— Да, ну тебя… — собираюсь уйти, но в этот момент ощущаю ее морду, тычущуюся мне в плечо и легкий укус. Оборачиваюсь. Чика смотрит мне в глаза, раздувает ноздри. Уши плотно прижаты к голове. Верхняя губа подрагивает. — Вот что тебе нужно? Что!? — не выдерживаю я. — Не могу я приходить чаще. Понимаешь!?

Вот, как ей объяснить, что каждый приход сюда. Это лишний скачок кортизола в моей крови.

— Думаешь мне просто!?

— Вот иди и жри теперь свои фаршированные перцы! — кричит Егор. — Я что нянька за тобой с ложкой бегать? — Смеюсь утыкаясь носом в влажный мягкий нос Чики. Она издает легкое протяжное ржание, перебирает передними копытами, утаптывает песок. Снова запрыгиваю на нее. Запускаю в легкий галоп, делая круг по манежу. Останавливаю около смеющегося Тимура.

— Что ты ей там нашептал? — продолжает смеяться.

— Я сказал жри иди! — орет Егор с крыльца. — Бл…ть! Вся квартира, вся машина и весь кабинет… все провонял!

— Что это с ним?

— Да ничего. Попросил Ульку приготовить фаршированный болгарский перец. А он его ненавидит. Чуть не блюет от запаха. Она вчера огромную кастрюлю наварила, а я домой ночевать не пришел. Я забыл если честно. Ни за что не пропустил бы ужин, если бы знал, что Улька расстаралась.

— Тимур, твою мать! Я его сейчас выброшу!

— Пойдем, — зовет меня с собой. — Я тебе выброшу! Ульяна тебе голову откусит если узнает, — произносит Тимур косясь на брата. Передаю повод Илье заходящему в манеж. Я прервал их тренировку. — И ничего он не воняет, — бормочет себе под нос Тимур. На самом деле я тоже никакого запаха не чувствую.

— Все, идите уже отсюда! — отмахивается от нас Егор, залипая взглядом в мониторе.

— Я на выходные кукурузы вареной у нее попрошу, — произносит Тим и не дожидаясь реакции брата, захлопывает за нами дверь.

— А кукуруза ему чем не угодила?

— Та же херня, что и перец, — смеется Тимур, шагая в направлении столовой.

Новая буфетчица подогревает в микроволновке перец, раскладывает его на тарелки. Наливает нам чай.

Тим улыбается, разглядывая пышные формы молоденькой девчонки. Подмигивает ей, вздыхает.

— А теть Оля куда делась?

— На больничном, внучку за себя отправила, видишь. Катюх, а ты чего не в школе?

Девчонка цокает, ее щеки заливает румянец.

— Я школу в прошлом году окончила, Тимур. Тебе, по-моему, это прекрасно известно, — улыбается и отворачивается.

— Смотри, хорошая девчонка, — шепчет мне Тим, проживав первую порцию фарша с рисом. — Нахера тебе эта гадючка сдалась? Ну и что, что сиськи классные. У Катьки вон смотри, в два раза больше.

— А че сам с Катькой не замутишь? Блин, вкусный перец. Чего Егор Саныч выделывается?

— Да, ну его. У него, наверное, уже старческое… Я с малолетками не связываюсь. За ней же ухаживать придется. А я не любитель этих уси-пуси. Да еще бабушка ее хай поднимет. Вдруг она меня соблазнит, а я с собой не справлюсь и че потом? Жениться? Я знаешь ли, ближайшие пятнадцать лет не планирую. Это ты у нас с телками нянчишься. Точнее с кобылами.

— Больше не нянчусь ни с телками, ни с кобылами, сам же видишь.

— Хочешь сказать, что с Аликой все? — громко отпивает чай из кружки.

— Наверное, — пожимаю плечами, а у самого мотор стучать быстрей начинает, тарахтит как заведенный. Прошла ровно неделя. Первые пару дней вообще тоска была, хоть на стену лезь, сейчас чуть попустило. Так и пройдет, главное не пересечься с ней ни где. — Ты видишь ее?

— Бывает… вчера утром видел. В такси садилась, на работу, наверное, ехала. Ее батя Егорке хвастался, что она работать в отделе маркетинга начала. Этот мне сразу вывалил гору претензий, по поводу моего разгильдяйства. Еще Алику мне в пример не ставили, — закатывает глаза.

— Может еще чайку? — рядом со столом возникает габаритная фигура Кати.

Отрицательно качаю головой. Тим тоже отказывается. Девчонка продолжает крутиться поблизости, то и дело стреляет взглядом в Тимура.

— Ты смотри, она на тебя глаз положила… Ты б один в столовку не ходил.

— А думаешь, чего я с собой тебя притащил? От того что щедрый такой? Ошибаешься… Кать, спасибо! — кивает ей поднимаясь из-за стола. Забирает тарелки и кружки, несет на кухню. Катя отвлекается от пейзажа за окном и чешет следом за ним. Нагоняет его в дверном проеме. Тим втянув живот пытается протиснуться мимо девушки. Она забирает из его рук грязную посуду.

— Я сама уберу.

— Катюха, ты прелесть, — выдаёт Тимур, выходя обратно в столовую. — Счастья тебе огромного и жениха богатого! — кивает мне на выход.

Говорю спасибо Кате и иду обратно к манежу.

Не позвонил, не написал и не приехал больше… На самом деле первые дни я и не хотела этого. Не знаю, как смотреть теперь в его глаза. Брошенные на эмоциях слова, не перестают вертеться в моей голове. Я не хотела его обижать, но время, к сожалению, не повернуть вспять.

Отвратительная гематома, оставленная губами того урода на моей шее, не давала мне забыть тот кошмарный вечер. И как бы я не маскировала этот синяк, я не хотела встречаться с Дровосеком с глазу на глаз, пока он полностью не исчезнет.

Я очень тоскую по нему. То и дело пересматриваю наши немногочисленные совместные фото и плачу. Почти все время плачу. Папа, переживает за меня. Каждый вечер допытывается и допрашивает меня. А я не могу ему рассказать. Не могу признаться в том, что так сильно обидела человека в которого… влюблена.

Да, наверное, так и есть, я влюбилась в Дровосека. Внутри все горит и скукоживается. Моя пластиковая душонка сжимается как целлофановый пакет намотанный на палку и сунутый в горящий костер. Сердце болит и ноет. Все валится из рук. Я ненавижу себя за эту слабость. Ненавижу себя за малодушие и гордыню. Но я не умею просить прощения и не знаю, как все исправить.

Каждый день пересматриваю его страницу в ВК. На ней ни так много информации, и она перестала обновляться в октябре прошлого года. По моим предположениям с того момента как дядя Слава попал в аварию. На фотографиях в профиле он совсем мальчишка. Совсем не похожий на себя нынешнего. Слежу за тем как часто он появляется в сети. И каждый раз, когда вижу зеленый огонек, заношу палец над дисплеем, но написать ничего не решаюсь. Наверное, я жду от него первого шага. Это глупо конечно, но я все еще надеюсь на то, что он окажется взрослее и мудрее меня и сам начнет диалог.

На исходе третьей недели нашего обоюдного молчания. Я все-таки не выдержала. Написала ему короткое «Прости меня». Но до этого плеснула себе в стакан немного папиного рома, полбутылки которого нашла в одном из шкафчиков кухонного гарнитура. От того, что сообщение моментально оказалось прочитанным, меня бросило в жар, а потом резко окатило ледяным душем. Он вышел из сети, ничего не ответив мне. Посмотрел и просто вышел! Никакой реакции… Ничего!

На то, чтобы написать второе сообщение мне понадобилось еще минут двадцать. Все это время голова гудела, откуда то взявшаяся обида закипала во мне как котел с густым ведьмовским варевом, булькающим и лопающимся зелеными пузырями. Он меня проигнорировал! Просто проигнорировал!

Стакан с крепким алкоголем продолжал стоять на столе так и не тронутым. Какие глупости. К чему все это? Уже было собралась вылить его в раковину, но передумала. Отодвинула в сторону. От скрежета стекла о поверхность столешницы вздрогнула, поморщилась и быстро набрала:

«Нам нужно поговорить», — застыла в ожидании на долгие полчаса, за это время искусав себе щеки и изжевав губы. И снова две галочки окрашены в синий цвет и тишина.

Время тянется медленно как липкий противный слайм. Из головы не идет та унизительная сцена. Она оказалась унизительной как для него, так и для меня тоже. Неужели он этого так и не понял?

Может он уже и думать обо мне забыл, а я тут убиваюсь. Может он во всю гуляет и веселится, пока я солю слезами подушку и не решаюсь выбросить совсем засохший букет красных роз.