В этот раз на дальнем краю сцены наклонно установили щит из чудес меткости. Дополнительный скат вёл к задней лесенке, позволяя Красильону возвыситься над партнерами ещё больше.
Только выйдя, герцог обнаруживал, что кое-что забыл.
— Что за прогулка без оружия? А вдруг кто… нападёт, — Крас манерно подкручивал нарисованные завитые усики. — Мало ли на свете самоубийц…
— Шпага при вас, — намекнул Жердин.
— И что? Её мне мало!
— Сию минуту, господин! Я мигом!
— Ваше сиятельнейшее сиятельство, позвольте предсказать вам будущее? — Пока Красильон прохаживался один, к нему подошла гадалка. За милостивые монетки герцога, Веда предсказывала ему всё более великие достижения. — Однако, сегодня вас ждёт стычка…
— Что меня ждёт? — возмутился Красильон. — У меня не бывает вульгарных стычек, только благородные поединки!
— Да, это будет поединок, светлейший сеньор. Но обернется он не совсем победой…
— Что-что? — герцог демонстративно забрал последние две монетки.
— Но это будет больше, чем победа! Вас ожидает невероятная, сказочная награда!
— Другое дело, — Красильон милостиво вернул плату, добавив ещё монетку. Гадалка величественно поклонилась и прошла за кулисы. Тут же с ней еле разминулся запыхавшийся слуга и бережно вынес секретное оружие, со сверкающей золотой рукоятью, точь-в-точь — эфес кинжала.
Оказалось, это зеркальце на длинной ручке. Красильон любовался собой, величаво ступая. При этом, совершенно не видел, куда идёт, так что слуге пришлось постоянно уворачиваться от хозяйских сапог. За сценой в это время звук истерического петушиного кудахтанья перешел в индюшиный клёкот. Дав публике отсмеяться, индюка сменил хриплый крик павлина. Зрители отвечали полным согласием, пока вельможа поправлял «пёрышки» и всячески распускал хвост.
Особенно смешило, что в его ухе болталась огромная грушевидная жемчужина, длиной в палец, в широкой части размером с вишню. (Крас делал иногда для пущего эффекта накладки на свою сережку. Так у его грозного атамана разбойников болтался в ухе стальной череп, у чародея — сверкала острая асимметричная звезда. Насадок было несколько, легкие, чисто бутафорские. Обычно Красильон носил «бриллиантовую» сережку, рассыпающую искры. Но даже она была поскромнее этой).
— Ну, как я сегодня? Хорош? — спросил герцог слугу.
— Вы прекрасны, мой господин, — Жердин не просто кланялся, стелился по сцене. Красильон скорчил разочарованную гримасу:
— Всего лишь? Ты мог сказать, что я великолепен! Что великолепнее меня нет во все… — на полуслове он отвлёкся, снова заметив себя в зеркальце.
— …во всём мире! — с готовностью подхватил Жердин. Герцог поморщился, тяжко вздохнул и спрятал зеркало за пояс, вместо кинжала:
— Что, только в нашем? Я бы хотел услышать, что во вселенной! — с досадой он развёл руками. — О, небеса, за что?! За какие грехи мне послан нерадивый слуга без капли воображения!
— Кстати, о каплях…
— Что-о-о-о? Хочешь пропустить стаканчик? Пьяница! А кто работать будет?
— Нет-нет, мой господин, я не хочу пить. Когда я смотрю на ваше ухо… простите, на вашу жемчужину, её размеры уже утоляют любую жажду! — Жердин восторженно сглотнул. Красильон расплылся в самодовольной улыбке и хлопнул слугу по плечу, так, что тот растянулся на сцене, не выдержав веса хозяйской похвалы, но мигом вскочил и поклонился.
— Будет ли мне дозволено узнать цену этого великолепия? Вы снова заложили фамильный замок? И как будем рассчитываться?
— Что? Замок? Когда это было… Я его, кажется отыграл в прошлый раз… Гм, да как ты смеешь, ничтожный червяк? Эта жемчужина стоит десяти замков! Да знаешь ли ты, что эта жемчужина, будь она настоящей, стоила бы полкоролевства!
— Ого!
— Не меньше, — герцог невозмутимо поднял палец.
Жердин поскреб затылок, напряженно соображая:
— Выходит… она фальшивая?
— Да ты с ума сошел? Пристало ли МНЕ носить фальшивку? Это копия и весьма ценная! Я заплатил за нее… не помню, грошей пять… или шесть… или вообще не платил, просто отнял… В общем, она моя по праву!
— Э-э, господин, а зачем же вы ее носите, раз она того… копия? Чтобы не жалко было, если украдут? — слуга склонился очень низко, замаливая дерзость.
— Зачем ношу? — Крас снова поднял слугу за шкирку и потрепал по плечу, так, что долговязый клетчатый парень шатался, как былинка. — Для престижа, друг мой. Она… большая!
— Это есть, — признал Жердин.
— Вооот. И по ней все сразу видят, какой я большой человек!
— Великий, — поддакнул Жердин.
В этот момент на сцену вылетел Новит с огромным портфелем школяра. Пригнув голову, глядя под ноги, пронёсся так, словно опаздывал на важный экзамен. Естественно, столкнулся с вельможей, попав головой ему в пояс. Крас чуть покачнулся и мгновенно поймал обидчика за шкирку, за воротник сизого плаща.
Школяр схватился за лоб, на котором должна была отпечататься роскошная пряжка и медленно поднял глаза. Так медленно, что высота казалась бесконечной и вызывала колики смеха у публики. Глаза школяра раскрывались всё шире, пока он чуть не заваливался назад, его удерживала только вельможная рука.
— Простите, я вас не заметил!
Зрители ответили взрывом хохота. Красильон удивлённо вскинул брови, пока смех не притих. Зловещую паузу он выдерживал, пока слуга в сторонке корчился от безмолвного смеха. Зрители тоже давились, но молчали, желая слышать, что будет дальше.
— Да как ты смеешь, ничтожный червяк? — зашипел герцог. — Ты знаешь, кто я? Весь этот городишко у меня в кармане! Все важные чины едят из моих рук! Мой род древнее самых старых башмаков последнего нищего, а мой герб выше самой высокой трубы на ратуше! Я непревзойденный боец и нападаю только когда силы совершенно равны… Сейчас ты это почувствуешь на своей шкуре! Да я тебя отдам стражам закона, да я тебя… на каторгу!
Пока герцог перечислял угрозы, школяр безмятежно спал, повиснув в его руке, и сладко причмокивал губами, как спящий младенец. Заметив, Красильон встряхнул его и толкнул локтем:
— Да ты спишь, что ли?
Новит отчаянно зевнул, захлопал глазами:
— Простите, вы уже закончили молиться?
— Что-о-о?
— Да я всегда засыпаю во время школьной молитвы… привычка… у многих школяров такая! Ай! — он наконец пытался убежать, но Красильон крепко поймал его за ухо:
— Ничтожный мальчишка!
— Ай, пустите! Не смейте! Моё ухо! — пытаясь вырваться, школяр на ходу расстегнул портфель и выхватил короткую шпагу: — Я дворянин! Я не позволю!
Когда Красильон от изумления разжал пальцы, школяр отскочил, воинственно размахивая шпагой. Это было смешно, и Красильон отмахнулся от шпаги рукой, как от мухи.
Зрители смеялись, но смех замер, когда школяр случайно задел серьгу-жемчужину. Та стала бешено качается. Вельможа зримо наливался гневом. Крас скорчил такую зверскую рожу, закусив губы, зло прищурив глаза, что публика уже не знала, смеяться или разбегаться подальше, от греха. Они-то помнили, что герцог на сцене — всего лишь маска, но… Он же узнает. Очень скоро узнает. Лорд Инзель. А если он сейчас здесь? Он никому не простит смех над собой, не лучше ли пока не поздно… Но никто не мог уйти, всё бросив, не узнав, чем закончится поединок.
Красильон уже налился краской, как перезрелый помидор. Причем, он незаметно тряс головой, что выглядело дрожью гнева, так что серьга не останавливалась, качалась, грозя сорваться. Полностью разделяя чувства публики, слуга присел от страха, прикрыв голову руками. За сценой погремел раскат грома, который Веда изобразила гибким стальным листом.
Школяр смущенно осторожненько шажок за шажком приблизился к герцогу, похожему на тигра перед броском, и двумя пальцами остановил серьгу. О, ужас! Жемчужина осталась в его руке. Теперь школяр испугался по-настоящему. Виновато широко улыбнулся, пожал плечами. За сценой нарастала барабанная дробь.
Новит подул на жемчужину, стряхнул пылинки, протянул серьгу на ладони владельцу, жмурясь от ужаса, и отвернувшись лицом в публике. Крас бесконечно надменно выпрямился, грудь колесом, став ещё выше. Взяв серьгу, снова прицепил её к уху, свысока глядя на съежившегося школяра, который становился всё ниже, по мере того, как Красильон рос. Слуга еще раньше уполз за сцену, стекая по ступенькам, словно тень.