— Ты что здесь делаешь? — слышу голос Тимура.

— Работаю, что еще?

— Не говори, что ты согласился! — пришлось рассказать ему о предложении отца Алики, временно побыть ее водителем.

— А что такого? Это лучше, чем таксовать.

— А тачку, зачем поменял? — смотрит на Субару сквасив недовольную мину.

Что б он понимал… Вот Розка соображает. Вижу, как загораются ее глаза, когда она раскрыв рот обходит Лису по кругу.

— У нее же оппозитный мотор! Так ведь!? — неожиданно восклицает Роза, спихивая меня с капота. — Открой, пожалуйста.

— Ты идиот, она же старая как говно мамонта.

— Ты больной!? — вспыхиваю не сообразив, о ком идет речь. — Ей всего девятнадцать!

— Ишак! Я про машину, — присаживается на корточки присматриваясь к вентилируемым тормозным дискам.

И правда ишак, надо же такое сморозить. Это все недосып и гудящая башка.

— На свою посмотри, моя по моложе твоей будет.

— С этим не поспоришь, но у меня то, механик есть.

— Я сам себе механик.

— Кирюх, — отводит меня в сторону, оставляя Розу наедине с внутренним миром машины. Она зачем-то фоткает движок, что-то бормочет себе под нос. — Ты ее этим не впечатлишь. И вообще, лучше не связывайся, а… Ну, на хер тебе это надо, братан? Забыл, как ху. во тебе было.

— Я просто хочу подзаработать, — пожимаю плечами, переключая внимание на Розу. — Крутяк?

— Ага! — восторженно произносит она. — Дашь мне порулить как-нибудь?

— Конечно, — смеюсь.

— Так, крутяк, — Тимур утаскивает ее в сторону своей машины. — Кто-то опаздывал вроде.

Не слушаю их перепалку, захлопываю капот и направляюсь к лифту, оставляя позади себя скандал, по поводу того, кто из них сядет за руль.

Владимир Григорьевич встречает меня около лифта. Его глаза суетливо бегают. На висках мелкими бисеринками проступает пот. В дневном свете, он кажется совсем другим. Он прилично постарел и осунулся. Раньше я видел его только мельком, вчера особо не вглядывался в его лицо, не до этого было. Сегодня смотрю на него и сердце сжимается от жалости. Здоровенный мужик, все больше смахивает на старика. Он протягивает мне руку, здоровается на ходу.

— Кирилл, я спешу на самом деле, — произносит скороговоркой. — Сейчас переведу тебе деньги, подожди, — притормаживает около двери в квартиру.

— Не надо, — смотрю на его суетливые движения.

— Нет. Мы ведь договорились вчера.

Да не о чем мы не договаривались, хочется закричать почему-то.

— Я не возьму. В любом случае, я здесь ненадолго. Не спешите вы так, — но звук входящего сообщения уже оповещает меня о том, что на карту упали бабки.

Хер с ним. Все равно верну потом. Передо мной открывается тяжелая дверь.

— В одиннадцать вам нужно быть на Слуцкого. Ты знаешь это место, твой отец тоже проходил лечение у Купина. Второй корпус, шестнадцатый кабинет.

— Ага, знаю, — делаю шаг в квартиру.

Тишина вокруг. Только сердце мое стучит громко, словно кто-то внутри меня бьет в колокол.

— Она на кухне, — жестом приглашает меня. Разуваюсь.

— Алика! — кричит громко. Она не отзывается. — У меня встреча, Кирилл, — стучит пальцем по циферблату часов. — Но ты держи меня в курсе, звони в любое время.

— Хорошо, — делаю пару шагов вглубь квартиры, слышу глухой хлопок двери позади меня.

Каждый шаг, словно гвоздь загоняемый в мое сердце. Не такая уж и большая у них квартира, раз ровно через двенадцать шагов я останавливаюсь в дверном проеме.

Алика сидит прямо напротив двери. Похоже готовилась и заняла выжидательную позицию. Она держит в руках банку с шоколадной пастой, показательно облизывает большую ложку, глядя мне в глаза. На ней белая широкая футболка с высоким вырезом под самую шею и черные лосины. Волосы растрепаны и собраны в небрежный пучок на макушке. Она заметно поправилась и мало напоминает себя прежнюю. Алика смотрит мне в глаза и еще раз ныряет ложкой в банку, запихивая себе в рот приторное шоколадное месиво словно через силу. Перебрасываю взгляд на стол, он завален грязной посудой и фантиками. Она делает явное усилие над собой, чтобы проглотить шоколад. Вздернув бровь, смотрит на меня, но все-таки начинает разговор первой:

— Ну, привет, Дровосек! — улыбается ехидно, метая взглядом в меня дротики.

Пиз…ц! Я не могу подобрать никакого другого слова, характеризующего свое состояние от увиденного. Да ну на х…й!! Этого не может быть. Хочется развернуться и сбежать. Просто вылететь пулей из квартиры, кубарем слететь по лестнице не дожидаясь лифта. Запрыгнуть в машину, дать по газам и очутиться где-нибудь за пару тысяч километров отсюда, а лучше дальше.

Алика продолжает в упор пялиться на меня. Чувствую, как бледнею и одновременно с этим покрываюсь пятнами, как немеют губы и язык словно отсыхает. Я и хотел бы, хоть что-нибудь сказать, но не могу. Если попробую издать какой-либо звук, наверняка это будет невнятное мычание.

— Вот только этого не надо, а! — выплевывает она нервным голосом. — Ты еще слезу пусти, — закатывает глаза и трогается с места. Стеклянная банка с шоколадной пастой, стоявшая у нее на коленях, катится по ее ноге и с грохотом приземляется на пол. Она бросает взгляд на разбившееся стекло и испачканный пол. — Чего смотришь? — кидает мне. — Делом займись! — взглядом указывает на разбившуюся банку. — Так уж и быть. Побуду доброй. Можешь сегодня тут потусить. Папа же уже заплатил тебе, так ведь? Вот и отрабатывай? — кивает на стол, заставленный грязной посудой.

Подъезжает ко мне. Смотрит снизу-вверх, взглядом требуя освободить ей дорогу. Не двигаюсь с места, продолжая преграждать ей путь. Смотрю в ее глаза. Они словно стеклянные. Смотрят в упор, но при этом кажется, что сквозь меня. Веки отекшие и покрасневшие. Тонкая сеточка красных капилляров покрывает белки глаз. Она плакала. Возможно плакала всю ночь. Но сейчас даже бровью не ведет. Смотрит надменно и нагло.

— Ели ты собираешься целый день торчать здесь со скорбным выражением лица, то лучше проваливай.

— Как это произошло? — единственное, что мне удается выдать полушёпотом.

Я вижу, как вздымается ее грудь под плотной белой тканью, как бешено колотится венка на шее, как сжимаются пальцы, на ногтях которых нет никакого покрытия. Все ее тело кричит о волнении, но на лице непроницаемая маска.

— А как по-твоему это могло произойти? Неужели папа не поведал тебе предысторию?

Да хер его знает? Может и рассказывал что-то. Разве я его слушал. В моей голове калейдоскопом крутились воспоминания. Я буквально несколько минут назад осознал весь масштаб трагедии, когда увидел ее своими глазами.

Она намеренно приближается еще ближе, касаясь своими ногами, моих ног. Отхожу в сторону, все же пропуская ее. Наблюдаю за тем, как она проезжает мимо меня и удаляется в направлении своей комнаты.

— Похоже не рассказал… — усмехается. — Я просто была обдолбаной, — снова усмешка, но уже какая-то горькая. — Разве можно было ожидать от меня чего-то другого? Не справилась с управлением. Закономерный исход.

Следую за ней. Рука сама тянется, чтобы коснуться ее плеча. Она словно почувствовав это, слегка ведет им. Оборачивается в пол-оборота.

— Наведи порядок на кухне и проваливай, — ее голос режет как бритва.

Собрав всю волю в кулак огибаю коляску, становлюсь перед ней, ноги сами подгибаются, присаживаюсь на корточки. Смотрю в глаза. Алика отводит взгляд. Дышит глубоко и прерывисто. Словно вот-вот разрыдается.

Сердце сжимается до размеров горошины. Внутри все горит, полыхает и плавится. Алика… Моя Алика. Вредная, высокомерная зараза. За что судьба так с ней? Почему? Почему вот так? Ну и пусть бы дальше гуляла и развлекалась. Пусть бы дальше наслаждалась жизнью. Веселилась и смеялась. Танцевала на своих высоченных каблуках и носила микроскопическую одежду. Украшала бы этот мир собой и своей беззаботностью. За что ей это? Она ведь не справится…

— Нам пора выдвигаться? Пробки, — произношу сглотнув, с трудом поборов в себе желание коснуться ее руки.