Мой взгляд скользит по его картам, давая ему понять, что я видел, как он жульничал - неумело - на протяжении всей игры.

Лицо Винни, черт возьми, бесценно. Его обычно румяная бледность превратилась в болезненную, и хотя его глаза горят ненавистью, сигара дрожит в зубах от страха.

Оливковые щеки Лучиано потемнели до насыщенного, оскорбленного сливового цвета, а его темные глаза впились во второго.

Хорошо. Ему должно быть неловко, что его собственный человек ворует в моем заведении.

— Приятно знать, что среди воров есть честь, Лучиано.

— Лучиано не воры, — возражает он.

Винни ерзает рядом с ним. На лбу у идиота выступил пот, как будто он одновременно злится и усердно работает над ответом.

— Разве мы не все воры? — мой отец шутит, пытаясь поднять настроение. — В этом вся Гвардия. Общество воров с хорошим пиаром.

— Ты даже украл собственную жену, Финнеас. Каков отец, таков и сын. Забавно, как история повторяется, — смеется Муньос вместе с остальными, в то время как Лучано, кажется, расслабляется. Но я поворачиваюсь к отцу.

— О чем это говорит Муньос?

— Ты не знал? — спрашивает Милтон и выдыхает смешок из-за сигары. — Вот почему О'Ши ненавидят твою семью в первую очередь. Твоя мать была обещана Чарли, но твой отец похитил ее в ночь перед свадьбой. Единственная разница между тобой и твоим отцом в том, что ты, скорее всего, спас жизнь своей жене. Барон - чудовище со своими женщинами.

Правда в его последнем заявлении заставляет мою кровь закипеть, но я все еще не могу прийти в себя после первой половины.

— Папа, они разыгрывают меня из-за тебя и мамы, да?

При этой истории светлые щеки моего отца заливаются румянцем.

— Так говорят. Но мы с твоей матерью первыми полюбили друг друга, и Чарли это знал. Он хотел ее ради власти ее семьи. Я хотел ее ради ее сердца. Чарли может ненавидеть меня за это, но я ни о чем не жалею.

Сегодня утром я сказал ту же фразу Лейси, и то, что я услышал свои же слова из уст отца, ударило меня в самое сердце. Я знал, что мои родители любили друг друга, но понятия не имел, что они чуть не разрушили все друг ради друга.

Лучиано усмехается.

— Любовь? Что за нелепая концепция. Знаешь, что я думаю? Никогда не влюбляйся в женщину, не говоря уже о женщине Гвардии. Они хотят манипулировать тобой только ради собственной выгоды. Господи, Маккеннон, ты хороший человек, но романтичный дурак.

— Да, возможно. Но мы, дураки, самые богатые. Любовь делает человека сильным. Жадность делает его слабым.

— Нет. Власть и статус делают мужчину сильным. Любовь делает его слабым, — возражает Лучиано.

— Ты говоришь как человек, который никогда этого не испытывал. — Мой отец бросает на него многозначительный взгляд, и Лучиано открывает дыру в своих картах.

— Может быть, ему лучше быть циником, если влюбленность заставляет его изливать сонеты, как тебя, старый друг. — Смех Томсона разгоняет морщинки вокруг его широкой улыбки. — Твой отец - настоящий поэт, Кайан.

— Нет, если уж на то пошло, я философ. Поэтессой была его мама. Это просто передалось мне.

— В любом случае, мир был бы лучше, если бы мы все могли испытывать вожделение к женщинам, на которых женимся, а не к женщинам, которых трахаем, — смеется Милтон.

Зал разражается смехом, и мой отец поднимает свой бокал.

— Пусть Кайану так повезет, что он нашел и то, и другое в одной женщине. — Остальные поднимают бокалы, когда он приветствует: — Sláinte is táinte. За здоровье и богатство, ребята.

Мы все аплодируем и потягиваем свои напитки, прежде чем вернуться к игре, но не раньше, чем я поймаю этого ублюдка Винни, дерзко совершающего ту же ошибку, которую он совершал весь вечер.

Сукин сын.

— Теперь, когда с поздравлениями покончено, — мой отец кашляет и садится. Черт. У него либо плохая рука, либо он собирается вывести меня из себя. — Я знаю, что обычно это само собой разумеется, но пока оставим это при себе. Кроме нескольких лояльных сотрудников, вы единственные, кто знает эту информацию. Будет нетрудно выяснить, кто из вас болтает языком.

— Папа? Сохранить мой брак… в тайне? Какого черта я должен это делать?

Мой отец делает вид, что убирает руку, чувствуя себя неловко из-за того, что я расспрашиваю его перед группой. Но мне все равно. Это дерьмо.

— Первоначальный план состоял в том, чтобы разгромить О'Ши, — объясняет он. — Но тогда нас не волновали причины всего этого, просто месть. Теперь ты объединил нас с ними, и на нас легла обязанность все исправить. Если посмотреть на это со всех сторон, то, как ты и сказал, парень, Барон - новая Гвардия. Зачем О'Ши разрывать наш контракт о помолвке Лейси с тобой? Даже если Чарли ненавидит Маккеннонов за то, что я сделал с ним десятилетия назад, он всегда заботился об обществе. Так зачем же ему делать что-то прямо противоположное тому, что лучше для всех?

— Потому что Чарли О'Ши скорее даст себя зарезать, чем позволит Маккеннону быть хранителем Гвардии? — шутит Муньос.

— О, О'Ши умнее этого, — ворчит мой отец и качает головой.

— Я слышал, прошлой ночью в «Руж» произошло убийство, — отмечает Томсон. — У девушки была светлая кожа как у Лейси, такой же цвет волос, костюм и все остальное.

Гримасы искажают лица, и проклятия разносятся по столу. Муньос качает головой.

— От этого во всем разит зловонием Барона, Кайан.

— Возможно, стоит спросить кого-нибудь из наших друзей в полиции, — предлагает мой отец.

— Может быть, — отвечаю я, разочарованно выдыхая воздух из носа.

У меня было чувство, что за убийством в «Руж» кроется нечто большее. Именно поэтому я запер Лейси в своем номере, чтобы прийти на эту встречу в первую очередь, чтобы все обдумать и обезопасить ее. Но то, что эта информация была озвучена вслух другим членом Гвардии и поддержана моим отцом, подтверждает мои опасения, что Монро играет нечестно.

— Разве Монро не был одним из финансовых менеджеров в бизнесе О'Ши? Может быть, он как-то связан с арестом О'Ши? Или даже с судебным процессом? — излагает Лучиано.

В моей голове звенят тревожные колокольчики, но я сохраняю невозмутимое выражение лица, не выдавая своих чувств. Я не хочу, чтобы они пришли к каким-либо выводам, которые могут навредить Лейси. Мне самому нужно выяснить, что у Монро есть на О'Ши.

Я некоторое время молчу, раскладывая свои карты по старшинству, обдумывая все до тех пор, пока не получу туза там, где хочу.

Держать свой брак в секрете - последнее, чего я хочу. Если бы я мог, я бы показал это видео с нашей полуночной свадьбой на одном из множества мигающих рекламных щитов на Стрип-Стрит. Но я не могу избавиться от воспоминаний об испуганных небесно-голубых глазах Лейси, когда я пригрозил отправить это Монро.

Я киваю дилеру и перекладываю свои фишки через стол.

— Я иду ва-банк.

Краем глаза я вижу, как поднимаются кустистые брови моего отца. Легкое движение заставляет меня понять, что он наблюдал за мной все это время. По тому, как он смотрит на меня, я могу сказать, что он знает, что я уже разрабатываю план, но я не хочу, чтобы остальные в комнате пока это слышали.

— Ты прав, папа. Я выясню, что задумали Монро и О'Ши. А пока нам нужны лояльность и молчание. Это общество держится на секретах, и я надеюсь, что могу рассчитывать на то, что вы сохраните мои секреты, как я сохранил ваши.

Все кивают, но темно-карие глаза Винни загораются, как будто он наконец понял, что за ответ придумали его две придурковатые мозговые клетки.

— Великий дикий туз не хочет выпендриваться? Нет, я на это не куплюсь. Что это на самом деле, Кайан?

Его глаза внезапно расширяются в притворном ужасе, разыгрывая спектакль для всех остальных, когда он спрашивает:

— О, черт. Может, она не была девственницей?

Я спокойно встаю со своего места и подхожу к столу с рулеткой, пока не нахожу то, что мне нужно. Когда я это делаю, Винни как раз вовремя драматично кричит, обращаясь к своей аудитории.