— Видишь что-то, что тебе нравится, красавчик? – шучу я, проводя языком по нижней губе.
— Снимай этот чертов топ, – приказывает он, и от его властного тона у меня между ног становится влажно.
Пятно, которое я оставлю на сукне, потом будет сложно объяснить, но к черту. Оно того стоит – какие бы неловкие разговоры не ждали меня завтра.
Дрожащими пальцами и развязываю тесемку топа и стягиваю его через голову, открывая грудь его оценивающему взгляду. Он грубо сжимает ее в ладонях, и его сдавленный вздох заставляет меня жаждать каждого прикосновения.
— Эти чертовы сиськи весь вечер сводили меня с ума. Твои соски так и просились мне в рот, а я не мог ничего поделать.
— Видимо, у них есть свой разум, – дразню я его, но когда он наклоняется и всасывает один из затвердевших сосков, следующая фраза превращается в стон.
— Мне кажется, тебе нравится доводить меня. Заставлять злиться и жаждать тебя.
Из моего горла вырывается смешок, но тут же переходит в очередной стон наслаждения.
— Почему я тебя злю?
— Потому что, пока ты расхаживаешь здесь со своим соблазнительным телом – без лифчика, в топе, который бы я с удовольствием разорвал зубами, каждый ублюдок в этом зале думает о том же. Фантазирует, как он возьмет эти прекрасные груди в свои руки и будет безжалостно трахать тебя, пока в твоих глазах не засверкает звезды. Ненавижу тебе за это, – говорит он, осыпая другую мою грудь такими же жадными ласками.
— Не похоже, что ты меня ненавидишь, – стону я, чувствуя, как его член давит на мою чувствительную плоть.
— О, еще как. Я чертовски ненавижу тебя, Стоун. До безумия, – шепчет он с нежностью, в то время как я теряю рассудок от его движений.
Я приподнимаюсь со стола, руки лихорадочно скользят по его талии, и лишь нащупав ремень, я снова опускаюсь. Его рот теперь на моей шее – кусает, впивается, давая мне возможность получить то, что хочу. Когда я наконец чувствую его член в своей руке, то готова кончить от облегчения.
— Впусти меня внутрь, Стоун. Дай показать, как я зол, – хрипит он, впиваясь в мое плечо так, что у меня темнее в глазах.
Моя влажная киска не ждет разрешения, она жадно принимает его, словно это ее новая любимая игрушка. Она всегда была маленькой шлюшкой, но последние две недели только и мечтала о том, как снова оседлает десятидюймовый член Финна Уокера. И я ее не виню.
В Фине все превосходно. Широкие плечи, мощные бедра, стальной пресс и член, который выглядит так, будто готов сожрать тебя заживо. В нем все большое, и на несколько коротких мгновений он заставляет меня вспыхнуть. Хотя он и проворчал, что ненавидит меня, то, как он меня трахает, не имеет ничего общего с ненавистью. Это одержимость. Я чувствую, будто он хочет врезаться в меня навсегда, завладеть мной, и от этого его "ненависть" становится самым сладким, что я когда-либо пробовала.
— Финн! – вскрикиваю я, когда он попадает в ту самую точку, от чего все внутри сжимается.
— Черт, эта киска! Я готов разорвать ее на части от наслаждения. Хочу свести тебя с ума, как сводишь ты меня.
Я хочу сказать, что это чувство взаимно, но мой мозг уже не способен на связные мысли, не то что на целые предложения. Мои руки опускаются на его задницу и я радуюсь, что могу втолкнуть его еще глубже, хотя каждый толчок кажется последним.
Квотербек выглядит сдержанным и благородным, но внутри него дремлет зверь. Он вырывается наружу, когда Финн обнажен, уязвим, и ему плевать, что подумают другие. Единственное, что его заботит – трахнуть меня так сильно, чтобы я стала зависимой. Чтобы жаждала этого. Нуждалась. И, Боже, кажется у него получается.
Я чувствую привкус железа на языке – это зубы впиваются в губу, пытаясь заглушить громкие стоны. Но мне плевать. Боль в объятиях Финна – одно из лучших ощущений в моей жизни. Я готова на кровь, синяки и боль, лишь бы снова почувствовать этот огонь, это безумие, охватывающее меня.
Финн замечает ранку на моей губе и с грубой силой поднимает меня со стола. Одна его рука под моей попой, другая – на затылке, язык нежно слизывает кровь, а губы сжимают мои, словно он одержим.
— Все в тебе сладкое на вкус. Даже то, что не должно быть.
В этой позе я чувствую себя такой наполненной, как будто внутри меня была пустота, которую смог заполнить только он.
— Не останавливайся. Не останавливайся, Финн.
— Я остановлюсь только тогда, когда ты прокричишь мое имя с моим членом во рту.
Черт, его грязные словечки еще сильнее меня заводят.
— А потом я трахну эти сиськи и кончу на тебя, как на маленькую негодницу, какой ты и являешься.
Я лишь бешено киваю, задыхаясь, пока он продолжает вколачиваться в меня, заставляя сжиматься вокруг него от каждого грязного слова.
— Ты же все это слижешь, правда?
Да! Господи, да!
— И если будешь хорошо себя вести, то однажды я трахну эту тугую попку. Черт! От одной только мысли об этом я готов кончить, – хрипит он, ритм его движений становится яростнее.
Он попадает точно в цель, и когда небо начинает раскалываться на части, я не удивляюсь.
— Вот так, Стоун. Кончай для меня, – приказывает он, выжимая из меня мощный оргазм, после которого каждая косточка в моем теле обмякает в блаженстве.
Финн ставит меня на ноги и давит на плечо, заставляя присесть ровно на столько, чтобы его член оказался в идеальном положении между моими грудью. Затем он начинает скользить им между ней с бешеной скоростью. Я сжимаю грудь руками, когда он яростно исследует это пространство, пока струи спермы не покрываю мою кожу, рисуя картину, которая захватывает дух. Зная, что это сведет его с ума, я собираю капельку пальцем и пробую его соленоватый вкус, пробуждая в нем что-то дикое, первобытное.
Я уже собираюсь повторить, но Финн пресекает мою попытку, снова поднимая меня, только для того, чтобы страстно, почти яростно поцеловать. Я охотно позволяю ему завладеть моим ртом, его язык лижет мой, поклоняясь ему так же, как и моему телу. Когда мы, наконец, разрываем поцелуй, он прижимает меня к груди, снова и снова целуя в макушку и медленно водя пальцами по моим волосам.
Эта нежность, которая всегда возникает после того, как он получает свое, вызывает во мне странное беспокойство. Его мягкие прикосновения, когда он помогает мне одеться и поправляет волосы, рождают внутри непонятное чувство – и у меня нет ни малейшего желания разбираться, что это. Убедившись, что со мной все в порядке, Финн наклоняет мою голову назад и снова целует, на этот раз нежно-нежно.
Всегда так сладко.
Всегда так пугающе.
Его ясно-голубые глаза смягчаются, когда он смотрит на меня, и от этого становится только тревожнее. Я сглатываю, ощущая сухость во рту.
— Буду скучать по этому на следующей неделе, – шепчет он, проводя большими пальцами по моим щекам и удерживая мое лицо так, чтобы я не могла отвести взгляд.
— О? Ты куда-то уезжаешь?
Он качает головой, слегка опуская плечи.
— В субботу у "Акул" первая игра. Тренировки будут жесткими, так что я вряд ли смогу видеть тебя так часто, как хотелось бы.
— Видеть меня? Или трахать меня, квотербек? – я игриво поднимаю бровь, пытаясь разрядить напряженную атмосферу.
— Видеть. Быть рядом. Трахать. Я буду скучать по всему, – признается он, проводя пальцем по моей губе и задерживая на ней взгляд.
Грудь внезапно сжимается от тяжести, и я, будто шутя, отталкиваю его, чтобы вдохнуть немного воздуха. Подхожу к столу и начинаю переворачивать стулья, возвращаясь к тому, чем должна была заниматься изначально – готовить бар к закрытию. При этом стараюсь не оборачиваться, чтобы не видеть его меланхоличного выражения лица – и чтобы он не заметил, как оно на меня действует.
— Занимайся своими делами, Финн. Ты знаешь, где меня найти.
Мое сердце бьется так громко, что тишина между нами становится невыносимой. Я уже собираюсь перейти к следующему столу, как вдруг его теплые руки обнимают меня сзади, а подбородок уютно устраивается на изгибе моей шеи.