— Тебе понравится! — продолжает повторять он, упорно волоча меня к парашютной вышке.

— Я согласна на колесо обозрения! И вату можешь мне купить. Клянусь, я ее съем! — проклинаю себя за то, что отказалась от сахарной ваты, в очередной раз объявив ему, что я не ем сахар и слежу за фигурой.

Дровосек меня не слышит, отрывая от земли тащит меня, не переставая смеяться и звать меня трусихой.

— Я в туалет хочу, — выдаю я, когда до жуткой башни остается не больше десяти метров.

— Правда хочешь?

— Ты издеваешься?

— Нет, просто если ты собираешься так отсрочить прыжок, то у тебя ничего не выйдет, — крепко держит меня за руку. — Не бойся, это не парашют. Мы не полетим до земли.

— Я буду кричать!

— Обязательно будешь! Тебе понравится, я тебя уверяю, — делает ещё несколько шагов. Семеню следом за ним. — Мы же вместе прыгнем. Я делал это не меньше сотни раз.

— С кем?

Дровосек не понимающе моргает.

— С кем ты прыгал?

— Аааа… Один. У меня друг тут работает. Сегодня его смена.

— Точно один?

— Разве можно ревновать к прошлому? — смеется.

— Я не ревную, просто пытаюсь оттянуть время.

— Я так и понял, — его шаги ускоряются. Хныча плетусь следом за ним.

— Как это будет? Кирилл, я жить хочу. Ну пожалуйста, — пытаюсь выдавить слезу, но ничего не выходит мы уже поднимаемся на первый пролет.

— Первый уровень всего двадцать пять метров. Второй раз можно будет попробовать пятьдесят.

Одинокая слеза все же скатывается по щеке.

— Я уверена, что мне не понравится.

— Я уверен, что ты захочешь еще.

Я дура? Совсем бестолковая, глупая идиотка, позволяющая облачить себя в страховочные ремни. Почему-то сейчас плакать стыдно. Это очень странно, но мне не хочется капризничать перед другом Дровосека. Его кажется зовут Максим. Я пропустила мимо ушей эту информацию. Мне страшно и холодно. Хоть день сегодня ясный и солнечный. Ему все равно не жить, даже если мы останемся живы. Я прикончу его.

Бах! Бах! Бах… Сердце грохочет. Пульс пробивает виски. Я вся покрыта липким потом, он наверняка пропитал ткань моего боди насквозь. Почему-то становится душно, ноги подкашиваются сами собой. Дровосек придерживает меня за плечи.

— Слушай, что говорит инструктор.

А? Что? Кто-то, что-то говорит? Язык прилипает к небу, во рту сухо как в Сахаре. Шмыгаю носом, переводя взгляд с расплывающегося лица Дровосека на такое же не ясное лицо инструктора.

— Кир, ты уверен? — произносит кто-то, где-то далеко за пределами моего сознания. — По-моему твоя девушка не в восторге от этой идеи.

— Все нормально, — так же далеко и с эхом звучит голос Кирилла. — Алика, обними меня руками и ногами, — подсаживает меня к себе на бедра, отрывая мои босые ватные ноги от резинового покрытия площадки. Послушно выполняю его просьбу. Всеми силами стискивая его шею, переплетаю ноги за его спиной.

— Тшшш… Полегче, ты меня задушишь! — смеется.

— Я тебя убью, — шепчу я онемевшими губами, делаю глубокий вдох.

— Готова?

Отрицательно качаю головой вероятно теряя сознание.

Дровосек прижимается своими губами к моим пересохшим губам и падает назад увлекая меня в невесомость свободного парения. Крик рождающийся в груди оглушает, рассекаемый нами воздух рвет мои волосы. Его дыхание обжигает мою шею, мы словно сиамские близнецы, сросшиеся воедино болтаемся вниз головой, раскачиваясь на тросах.

— Придурок!! — пытаюсь боднуть его головой, осознавая, что все уже закончилось. Закончилось, так быстро, что я и понять толком ничего не успела. — Все понятно! — киваю тяжелой головой. Нас уже поднимают.

— Что тебе понятно? — смеется Дровосек.

— Это все только ради того, чтобы облапать меня, да? — одна его рука, крепко прижата к моим ягодицам, вторая обвивает мою спину под лопатками.

— Мне убрать руки? — смеется он.

— Только попробуй!

— Еще хочешь?

— Нет!

— Точно?

— Ну если только один разочек.

Дровосек смеется мне в шею.

— Я же говорил.

— Я все равно тебя потом убью.

— Хорошо, — целует меня подтягиваясь на перекладине, перемещая нас из положения вниз головой. Поднимаемся обратно на площадку.

— Может откапиталить получится? — смотрю на понурое лицо отца, вытирая руки о ветошь.

— Не, Кирюх… Блок шатуном пробило. Гидроудар, это полный пи…ц, я же тебе сразу сказал, — произносит он, прикуривая сигарету.

Это полная жопа. Очко гигантских размеров, в котором мне еще не удавалось побывать до сегодняшнего дня. Я ведь чувствовал, что вляпаюсь в какое-нибудь дерьмище. Иногда нужно прислушиваться к собственным ощущениям. Я мог бы сейчас целовать нежные губы Алики и трогать ее ох…ю троечку, а не вот это все. Все моя гребаная жадность. Заработал, твою мать!

— Можно бэушный движок посмотреть, — докурив сигарету, отец тушит ее о камень и бросает в урну.

— Бл…ть! Это же полтос не меньше.

— Ну, где-то так, — кивает он, открывая приложение. — Я поищу, а ты пойди поешь. Голодный ведь.

— Ага… — хлопаю капотом, набирая Тимура.

Я грязный как черт и злой как собака. Ранним утром мне прилетел очень выгодный заказ и хоть на дальняки я стараюсь сейчас не ездить, все больше кручусь в городе, здесь не устоял. Пацаны платили очень щедро. Триста километров туда и столько же обратно. Делов то… на полдня не больше. Поездка на турбазу, обойдется мне теперь не то что в плюс, а охренеть в какой минус. А если учесть стоимость эвакуатора. То вообще, пи…ц!

— Ты уже вернулся? — судя по сопению в трубку, Тимур снова дрыхнет. Во жизнь у человека…

— Ага, — зевает, — пару часов назад.

— И как?

— Как всегда… — Как всегда, это значит, Тимур забрал призовое место. — Бедный Буцефал, уже еле тягает мою тушу, — смеется, — вот думаю, может мне выездкой заняться. Твоя красотка как обычно, всех сделала.

В горле скапливается ком, приходится приложить усилие, чтобы проглотить его и продолжить ровным голосом:

— На нее даже не смотри, — говорю, а у самого подрагивает веко. Она больше не моя, да и не принадлежала мне никогда.

— Не переживай! Я себе фриза присматриваю. Меня девочки не интересуют, это ты с капризными фифами ладишь. Мне как-то проще с пацанами, — смеется. — У тебя случилось что-то?

— Случилось. Движок положил.

— Помощь нужна?

— Какая? — ржу, вытягивая зубами сигарету из пачки.

— Ну моральная, — отвечает Тимур посмеиваясь — Ты же меня знаешь, я в железяках не шарю.

— С железякой я сам разберусь. Я по другому поводу звоню. Я тебе сейчас бабла скину, ты можешь цветы купить и Алике передать.

— Ну, в принципе могу… А курьер чё, не справится?

— Справится. Но мне нужно, чтобы ты посмотрел, сильно она расстроена или не очень.

— Боюсь, что здесь я пас. Как по мне, так у нее постоянно недовольная моська.

— Ну глянь, по-братски, а?

— Хорошо, посмотрю.

Тимур скидывает мне фотки букетов. Психует, а мне все не то. В итоге присылает мне дубовый банный веник и пишет, что если я не решу, что тащить своей фифе в ближайшие пять минут, то он купит его.

«Красные розы, штук двадцать пять и медведя белого», — пишу допивая чай и закидываю грязную посуду в мойку. Слышу недовольный писк Олеськи:

— Только попробуй не помыть за собой посуду! — игнорю ее недовольство. Что мне еще сделать? Пол помыть и шмотки постирать. Ухожу на улицу. — Кирилл!! — вопит она, но мне все равно, у меня есть проблема посерьезней.

Мы не виделись четыре дня. И хоть она упорно не хотела признаваться, что скучает. Я чувствовал, что это не так. Об этом свидетельствовало все: голос, интонации, смех не такой звонкий и заразительный, как тогда, когда она рядом со мной. Я влип в эту девчонку и теперь думаю о ней днем и ночью. Теперь мне нужно много денег, гораздо больше, чем я зарабатывал до встречи с ней. Раньше я работал, чтобы моей семье было проще справляться с трудностями, сейчас готов пахать в два раза больше, лишь бы видеть ее красивые глаза и улыбку, которую она дарит только мне.