Аккуратно одет. Костюм-двойка, чёрная бабочка, бежевая рубашка. Начищенные туфли. Широкое, слегка красное лицо, склонного к апоплексии мужчины. Синие глаза, пористый нос, полные губы, безвольный подбородок. Зализанные густые волосы, ухоженные бакенбарды. Держится с достоинством, без подобострастия. Войдя, дождался разрешения садиться. Сел молча. Ждёт вопросов. Ну что же:

— Добрый день, фра Афанасий. Можете назвать причину вашего увольнения?

— Молодой блистательный господин изволил уволить штат прислуги с формулировкой, которую я затрудняюсь воспроизвести, в силу её абсолютной нецензурности, если позволите.

— Но вы же потомственный слуга. Ваши предки служили Медведевым, сколько?

— Два поколения. Я третье, если позволите. Спешу сообщить, что меня звал назад младший брат главы рода. И предлагал компенсацию. Но я ответил отказом.

— Очень интересно. И почему же?

— Если позволите, у меня тоже есть своё достоинство. И ответственность. Уволен был весь штат прислуги. Не берусь судить, насчёт меня, может, были нарекания на мою службу, просто не высказанные. Но остальные были уволены довольно безосновательно. И без выходного пособия. Я отказался от компенсации и попросил лишь рекомендательное письмо. И до сих пор его не получил. Думаю, этих причин достаточно.

— Действительно. А почему не покинули форт? Любому роду нужны квалифицированные услуги.

— Тому три причины. Первая, мы были оставлены здесь совсем без средств. Мои накопления довольно быстро подошли к концу. Я был вынужден организовать что-то вроде артели, которая предоставляет приходящую прислугу. Некоторое мои бывшие подчинённые мало приспособлены к жизни. Это вторая причина. Бросить их было бы неправильно. Ну и третья — я потомственный. Любые рода или семьи клана Аметиста не возьмут меня, чтобы не сердить один из старших родов клана. А другие клановые подумают, что я прислан шпионить на Медведевых. И тоже откажутся от моих услуг.

Он замолчал.

— Вы рассчитываете, что я возьму на работу не только вас, но и ваших бывших подчинённых?

— Нет. На такое я не рассчитываю. Но они уже поправили свои финансовые дела. Кто-то нашёл работу. Кто-то накопил на билеты и уехал к родичам. Остальные зарабатывают в артели. Я, по сути, своё дело уже сделал.

— Ясно, понятно. Так… — я задал ему остальные вопросы по анкете «Шпицрутена-Якимовой». Попросил подождать на диванчике конца «собеседования». В принципе, он мне глянулся. Но вряд ли это он знакомый Августовича. Надо посмотреть на последнего кандидата.

Следующий кандидат носил имя Савельич. Без фамилии. Из подданных. Служил денщиком у офицера по фамилии Гринев. Потом управляющим в его поместье. Недавно Гринев скончался, а родственники продали манор. Савельича уволили, выдав ему, правда, роскошное рекомендательное письмо. Пятьдесят четыре года. Не женат.

Допивая уже вторую чашку, сказал Карлу Августовичу:

— Зовите следующего.

Имя Савельич ему было в самый раз. В библиотеку вошёл кряжистый мужик, с «крестьянской фигурой». Обветренное лицо. Голова гладко выбрита. Зато на лице широкая борода лопатой. Заскорузлые, в мозолях, руки. Двух пальцев — мизинца и безымянного — на левой руке не хватает. Одет, честно говоря, как попало. Не обноски, но уже близко к тому. Ещё один признак «деревни» — серые кирзовые сапоги. В общем, на первый взгляд, Савельич не впечатлял. Я глянул на Карла Августовича. Тот наливал себе кофе с совершенно непроницаемым лицом.

— Садитесь, — Савелич продолжал стоять навытяжку. — Садитесь, эээ, Савельич!

— Эт вы мне, ваше благородие? Невместно как-то перед барином сидеть.

— Я сам предложил, — он немедленно сел на край стула. Быстро двигается. — Имя у вас есть? А то отчества последнее время вообще не в моде. Да и обращаться к незнакомому человеку по отчеству — это панибратство.

— Есть. Только в докУменте написано Савельич, и всё тут. Я из деревни родом. А имя, Савелий, ваше благородие. Батя не фантазировал. Первому выжившему парню дал своё имя.

— Савелий, боевой опыт у тебя есть?

— Есть, как не быть, ваше благородие. И с ружьём-винтовкой, и с саблей управлюсь. С пистолетами или револьверами похуже.

— Прости за вопрос, ты был управляющим поместьем. С коммами знаком? — я не стал спрашивать, умеет ли он читать или писать, хотя вопрос и напрашивался.

— А как же! Без них сейчас никуда. И в хозяйстве автоматизация. И для учёта, контроля. Налоги, доход-расход, арендаторские выплаты. Умные машины, сами считают, только надо правильный отчёт наладить. Последние лет двадцать никуда без них. Пришлось выучиться. Там не сильно сложно. А я вроде не в маразме ещо, ваше благородие.

Я внезапно, повинуясь интуиции, с силой, метнул в него свою ручку с золотым пером. Савельич отработанным движением отбил ручку в сторону, после чего часто заморгал.

— Эт чаго?

— Дар скорости?

— А! Да. Сейчас подниму, — он встал и поднял ручку. Вот что меня подтолкнуло. Такой человек просто обязан быть слегка неуклюжим. А он движется как молодой. Резко, и вместе с тем чётко.

— Тута перо погнулось: простите меня, ваш благородь. Я оплачу.

— Что? Я ручку кинул, а ты оплатишь? Нет, спасибо. Сейчас вставлю новое перо, а Карл Августович тебя пока по листочку опросит. Прошу прощения, за такую проверку.

Августович, не моргнув глазом, опросил Савельича. Зерг, непробиваемый старик. Я попросил последнего кандидата подождать в коридоре и спросил Августовича в лоб:

— Это ваш знакомый, Карл Августович?

— Да. Он хороший человек, но на должность мажордома в благородной семье, конечно, не вполне подходит. Я подумал, что может быть, если не будет достойных кандидатов, ему повезёт. Возьмёте, хотя бы временно. Но уже понятно, что нет.

— Как это нет? А как же непотизм?

— Спасибо, Олег, я здоров, — хе-хе. А он, оказывается, умеет шутить. Ни за что не поверю, что Августыч не знает, что такое непотизм.

— Короче, зовите обоих — двух. Буду толкать им рекрутинговую речь!

— Вы решили взять обоих?

— Минутку потерпите! Интригу дайте сохранить, что вы в самом деле, — улыбаюсь, у Августовича в ответ слегка дёргается уголок рта. Ничего себе, — старик развеселился! Надо дозу отмерять поменьше, а то его порвёт от смеха.

Через полминуты оба кандидата стояли навытяжку возле стола. Я тоже встал и прошёлся взад вперёд, мысленно формулируя предложение.

— В общем, так. Я хочу предложить вам обоим работу, но у меня будет условие. Вам, Афанасий, предлагаю должность дворецкого. С условием, что вы возьмёте Савелия в обучение. Савелий, вас пока хочу нанять помощником дворецкого, или как это называется. С перспективой вашего перевода управляющим в манор. Близко к Хмари. Вот так. Да, содержание будет то, что вы указали в анкете, плюс жильё и кормёжка здесь, естественно. Что скажете, Афанасий?

— Благодарю за доверие, эр. Чему именно я должен обучить уважаемого фра Савелия?

— Манерам. И подправить говор. Он хороший управляющий, но жил в пригороде. Там простые нравы. Через полгода Савелий должен говорить и выглядеть как… как вы. И хитрости профессии знать. Как-то так.

— Я согласен, если фра Савелий не против. Ничего, выходящего за рамки моих постоянных обязанностей в этом нет. Обучение остальной прислуги должному поведению и исполнению обязанностей — одна из них.

— А вы, Савелий. Савелий!

— А? Очень непривычно, когда на вы обращаются, простите, ваш благородь. Как будто не ко мне. Я согласный. Манор вообще дело привычное. А Хмарь. Ну что Хмарь? Она всю нашу жизнь рядышком.

— Так прекрасно. Оба приняты. Первое задание на новом месте! Вот он, — я показал на воплотившегося из тени Ика, — покажет вам, где в подвале лежат трупы. Их нужно отсортировать, вынести наружу и приготовить к транспортировке. Обращаться с телами, будто это ваши любимые родственники. Потом вам Карл Августович расскажет, что делать дальше.

Сразу после собеседований я сбежал на тренировки. Цикл растяжек я закончил. Оставалось только поддерживать форму. Тело за эти полтора месяца обзавелось упругими сухими мускулами и стало похоже на пружину. Плюс, я подрос почти на два сантиметра. Кроме того, я всё это время с помощью ауры «старил» своё лицо и голос. Чтобы это изменение было необратимым, а не временным эффектом. Увы, но с сопливым подростком никто не будет вести дела, будь он хоть сорок раз герой и умница. Скорее такое вызовет раздражение. Теперь я выгляжу лет на двадцать, пожалуй, на этом и остановлюсь.