Демон шагнул в проход.

— Стой! — закричал я в исступлении и неимоверным усилием поставил себя на ноги. — Стой, тварь! Это тебе говорю я, твой хозяин!

Демон замер. Медленно обернулся. Внимательно меня оглядел и покачал головой.

— Я был призван за ней, — отозвался он, ткнув длинным морщинистым пальцем в государыню. — Я не стану тебе повиноваться сейчас, хозяин.

— Станешь! — рявкнул я.

И быстрым движением пальцев сплел силовую петлю, не позволяя демону двинуться дальше по «тайной тропе». Он рванулся. Силовые линии натянулись, но я усилил их плетение, и демон завяз окончательно. Совершая руками немыслимые пасы, он пытался ослабить петлю, и иногда это ему удавалось, но я в тот же момент усиливал ее снова и подтягивал демона ближе к себе, пытаясь выдернуть его с «тайной тропы».

И тут проход схлопнулся.

Воздух зашатался, издал короткое и глухое «Фух-х-х!», и сразу все стихло. Демон исчез.

А на траву упала отрубленная голова императрицы.

В первый момент я не поверил, что это случилось. Я опустил руки и замер, пытаясь убедить себя, что на самом деле это совсем не то, что показывают мне мои глаза.

Этого просто не могло быть! Потому что так не бывает! Это невозможно!

Я с трудом заставил себя сделать вперед несколько шагов и вновь остановился. И понял, что глаза мои меня не обманывают — передо мной и в самом деле лежала в траве отделенная от тела вместе с частью плеча голова государыни Марии Николаевны. Распахнутые глаза смотрели на меня ошалело, и мне показалось, что я все еще вижу в них огонек жизни. Но он быстро затихал, мелькнула в них в последний раз прощальная искра, и взгляд остекленел.

— Нет, этого не может быть… — бормотал я, доковыляв до того, что осталось от государыни, и замерев над ней. — Это все неправда… Сон, это сон, я сейчас проснусь…

Я даже шлепнул себя по щеке ладонью, чтобы скорее проснуться, но не проснулся, и тогда ударил по другой щеке другой рукой, совсем забыв при этом, что сжимаю в ней шпагу. Гарда разбила мне лицо, но я даже боли не почувствовал. По лицу у меня текла кровь вперемешку со слезами, а я всхлипывал и повторял: «Это все неправда… это все неправда…»

Не смог, не уберег, не оправдал… Слабак и сопляк. Сопляк и слабак! Тебе самому голову отсечь полагается за то, что ты натворил!

Я почувствовал, как кто-то осторожно трясет меня за плечо. Обернулся. Рядом стояла Катерина. Брови ее были нахмурены.

— Алешка… — позвала она. — Алешка, все кончено. Ее больше нет.

Я одернулся.

— Нет… Нет, это неправда!

— Алешка! — она снова позвала, на этот раз громче. — Очнись! Все кончилось, она мертва.

— Это все неправда… — слабо прошептал я.

Она погладила меня по щеке, и я увидел, что на пальцах ее осталась кровь.

— Все кончено, — повторила она. — Я ухожу, Алешка.

Я по-совиному моргнул, медленно и протяжно. Я плохо понимал смысл ее слов. Возможно, я сейчас плохо понял бы смысл всех слов в мире.

— Как уходишь? Куда?

— Назад, в Петербург, — ответила Катерина просто. — Кажется, я поняла, зачем здесь оказалась. Я должна это проверить. Иначе не прощу себе. И я ухожу. Ты береги себя.

Она еще раз потрепала меня по щеке, слабо улыбнулась самым уголком рта и, развернувшись, направилась прочь.

Внутри у меня все так и оборвалось.

— Като… — позвал я негромко. — Като, постой…

Она замерла. Не сразу, но все-так обернулась. Вопрос застыл в ее глазах, и я должен был на него ответить. Если я не сделаю этого сейчас, то уже не сделаю никогда, потому что потом это уже не будет иметь никакого смысла.

— Я не смогу жить без тебя, Като! Не нужна мне такая жизнь. Душа моя иссохнет без тебя совсем! Быть с тобой — вот все, о чем я могу мечтать. Любить тебя, защищать тебя, служить тебе. Теперь ты моя императрица! И никакая иная мне не нужна!

Катерина помолчала немного, потом кивнула.

— Ладно, Алешка, — сказала она. — Я хочу, чтобы ты знал, что нам многое предстоит сделать и через многое перешагнуть. Надеюсь, ты понимаешь, на что решился.

Я понимал. А может быть просто думал, что понимал.

— Ну что ж, тогда пошли.

И отвернувшись, она двинулась вперед. Я больше не медлил, догнал ее и пошел рядом.

— Куда же идем мы, Като?

Она едва заметно усмехнулась.

— В историю, Алешка, в историю…

И мы пошли в историю.

Экипаж остановился у самых ворот, и Гаврила сразу же спрыгнул с козел. Скрипнула калитка, темный угловатый силуэт моего слуги растворился в сумраке, а затем что-то громыхнуло. Заскрежетали засовы. Створки ворот медленно распахнулись, освобождая проезд.

Вновь возникнув из сумрака, Гаврила взял лошадей под уздцы и завел экипаж во двор. Я же, соскочив на дорожку, подал руку Катерине. Она приняла ее, сошла с экипажа и осмотрелась с таким видом, словно впервые в жизни видела этот двор и этот дом. А я помог спуститься Анастасии Алексеевне, которая вид имела весьма растерянный, и неторопливо направился к дому.

— Ты обратил внимание, что калитка не была заперта? — спросила Катерина, семеня рядом со мной.

Я хмуро кивнул. Разумеется, я это заметил. Но при этом понятия не имел, побывал ли здесь кто-то без спроса, или же это мы сами, покинув дом через Федькину «тайную тропу», забыли про калитку.

Парашка выпрыгнула из экипажа последней и сразу побежала отпирать двери. Гаврила между тем повел лошадей к конюшне — распрягать и напоить.

— Взгляни на окна, — шепнула мне Катерина, когда мы шли к крыльцу.

Но я и без того уже заметил, что ставни на окнах гостиной распахнуты. Но крючками на случай ветра они закреплены не были, а значит, непохоже, чтобы это Гаврила забыл их закрыть. Хотя… В той спешке, в какой мы покидали дом, всякое могло случиться.

— Вижу, — отозвался я негромко, подымаясь по ступеням крыльца.

— И что думаешь?

— Одно могу сказать точно: это были не воры. Они не стали бы возиться со ставнями.

— И кто же тогда?

— Не знаю.

Парашка все еще ковырялась с замком и никак не могла с ним совладать, шипя и сыпля проклятьями, как старая прачка. Я хотел было забрать у нее ключи и сам открыть засов, но уже в следующее мгновение понял, что дело тут вовсе не в кривых Парашкиных руках. Просто замок не был заперт, и Парашка напрасно пыталась провернуть ключ еще раз.

Я легонько похлопал Парашку по плечу, а когда она обернулась, то прижал к губам палец и коротко махнул рукой в сторону: «Исчезни…» Кивнув, девка соскочила с крыльца, тут же присела на корточки и уставилась на меня снизу-вверх с любопытством.

Не глядя отстранив Катерину с Настей от дверей, я извлек из ножен шпагу. Приоткрыл двери, выждал несколько мгновений, а затем бесшумно скользнул внутрь, во тьму. Остановился, прислушиваясь. И еще мне нужно было время, чтобы глаза привыкли к темноте.

Никто на меня не набросился, не принялся валить на пол и вязать руки. Полная тишина царила в доме. Если кто и проник сюда с дурной мыслью, то он уже давно покинул дом, прихватив с собою, возможно, что-нибудь ценное.

«Лишь бы батюшкин палаш не утащили», — подумал я, сожалея, что не догадался припрятать его куда подальше на время своего отсутствия.

А ведь еще в доме было полно столового серебра. Картины кое-какие. А вот денег, кажись, я нигде на видном месте не оставлял. Все, какие были, с собой прихватил, а основная же их часть хранилась в особом железном ящике, спрятанном под полом в моей комнате. Даже в случае пожара он уцелел бы, и ничего не сталось бы с моим капиталом.

Глаза мои постепенно привыкли к темноте, и я начал различать очертания мебели в гостиной. На камине стали видны подсвечники, а они серебряные, между прочим. И их никто не украл. Значит, не воры то были вовсе, а мы сами впопыхах забыли и про калитку, и про ставни, и про дверной замок.