Он не был страшен и, казалось, выглядел как обычный мужчина средних лет. Круглолицый, толстоносый, с короткой стрижкой и элегантной шляпой на голове. В общем, человек как человек.

Но ему сложно было отказать. А сам он умел убедить кого угодно в чём угодно. Короче, прирождённый адвокат. Имея в распоряжении Николая Валентиновича, я не сомневался в успехе нашего судебного дела. Хотя именно в моём случае адвокат был без надобности или, по крайней мере, я так считал.

— Тебе инкриминируется убийство семьи, — занялся пояснениями Николай Валентинович, пока мы шли к зданию суда.

Здание это находилось в пяти минутах ходьбы от СИЗО. И что не менее важно, рядом находилась и другая тюрьма, тюрьма-зона. Туда направлялись осужденные. Вот так вот всё и было в шаговой доступности: СИЗО, суд и тюрьма. Удобно, не правда ли?

— И сколько членов этой семейки я покрошил? — уточнил я.

— Бедняг было четверо, — невеселым голосом ответил Адвокат. — Классическая семья. Папа, мама, дочь-подросток четырнадцати лет и маленький сынок, ему было восемь.

Мне тоже стало грустно. Жила была семья, а тут бац! Какой-то сумасшедший порешал их всех. Но самое неприятное, что вокруг все будут считать этим сумасшедшим маньяком именно меня.

— И как их кончали?

— Ножом, — Адвокат помрачнел еще сильнее. — Картина просто жуть. На суде покажут фото.

— Эммм… Николай Валентинович…

— Знаю, знаю. Я обещаю, твоя невиновность будет доказана, а репутация восстановлена.

Адвокат наскоро рассказал мне еще несколько деталей дела. Но близость к суду не позволила ему углубиться в полной мере. Впрочем, это меня не сильно беспокоило.

Кроме нас в зале находились: секретарь суда, прокурор (как уж без него) и родственники жертв. Они, вероятно, считались пострадавшими в этом, без преувеличения, драматичном преступлении.

— Встать! Суд идет! — провозгласила секретарь суда, и мы поднялись со скамей.

Через весь зал в сторону судейского стола прошла женщина в мантии.

— Почему обвиняемый без конвоира? — сердито бросила она.

Я покосился на Николая Валентиновича. Тот сощурил глаза с явным намеком, что беспокоиться не стоит. Судья и правда не стала развивать тему. А ведь отсутствие конвоиров было явным нарушением не только протокола, но и всех норм безопасности. Добрый Дядюшка контролировал всё, до чего мог дотянуться, и суды не были исключением.

— Итак, начинаем слушание дела по убийству семьи Морозовых, обвиняемый Иванов Антон Геннадьевич, 2020 года рождения, место рождения — город Челябинск… — начала бубнить женщина-судья.

На мой взгляд, это было крайне унылое заседание. Такое же, как и все остальные, на которых я когда-либо присутствовал. Но вот часть этого процесса скучной мне вовсе не показалась. Напротив, это было завораживающее зрелище. Ужасное, но завораживающее.

— Обратите внимание на фото, — жестким голосом отчеканил прокурор, седеющий уже мужчина в круглых очках.

И я посмотрел на большой монитор, висевший на стене за судьей. Там замелькали изображения. Люди на них были живы, здоровы и жизнерадостны. Некоторые фото были одиночными, другие — семейными, коллективными.

— Это, собственно, семья Морозовых, — продолжил прокурор и стал перечислять имена каждого из членов семьи.

Потом появились новые фото. Они-то и заставили меня содрогнуться. Тела лежали вместе. Каждое из них оказалось фактически выпотрошенным. А тело дочери, очевидно, вообще расчленено. И, конечно, как водится в таких случаях, повсюду оказалось очень много кровавых пятен.

Вид изувеченных тел заставил меня задуматься. Я погрузился в некое подобие транса и не мог отчетливо осознавать происходящее. Слышал, как что-то подсказывал Адвокат, о чем-то требовательно расспрашивал прокурор. Судья тоже периодически подавала голос. В общем, я слышал разные голоса и видел людей, но не мог точно сказать, что они делали и о чем говорили.

Через какое-то время я почувствовал толчок в бок. Это Николай Валентинович наконец растормошил меня и привел в чувство.

— Соберись, Тони, — побуждал он меня. — Твой выход.

— Что?

— Обвиняемый, — послышался голос судьи. — Ваше слово.

Я поднялся со скамьи. Оглядел всех: своего адвоката, обвинителя, судью с секретаршей и родственников зверски убитой семьи.

— Я… Я не убивал, — пролепетал я и снова рухнул на место.

Николай Валентинович недовольно покосился на меня.

— То есть считаете себя невиновным? — уточнила судья.

Понеслись жаркие дискуссии. На языке юриспруденции они называются прения сторон. Но я фактически не участвовал в них, доверившись, как и планировал, Николаю Валентиновичу.

С моей точки зрения, это довольно скучная часть заседания, и вместо того чтобы хотя бы вслушиваться, я продолжал вновь и вновь прокручивать в голове фотографии жертв.

Я поймал себя на мысли, что не просто хотел всеобщего оправдания в этом грязном деле. Хотел, чтобы нашелся настоящий убийца или убийцы.

— Встать! Суд идет! — раздалось вновь.

Оказалось, пока я мучил себя страшными образами вырезанной семьи, прения давно закончились, и судья вышла для принятия решения, а теперь уже возвращалась для оглашения приговора.

Как и всегда, было много бла-бла-бла в ее словах. Меня же интересовала только финальная, резолютивная часть приговора.

— Всё будет нормально, судья свой человек, — шепотом обнадежил меня Адвокат.

А судья тем временем подобралась к тому самому важному нижнему параграфу документа.

— … признать Иванова Антона Геннадьевича виновным в убийстве семьи Морозовых и назначить ему приговор в виде лишения жизни с погружением в виртуальную реальность в КСРС и установкой тела в КПИ. Приговор вступает в силу через две недели и может быть обжалован в течение не установленного срока… Осужденный, вам понятен приговор?

Я хлопнул ресницами и посмотрел на родственников погибшей семьи. Те выглядели весьма довольными и бросали на меня торжествующие взгляды.

Придурки! Они ведь даже не осознавали, что реальный убийца их родных все еще где-то на свободе. И, быть может, они будут следующими жертвами его деградированной психики.

— Я же тебе говорил, — буркнул Николай Валентинович, криво ухмыльнувшись.

Я посмотрел на него и кивнул.

Разумеется, и судья, и адвокат, и даже начкар в СИЗО знали, каким будет результат заседания. Да и сам я не сомневался, что меня отправят умирать в КСРС, что расшифровывалось как колония строгого режима и смертников.

По окончании судебного заседания в зале появились двое конвоиров из СИЗО. Они проводили меня обратно в мою камеру в изоляторе. Мой адвокат тоже прошелся с нами, продолжая наставлять меня по пути.

— Ты всё помнишь, Тони?

— Конечно, всё, Николай Валентинович.

— Ну ладно, — он все-таки казался немного обеспокоенным. — Я навещу тебя, если появятся новые данные.

— Главное, по моему делу не забудьте, — попросил я, показав большим пальцем назад в сторону здания суда.

— Не волнуйся, Тони. Я же обещал. Ты будешь признан невиновным.

Я и не волновался бы, ведь уже проходил похожие схемы. Меня сажали, я делал дело, потом выяснялось, что посадили меня зря, и вызволяли. Хотя, конечно, в виртуальную тюрьму я отправлялся впервые.

Беспокоило меня не это, а та грязь, в которой я теперь как бы замарался. Убийство несчастной семьи выглядело таким кровавым, что желание поскорее покончить с этим заданием довлело надо мной. Мне до черта не хотелось, чтобы все думали обо мне как о таком мерзавце, способном покрошить на кусочки четырнадцатилетнюю девушку, не говоря уже о восьмилетнем пацане.

Но я мог положиться на Николая Валентиновича и потому оставался спокойным.

Я вернулся в свою камеру, поделился с сокамерниками своим приговором, пообсуждал его с ними. Разумеется, корчил свое якобы недовольство и грозился, что подам апелляцию. А на самом деле считал дни, приближающие меня к моменту, когда мое тело погрузят в капсулу последней инстанции (КПИ).