Вечереет, народ доволен, разминаются и на меня косятся. Я в эпицентре обсуждений.

Перевожу глаза на Ворона, который в этот момент надевает через голову футболку капитана футбольной команды. Из-за ремонта в левом крыле гимназии, где находится наш спортзал и раздевалки, переодеваемся прямо на улице.

Мышцы играют на его мощных плечах, волосы взлохмачиваются, и когда он поправляет края футболки на бедрах, каким-то образом, словно чувствуя, что я на него смотрю, медленно, почти невесомо, поворачивает голову в мою сторону.

Наши взгляды сталкиваются.

И перед глазами тут же момент моего унижения на повторе.

«Не мог бы, не мог бы, не мог бы»

А потом он через меня переступил. Переступил, блин!

Переступил!

И пошел дальше… по своим делам.

А я осталась лежать на полу. Под дикий ржач толпы.

Вот сволочь!

— Разминаемся, Шацкая! — рявкает физрук. — Мальчиками потом будешь любоваться!

— Ага, — вспыхиваю и мгновенно начинаю приседать, не отрывая глаз от парня. Я его одним своим взглядом на части разорвать готова!

Ох, черт. Вспыхиваю еще сильнее, застыв на приседе с поднятыми руками.

Почему я продолжаю на него пялится? Еще и в таком странном положении.

И на секунду мне мерещится, что на его лице появляется легкая усмешка. Однако…

Быть такого не может. Этот парень вообще никогда не улыбается. Вечно мрачный и пугающий. Холодный и… пугающий.

Я уже говорила, что он пугающий?

— Как индюшка, ей богу, — ворчит физрук, недовольно качая головой.

Но я привыкла. Меня в этой гимназии все недолюбливают. Особенно физрук. Он говорит, что я здесь на последнем издыхании, и вот-вот вылечу, к его большой радости.

— Шацкая! — поворачиваю голову, рядом со мной вырисовывается Светка со своей шайкой.

— Да, — тяну коленку к животу, и опускаю глаза. — Что?

— Прикольно мы тебя утром уделали, да? Сильно испугалась?

Пожимаю плечами, пока девчонки хихикают. Что ответить? Я сильно испугалась.

Эти стервы хотели обвинить меня в воровстве. Оказалось, что это шутка. Очень смешная, кстати. До коликов в животе. Я правда оценила.

— Может, действительно провернуть нечто такое… — тянет задумчиво. А у меня в груди тут же тяжесть появляется. Это предчувствие, что она выполнит свою угрозу.

— Это что, спортивный костюмчик такой? — ржет Кистяева, поддевая наманикюренным пальцем воротничок моего старенького костюма. — Смотрится до боли помпезно и… дешево.

— Да уж, — брезгливо кривится Светка. — Пойдемте, сядем. Я очень устала.

Свита уходит, подмигнув физруку. Он их, к моей досаде, не останавливает. Им можно отдыхать. Они избранные.

— Значит так, сейчас десять кругов в свободном темпе, потом играем, — хлопает в ладоши Семенов, под дружное разочарованное «Уууу». — Разминаемся!

— Ой, — тоже выдыхаю я. Бег — мое слабое место. Ненавижу бегать. Не-на-ви-жу.

Раздается свист, и народ разбегается, кто медленно, кто быстро. Кто по парочкам, кто по одиночке. Я в числе последних.

Одиночка.

Последняя.

Где-то впереди маячит моя Динка. Когда-ты мы бегали вместе. Хорошие были времена. Болтали много. Но сейчас она со своим парнем Стасом бежит. Конечно, это важнее. У них любовь.

— Привет, — голос, к моему удивлению, принадлежит Гельке. Мы никогда особо не общались. А сейчас меня вообще все стараются избегать. Я у нас как прокаженная. — Как дела?

Мельком гляжу на нее, замечая сочувствующую улыбку, продолжая бежать и задыхаться. Даже привет не могу сказать, уже дыхалка сбилась, и это в начале пути. Лишь кивком головы приветствую.

— Слушай, я знаю, что Клюева избрала тебя своей новой жертвой. Мне так жаль. Ты ведь помнишь, я тоже была в их числе… Это тяжело. Это нужно пережить. Перетерпеть. Понимаешь?

Еще раз киваю. Как тут забудешь. Недавно только все утихло. Цепляю взглядом Мякишева, который бежит уже где-то далеко в начале круга. Гелька, видно, замечает мое внимание к этому парню и тут же тускнеет.

— Извини, — выдавливаю из себя с трудом.

— Забей. Все в прошлом. Когда она решила, что стоит его натравить на меня, я хотя бы временно избавилась от ее издевок. Несколько месяцев тишины и покоя, пока моего парня старательно окучивали и настраивали против меня. Я пережила нереальное унижение и поняла — этот козел меня не достоин!

Да уж, согласна. Мякишев еще тот тип. И что она в нем нашла? Правильно говорят — любовь зла.

— Несколько месяцев тишины и покоя, — мечтательно произношу я вслед гордо удаляющейся Гельке, при этом сама замедляясь. — А там глядишь… еще немного потерпеть и выпускной… универ… другая жизнь… было бы… классно…

Останавливаюсь, наваливаясь ладонями на собственные колени и пригибаясь. Пока захватываю жадные рывки кислорода, и слышу свист и крик физрука по свою душу, мелькают в голове ее слова:

Скучно. Даже парня у тебя нет.

— Надо бы парня мне, — шепчу, снова начиная бежать.

Но кто мог бы стать моим парнем? Кто возьмет на себя удар? За меня некому заступиться.

Взглядом цепляю спину Князева Славы, и сердце пропускает удар. Тепло разливается по телу.

Он единственный, кто продолжил со мной общаться, не смотря на то, что в этом году я стала изгоем. Иногда мы переговариваемся на переменах, подшучиваем друг над другом на химии, и конечно, много флиртуем.

Нас давно поставили парой в лаборатории. Скажу честно — Славка в химии никакой. Поэтому в основном все делаю я. И даже домашку ему тоже я выполняю.

Мне на самом деле не сложно, я химию очень люблю. Делов-то… А за это Слава обещал выполнить любое мое желание. Только вот, я не знаю, как о таком просить. Станет ли он ради меня ввязываться?

Нравлюсь ли я ему также, как он мне?

Пока бегу, утопая в своих мыслях, мимо меня проносятся. Кто уже пятый круг, кто девятый. А я что? Я на третьем еще. Стыдоба. Но не люблю я бегать, не мое это.

— Кто последний, тот моет спортзал после игры! — орет физрук, когда пробегаю у трибуны. — Угадайте, кто будет мыть?

— Кто⁈ — кричит толпа насмешливо. Большинство уже закончили забег.

— Можно я⁈ — останавливаюсь, поднимая ладонь вверх и глубоко дыша. — Обожаю мыть наш спортзал!

— Ага, — мрачнеет тот. — Обожаешь, Шацкая, знаем. Ты его уже второй год драишь.

— Да. С тех пор как вы заменили Викторовну.

Викторовна — наш предыдущий учитель физкультуры. Душка, к слову. Всегда давала мне поблажки. Жалела меня. А вот в том году чудо-юдо свалилось на мою голову. Но этот год еще тяжелее предыдущего. Клюева, физрук. Надеюсь, на этом все.

— Отлично, я счастлива, — осматриваю толпу и фырчу, покручивая носом.

Снова встречаюсь взглядом с Вороном. Он как-то странно щурит глаза, внимательно разглядывая меня. Будто о чем-то размышляет. И по спине тут же холодок бежит. Иголками острыми вонзается прямо в позвоночник.

Почему мне всегда кажется, что он словно наблюдает за мной исподтишка? У меня определенно паранойя.

— Ладно, играем! — ревет физрук и народ рассыпается по полю. — Давайте пока по парам, мяч погоняем.

Хватает сетку с мячами и высыпает по полю.

Я неловко мнусь из стороны в сторону. Пары у меня, собственно, нет. Кто-то толкает меня и цокает языком, ворча о том, что я загородила проход.

— Какой еще проход? Мы же на поле! Тут много места! Не можешь обойти⁈

Возмущаюсь знатно. Это я умею.

— Шацкая! Не мешайся под ногами! Мячом занимайся!

— Поняла, — шиплю, выпинывая мяч поближе к краю газона. Где никого не буду стеснять.

Некоторое время просто гоняю его из стороны в сторону. На меня никто не обращает внимание. И физрук отстал, что радует.

Но потом каждый по очереди должен загнать мяч в ворота. Каждый. С дальнего угла.

Ага, с моей координацией самое-то задание. Ну вы слышали, да?

Но физрук уже схватил журнал и ручку, очередь постепенно уменьшается.

— Давайте, давайте, живее! Время!

Ребята уже не по очереди пинают, а вразнобой. Кто слева, кто справа. Защитником на ворота поставили Мякишева. Он с хитрой ухмылкой прыгает из стороны в сторону, издает звуки, словно он орангутанг, и расставляет руки пошире.