— С кем?

— С Чикой, — улыбается Ульяна. — Кирилл никогда не искал легких путей… Давай, сегодня попробуем на закрытом манеже, — бросает взгляд на запястье. — Там сейчас перерыв у вольтижеров. Никого не должно быть.

— Давай, — пожимаю плечами, ощущая, как тысячи иголочек, покалывают мое тело. Мне совсем не страшно, но очень волнительно.

Два месяца спустя

«Ты можешь сегодня подняться ко мне?»

Отправляю сообщение и прикусив нижнюю губу, смотрю на свою работу.

Он догадается, что оно не само сломалось… «Конечно догадается, балбесина!» — ругаю себя мысленно. Все-таки, нужно было попросить Розу. Она бы своими ключиками покрутила, вытащила бы какой-нибудь незаметный шпунтик и ничего не было бы заметно. А так, оно выглядит теперь, будто его Камаз переехал.

Дровосек перезванивает мне.

— Я буду минут через пятнадцать. Пассажира высажу и подскочу. У тебя что-то случилось?

— Угу… Кресло сломалось, — совершено беззастенчиво вру я.

— Серьезная поломка?

— Не едет. Колеса не крутятся.

Оно даже стоит только благодаря тому, что опирается на стену, как оно может поехать, так его перекосило.

— Давай, я за отцовским сгоняю?

— Нет! Это долго. Тюльпан будет волноваться. Я и так четыре дня отсутствовала. Он, наверное, уже с ума сошел.

— Хорошо. Скоро буду. Посмотрю, что можно сделать.

Дровосек продолжает таксовать и папины деньги не берет. У него начинается учеба в университете, поэтому бомбить теперь придется по ночам. Боюсь, что видеться теперь мы будем еще реже.

Мы сошлись на том, что мы просто друзья. А между друзьями не может быть никаких финансовых отношений. Я решила, что до тех пор, пока окончательно не встану на ноги, буду держать дистанцию. Возможно, это решение и заставляет мое тело работать на пределе своих возможностей.

Три раза в неделю он возит меня в клинику, а в комплекс мы ездим почти каждый день, всегда в разное время. Все зависит от расписания Чики.

Папа возил меня на дополнительную диагностику в Москву. Там меня проверили от макушки, до кончиков пальцев и заверили его, что я достаточно динамично иду на поправку.

Виктор Семенович, говорит тоже самое, но папа скорее всего, просто соскучился по Дорофее, поэтому и выдумал эту поездку. Она сейчас на седьмом месяце беременности и почти все время проводит в больнице. Не смотря на сложную беременность, она заметно похорошела, черты лица стали мягче, а движения более плавными. Саша носится с ней, как с хрустальной вазой. Раньше я, наверное, позавидовала бы этому. А сейчас просто порадовалась. Буквально через пару месяцев у них появится дочка, а у меня племянница. Даже представить пока себя не могу в роли тети настоящего ребенка.

Опираясь на костыли ковыляю к двери. Я очень соскучилась по нему и всю ночь ломала голову над тем как заманить его в квартиру. Дровосек все время куда-то спешит. Чтобы сэкономить его время, я стараюсь спускаться вниз самостоятельно и не опаздывать.

— Привеееет, — его взгляд пробегает по моим голым ногам и зависает на слегка оголенном животе, выше не двигается, а зря… сверху все тоже очень даже не плохо.

Я бы даже сказала, просто прекрасно. За два месяца ежедневной езды на лошади, мне удалось сбросить семь килограмм. Кто бы мог подумать, что верховая езда, может легко по конкурировать с фитнесом и не хило прокачать тело. Не удивительно, что у Ули и Розы такие шикарные фигуры. Теперь я понимаю почему.

— Привет, — опираясь одной рукой на стену, приглашаю его в квартиру.

Он продолжает пялиться в пол. Ну что такое? Я снова красивая и почти ходячая, а он глаз на меня поднять не может. Или не хочет…

Я многое выяснила через Розу. У Тимура, похоже, вообще нет секретов от жены. Какое же счастье, что он такое трепло. Эта Яна вообще никто. Она мне вовсе не конкурентка, потому что их общение вряд ли можно назвать романтичным. Он несколько раз бил морду ее отчиму-алкашу и пускал ее к себе в квартиру, пока тот был в неадеквате. Даже если и было что-то, до постели не дошло, я почему-то в этом уверена. В том, что она пыталась его соблазнить, сомнений конечно нет. Но это ведь Дровосек, разве мог он в серьез связаться с этой девчонкой, если мне говорил «люблю»?

— Вижу кресло тебе больше без надобности, — наконец, смотрит мне в глаза, улыбается.

— Нет, без него мне сложно, — опираясь на костыли, медленно ползу к комнате.

Ну какая же дура… Это самое антисексуальное зрелище из всех возможных. Хоть что надень, да хоть, вообще ничего не надевай. Пытаюсь сморгнуть набежавшие слезы. Неожиданно, его теплые ладони ложатся мне на талию. Он слегка отрывает меня от пола и ставит ногами на свои ступни.

— Давай, вот так попробуем? — его голос посылает волны микротоков по моему телу. Костыли с грохотом падают на пол. — Я так соскучился, — утыкается носом в мой затылок. — Сколько еще ты собираешься меня мучить? — его пальцы гладят мой живот задевая резинку высоких свободных шорт.

Прикрыв веки, глубоко дышу впитывая его близость, как тепло ласкового майского солнца. Его губы скользят по моей шее, рука убирает со спины волосы, пробегается пальцами по позвоночнику, гладит.

— Подожди, — неожиданно для самой себя останавливаю его. — Не спеши. У меня есть кое-что для тебя, я хочу, чтобы ты это прочитал.

По совету Ули я написала ему письмо. Только с ней я смогла поделиться тем, о чем не знает никто кроме мамы. Розе рассказать не рискнула. Если Тимур все выкладывает ей, вполне вероятно, что и она может сболтнуть ему лишнего. Это письмо давно лежит в ящике письменного стола, но подходящего момента отдать его ему, я так и не нашла.

Дровосек тяжело вздыхает, запрокидывает голову назад, стонет.

— Ты смерти моей хочешь?

Осторожно разворачиваюсь на его ступнях, повиснув на шее. Тянусь к губам и целую. Сначала сама его поцелую, а потом отдам письмо.

Дровосек моментально обхватывает мой затылок и углубляет поцелуй, одной рукой обвивает мою талию, второй крепко фиксирует голову, не позволяя отстраниться. Приподнимает меня и несет к кровати.

— Ты сбрасывала его с балкона? — Кирилл косится на раскуроченное кресло, прислоненное к стене. Устроившись головой на его груди, вожу пальцами по его животу.

— Нет, я пользовалась подручными инструментами? — улыбнувшись, щипаю его за бок.

— Откуда у тебя монтировка? — тихо смеется он. — Вот скажи, зачем? Ты настолько сильно его ненавидишь?

— Нет. Оно мне очень помогло в свое время. Я даже подумывала, отдать его кому-нибудь. Далеко ведь не всем по карману, такие коляски. Теперь чувствую себя ужасным человеком.

— Да… зря конечно ты так.

— Я просто хотела, чтобы ты носил меня на руках.

— Интересные дела! Не ты ли недавно верещала во все горло: «Не трогай меня! Я сама!»

— А ты потом больше не предлагал! — вскрикиваю возмущенно и приподнимаюсь на локте. — Вообще-то это было два месяца назад!

— Да какая разница! Ты же бешеная!

— Чего?

— Того!

— Чай, будешь?

— Буду!

— А за пирожными сходишь? — заглядываю в его глаза, свожу брови к переносице и смотрю жалобно.

— Какие пирожные? Ты кресло в хлам разворотила. Я тебя не подниму! — смеется он, уворачиваясь от моих щипков.

Встает с постели. Прыгая на одной ноге надевает джинсы и поднимает с пола футболку.

— Козел!

— Меее, — слышу из коридора его смех и хлопок входной двери.

По стеночке, перехватываясь за попадающуюся на пути мебель добираюсь до кухни. Ставлю чайник.

Поганый конверт, о котором я уже заикнулась, режет глаз своей белизной. Зачем я сказала ему о нем? Мы только что занимались любовью. К чему ворошить прошлое? Написанное уже ничего не изменит, а только разбередит раны. Я зачем-то подробно описала в нем все, что со мной происходило перед аварией. Нужно было сжечь его и представить, что я ему все рассказала.