердце разбито. Заметив мою неуверенность, Стоун приподнимается на коленях, берет меня за руки и приковывает мое внимание к своему прекрасному лицу, не давая утонуть в тяжелых мыслях.

— Я не стану приставать к тебе. Мы просто поспим, Финн. Обещаю, – ее голос звучит неожиданно мягко, так, как, я уверен, мало кто от нее слышал.

— Ладно, – сдаюсь я тихо, все еще не решаясь взглянуть ей в глаза, но и не в силах отказать.

Я снимаю кроссовки и футболку. Хвала небесам, я переоделся в удобные штаны перед приходом – спать в джинсах было бы пыткой. Хотя лежать рядом с ней в одних боксерах – тоже.

Как только я устраиваюсь, она просит выключить лампу. Кровать узкая, но мне удастся сохранять дистанцию, чтобы не касаться ее.

Единственный свет в комнате – лунный, пробивающийся через небольшое окно. Его холодные лучи выхватывают очертания неподвижной фигуры рядом, напоминая, как она близко – и как далеко.

Пока мы оба были поглощены учебой, тишина в комнате усмиряла мой беспокойный разум. Но теперь мысли вновь несутся вскачь. С каждым ее движением под бледно-голубой простыней, мое сердце бешено бьется, а когда она наконец поворачивается ко мне и кладет ладонь на мою обнаженную грудь, клянусь, оно замирает.

— Я рада, что ты написал. Ну, чтобы позаниматься, – ее голос звучит тише шепота.

— М-м, – выдавливаю я, не в силах подобрать слов.

В воздухе повисает многозначительная пауза, но мне уже не до неловкости – все мои мысли сосредоточены на ее тонких пальцах, скользящих по моей разгоряченной коже.

— На днях я кое-что вспомнила, – начинает она, и во мне тут же просыпается любопытство.

— Что именно?

— Помнишь, у беседки, когда мы играли в нашу игру? Ты рассказал мне два секрета, а я – только один.

— Все в порядке, – бормочу я, не в восторге от воспоминаний о том сокрушительном вечере.

— Но я все же хочу, чтобы ты кое что узнал, – продолжает она, придвигаясь ближе. Ее изумрудные глаза пристально изучают левую сторону моего лица.

Я поворачиваюсь к ней, потому что влюбленный дурак, неспособный устоять перед ее близостью. Тело мгновенно вспыхивает, когда она окончательно стирает дистанцию между нами, оставляя нас в одном вдохе друг от друга.

Обычно дерзкие черты Стоун сейчас мягки, но в них читается нерешительность. В ее зеленых глазах плещется страх – и мне хочется нырнуть в их глубину, чтобы развеять все, что ее тревожит.

— Ты видел мою маму, Финн. Можешь представить, каким было мое детство, но ты должен знать, что оно не было таким уж ужасным. Во всяком случае, не всегда, – объясняет она, сухо сглатывая.

Взгляд Стоун опускается с моего лица к груди, где ее пальцы вяло чертят круги. То, что она хочет рассказать, стоит ей невероятных усилий, и я застываю в немом потрясении.

Она – самый бесстрашный человек из всех, кого я знаю.

И теперь, видя эту крошечную уязвимость, я чувствую, как чья-то мощная ладонь сжимает мое сердце, вытесняя из него жизнь.

Инстинкт защитника оказывается сильнее голоса разума. Не успев опомниться, я уже прикасаюсь к ее щеке, стараясь утешить. Стоун тут же накрывает мою руку своей, прижимаясь к ней крепче, и от этого нежного жеста у меня перехватывает дыхание.

— Ты не обязана говорить то, что не хочешь, – шепчу я, проводя большим пальцем по ее нежной коже.

— Но я хочу. Очень хочу, – она целует мою ладонь, и я прижимаюсь лбом к ее лбу. Наши дыхания синхронизируются, и я молча даю ей понять, что она может поделиться со мной всем, чем захочет. Пока будет в моих объятиях, она всегда будет в безопасности.

Но так ли это?

Боже, как я на это надеюсь.

— Когда-то мы были счастливы. Когда отец еще жил с нами, – глухо произносит она. — У мамы бывали приступы, но папа всегда знал, как с ними справиться. Как уберечь меня от самого худшего. Он делал все для нас. Отводил меня в школу, помогал с уроками. Заботился обо мне. Но главное – заботился о ней. А потом его забрали. И все изменилось.

— Забрали?

— Мой отец в тюрьме, Финн. Жизнь в Саутсайде – не сахар. Ему приходилось заниматься сомнительными делами, чтобы у нас была крыша над головой. Иногда это означало, что ему приходилось заключать незаконные сделки, чтобы мы могли сводить концы с концами. Но однажды он связался не с теми людьми. С придурками, которые не любили оставлять свидетелей. Во время одного из ограблений грузовика, его водитель выжил и дал описание одного из нападавших, под которое идеально подошел мой отец. А так как он уже состоял в банде, которая числилась в списках подозреваемых, полиция даже не стала разбираться. Хотя его там и близко не было.

— Черт, Стоун... – хрипло прерываю я, чувствуя, как волны боли и гнева прокатываются по ее телу, пока она вспоминает этот мрачный период.

— Наша судебная система – настоящий фарс, – продолжает она, и в ее голосе слышится горечь. — Отец взял вину на себя, лишь бы не получить полный срок. Он знал: ни один присяжный не поверит человеку с его прошлым. Предполагалось, что он отсидит пятнадцать лет, либо десять – за хорошее поведение. Но его старые дружки решили, что он может их сдать. Они знали, что он семьянин и готов на все, чтобы вернуться к нам. И эти ублюдки напали на него в камере. Отец защищался как мог… и впервые в жизни по-настоящему убил. Это добавило большой срок к уже немалому. Теперь он, скорее всего, никогда не выйдет на свободу.

Ее веки смыкаются, а рука крепче прижимает мою к щеке, словно ища в этом прикосновении утешение.

— Когда он понял, что не выйдет, то оформил развод. Надеялся, мама начнет жизнь заново, не будучи прикованной к нему. Но она не смогла. Даже сейчас она отказывается отпустить его. Да, у нее есть ухажеры, чтобы скрасить одиночество, но она не откажется от моего отца. Даже если больше никогда его не увидит.