— Принеси мой телефон.

— Думаю, он тебе не понадобится.

— Сейчас же, принеси мой телефон! — произношу все с той же интонацией.

Кир через секунду скрывается за дверью моей комнаты.

Возвращается и протягивает мне трубку.

— И наушники, — добавляю, когда он обувает второй кроссовок.

— Обойдешься без них сегодня.

— Ты плохо справляешься со своими обязанностями. За пятьсот тысяч ты должен…

— За пятьсот тысяч, я должен отвозить тебя в больницу, а за тем привозить обратно, — перебивает меня, толкая входную дверь.

— Я не успела расчесаться.

— Мне все равно, и всем окружающим, поверь мне, так же по хер.

— Вернись!

— Нет.

— Я скажу отцу…

— Что ты ему скажешь? — толкает коляску в направлении лифта. — Что ты избалованная, мелкая манипуляторша, нацепившая когда-то себе на голову корону и до сих пор не расставшаяся с ней, не смотря на обстоятельства. Он и так в курсе, что ты за фрукт. Даже не так… не фрукт, а овощ, — последнее слово он выделяет с особой интонацией.

Это очень жестоко. Я не ждала от него подобного, его слова царапают слишком глубоко. Настолько глубоко, что я не в силах даже ответить что-либо. Поэтому я просто опускаю голову и роняю горячие слезы, крупными каплями, падающие мне на ноги. Черная синтетическая ткань быстро впитывает сорвавшуюся влагу, которая не оставляет после себя следов.

Лифт опускает нас на парковку. Только бы не встретить никого из соседей. Пару раз я пересекалась с Тимуром и его женой. Сюр какой-то… этот клоун женился. А еще говорят, я с приветом.

Ищу глазами его машину. На самом деле, мне бы очень хотелось снова в ней посидеть. Вдохнуть аромат салона: запах полироли и древесной смолы, муската, мятной жвачки, немного бензина и еще чего-то сложно определимого, но присущего только ему. С разочарованием смотрю на старую синюю иномарку, около которой останавливается Кирилл, качаю головой:

— Одно ведро, лучше другого, — усмехаюсь. — Вызови такси. Я в это… не сяду.

Кирилл хмыкает. Даже мысленно не хочу теперь называть его Дровосеком.

— Давай, сегодня на ней. А завтра я подъеду пораньше, и мы с тобой прокатимся на общественном транспорте, — подмигивает мне, улыбается. — Знаешь какие крутые у нас автобусы запустили? Городской автопарк обновляется каждый день. Ты только принарядись немного, — очерчивает ладонью пространство вокруг своего лица. — Подкрасься, припудрись, голову в конце концов помой, все-таки в люди выйдем. А то как-то неловко в таком виде по улицам расхаживать.

Выслушиваю его тираду, склонив голову на бок, пристально всматриваюсь в его лицо. Вероятно, он ждет от меня какого-то ответа, но пауза затягивается, ведь я молчу. Он распахивает пассажирскую дверь, подкатывает коляску ближе. Порывается подхватить меня на руки, но я сама выравниваю кресло поудобнее и заученными движениями, которые я была вынуждена практиковать не единожды, перебираюсь на сиденье.

Кирилл складывает кресло, скребет пальцем по подбородку, кивает.

— А ты молодец, — качает головой.

Захлопываю дверцу, осматриваясь в салоне пока он укладывает кресло в багажник. В машине стерильно. Будто час назад ей сделали полную химчистку салона. Разочарованно заглядываю в бардачок. Не знаю зачем делаю это, просто хочу чем-то занять себя, вытаскиваю ключи взвешивая на ладони их тяжесть. Зажимаю в пальцах один ключ из связки и с силой провожу им линию глубоко царапая пластик на панели. Это тебе за «овощ», сволочь! С таким же нажимом провожу еще одну линию параллельно первой, а за тем еще две поперек, уже менее глубокие, но все же заметные. Черчу крестик посередине.

— Совсем спятила!? — не успев сесть за руль, выдергивает из моих пальцев ключи. Его глаза в бешенстве. Он переводит взгляд с моего лица на ободранный пластик.

— Что такое? — пожимаю плечами. — А ты разве не ждал от меня ничего подобного? Не думай, что деньги, заплаченные за твои скромные услуги, будут легкими, — наконец, я могу улыбнуться.

— Дура… — качает он головой, забрасывая связку обратно в бардачок.

— Не оригинально, Кирюш.

Он резко трогается с места. Я, словно кукла на пружинке, выпрыгивающая из шкатулки, покачнувшись, подаюсь вперед и прикладываюсь лбом об панель.

— Твою мать! — Кир матерится всматриваясь в мое лицо, придерживая ладонью мой подбородок. — Больно? Нужен холод! — хватается за ручку двери.

— Поехали, — накрыв ладонью лоб смотрю на свои ноги.

Да, я сделала это специально… Надеюсь, что на моем лице расцветет огромный синяк. И папа сам откажется от своей идиотской затеи.

— Алика! — снова поднимает мое лицо за подбородок.

— Поехали, я сказала.

Он тянется за ремнем безопасности и осторожно вытягивает его, продолжая смотреть на меня с тревогой. Пристегивает.

Сегодня Андрею икается. Я ненавижу всех вокруг и буквально стискиваю зубы от боли. Это ж надо было так просчитаться. Мало того, что Дровосек будет теперь дышать мне в затылок. Так еще этот Виктор мать его Семенович. В буквальном смысле вытягивает из меня жилы, своими идиотскими упражнениями. Он совсем со мной не церемонится, старый болван. Прикрикивает на меня, не позволяя расслабиться. Это не гимнастика, а настоящая пытка. Не массаж, а какое-то истязание, моего несчастного тела. Спустя час, выкатываюсь из кабинета Купина, выжатая как лимон. Ни за что больше сюда не вернусь. Верчу головой по сторонам.

Очень хорошо! Просто замечательно! Дровосек стоит в конце коридора в компании двух медсестер. Они беззаботно болтают, одна из них ассистирует моему врачу и буквально десять минут назад выскользнула за дверь, так и не вернувшись до завершения сеанса моей пытки.

Сложив руки на груди, прожигаю троицу взглядом. Стою посреди коридора, преграждая путь другим пациентам. На коляске здесь я одна, поэтому обойдут. Мужчина прыгая на костылях, огибает мое кресло, недовольно бормочет ругательства себе под нос. Не реагирую на его возмущения, продолжаю пялиться на троицу. Он сильнее, чем следовало бы хлопает дверью, привлекая внимание Кирилла и двух куриц в нежно розовых костюмах, ткань которых просвечивается так, что видны очертания и текстура кружевного белья.

Фу… Отвратительно! Похоже, они обе не в курсе, что существуют бесшовные телесные трусы.

Кирилл поворачивает голову в мою сторону. Ассистентка Виктора Семеновича, тоже резко разворачивается.

— Ой! А вы уже все? — смотрит вопросительно и направляется в сторону кабинета.

Кир идет рядом с ней. Вторая девчонка уже испарилась. Судя по всему, вид у меня, как у побитой собаки, раз на его лицо снова наползает тень беспокойства, которое он прячет за маской безразличия. За всю дорогу, а она без малого, длилась почти сорок минут. Он ни разу не заговорил со мной, лишь бросил несколько тревожных взглядов в мою сторону. Их я уловила боковым зрением, потому что все это время таращилась в окно.

Медсестра проскальзывает за дверь, Дровосек остановившись на секунду напротив меня, еще раз окидывает меня печальным взглядом.

— Минуту подожди, — бросает мне и заходит в кабинет следом за медсестрой.

«Конечно подожду… Куда ж я денусь!» — отвечаю ему мысленно и снова окидываю взглядом пространство вокруг себя.

У окна, метрах в пяти от меня, стоит женщина, сопровождавшая мужчину, зашедшего в кабинет. Она смотрит в окно и разговаривает по телефону.

Протягиваю руку к черной бейсболке Кирилла, брошенной им на банкетке. Вынимаю из сумки, трансформирующейся в рюкзак, телефон и аккуратно подбрасываю его под банкетку. Он глухо ударяется силиконовым чехлом об кафель, но громкого звука не издает. Вытаскиваю из кошелька карту. Засовываю ее за резинку лосин. Перебросив рюкзак за спину, цепляю лямки за ручки кресла, разворачиваю коляску и нацепив на голову его кепку, качу к выходу.

Я не планировала всего этого. Эта мысль родилась в моей голове моментально. Единственное, чего мне хотелось, это быстрее вернуться домой и закрывшись в своей комнате крепко уснуть. Я много сплю в последнее время. Возможно, это действие препаратов, но сейчас я ощутила, какой-то странный прилив бодрости и желание выкинуть, что-нибудь эдакое. Ну… как минимум, заставить его понервничать и побегать. А еще, я все еще надеюсь избавиться от Дровосека, но чувствую, что напакостить ему серьезно, я не смогу.