Флоун продолжает возводить стены, чтобы сдержать врага. Это проигранная война, но она сражается.

— Иногда кажется, что это единственный вид войны.

Мы спустились в лес, атмосфера стала плотной и вызывала клаустрофобию. Свет здесь был тусклее, даже с помощью ночного зрения Сссеракиса, в воздухе висело напряжение. Я почувствовала опасность, и мне показалось, что она исходит отовсюду.

Напомнить тебе еще раз, Эска? Все в моем мире пытается убить тебя. Даже создания, которые ты называешь деревьями.

Я присмотрелась к деревьям повнимательнее, когда мы пролетали между огромными стволами. Лес шевелился и мерцал, и вскоре я поняла, что каждое «дерево» на самом деле было колонией насекомых с пестрыми спинками, которые постоянно двигались, давя друг друга, как муравьи в муравейнике, доведенные до исступления. Листья — или то, что я приняла за листья, — были большими крылатыми копиями тех насекомых, что ползали по стволам.

Мы вылетели на поляну, и я была рада, что «лес» остался позади. Здесь была трава, или то, что я приняла за траву, доходящая мне до колен. Она колыхалась, словно от легкого ветерка, но ветра не было совсем. Земля подо мной казалась достаточно твердой, и моя геомантия подтвердила, что каждые несколько секунд по ней пробегали странные толчки. Я решила, что Норвет Меруун пытается разрушить стену Флоун.

— И что теперь? — спросила я. Сссеракис промолчал.

На поросшей травой поляне передо мной появилась женщина с пятнистой кожей. Она была обнажена и потрясающе красива. Я уже сделала шаг к ней, прежде чем поняла, что то, что я вижу, было ложью. В Другом Мире не было землян, особенно женщин, которые разгуливали бы обнаженными и улыбались мне так, словно я была любовью всей их жизни. Я сделала еще один шаг, и, клянусь, не по своей воле.

Я не могла отвести глаз от нее, от этого воплощения идеальной красоты. Ее ноги, бедра, груди, полные губы и бездушные мертвые глаза. Именно эти глаза остановили меня, вернули мои чувства на место. Как их описать? Эти глаза ничего не могли видеть. Они были как будто нарисованы. Потом я заметила швы на ее теле. То, что я приняла за пятнистую окраску, ей не было. По всему телу женщины тянулись швы, как будто ее собрали из сотни разных частей тела. Потому что, конечно, так оно и было.

Моя тень колыхнулась рядом со мной, и Сссеракис усмехнулся.

— Флоун.

Обнаженная женщина зашипела. Не своим ртом, а сотней ртов. Она распалась на отдельные кусочки, как будто ее внезапно порезали кубиками. В каждой ее части открылся рот с зазубренными зубами. К каждой части, к каждому кусочку плоти была прикреплена лоза. Когда кусочки ее тела разделились и поплыли, раскачиваясь на своих лозах, земля сильно затряслась. Из земли выросли еще несколько лоз, тысячи лоз, каждая из которых размахивала частью тела. Не все они принадлежали землянам. Я увидела челюсть харкской гончей, руку, которая выглядела так, словно принадлежала пахту, пах землянина, половину лица гуля. У каждой части ее тела был рот, и все они шипели. Затем появилось истинное тело Флоун. Из земли поднялось огромное растение с перекрывающимися мохнатыми листьями и пучками наростов. Оно было раз в пять больше аббана, и от него исходил затхлый запах, который почему-то вызывал зуд и возбуждение, одновременно.

Признаюсь, я вытаращила глаза. С тех пор я узнала, что Флоун — хищник, нападающий из засады. Она заманивает добычу, демонстрируя ей видение, сформированное из множества собранных ею частей тела. В том, что она может проникнуть в чьи-то мысли и извлечь из них видение, которое вызовет вожделение, есть что-то странное. Я не могу отрицать, что на меня это подействовало. Когда жертва подходит достаточно близко, множество пастей раскрываются и пожирают ее, сотни комплектов зубов разрывают несчастное существо в кровавые клочья. Ты можешь задаться вопросом, где она собирает части для своего тела. Многие из них принадлежали землянам, и лишь немногие из моего вида когда-либо ступали на Севоари. Так вот, в ее мохнатых листьях обитает огромная колония фазовых пауков. Маленькие паукообразные могут перемещаться между двумя мирами по своему желанию, а их яд, как известно, постепенно удаляет укушенную конечность человека, оставляя на ее месте свежую рану. Затем Флоун собирает конечности по мере их появления в Севоари и добавляет их в свою коллекцию. Если для тебя это еще не стало очевидным, Севоари — жуткое место.

Пока Сссеракис о чем-то говорил с Флоун, я, насколько могла, осмотрела ее. В мохнатых листьях постоянно что-то шевелилось, словно там сновали фазовые пауки. Шелковая паутина свисала с нее и стелилась по земле, как свисающая вуаль. Ее затхлый запах продолжал ощущаться у меня в носу, заставляя меня чувствовать себя довольно неуютно по двум разным причинам.

Одна из лиан Флоун метнулась к нам, на конце болталось бледное земное ухо. В середине уха открылся рот, за губами виднелись зазубренные зубы.

— Я не могу помочь, — сказал рот Флоун. Когда с тобой разговаривает ухо, это очень нервирует. Ее голос был подобен звону нежных колокольчиков. — Норвет Меруун стала слишком сильной. Я ничего не могу поделать, кроме как бежать от нее. Сейчас даже мои стены не могут ее остановить.

— Так это все? — спросила я. — Ты не можешь быть уверена, что победишь, поэтому просто отказываешься драться? — Внезапно мне все это надоело. Надоели люди или монстры, которые называют себя лордами или королевами и отказываются помогать нам, спасая свои шкуры.

Любая битва, независимо от того, насколько ты подготовлен, — это азартная игра. Шальная стрела, неудачный кусок льда, ослепительная вспышка солнечного света. Всегда есть риск проиграть. Риск умереть. Но это не значит, что ты не бросаешь кости, потому что иногда тебе приходится блефовать, рискуя потерять все, если тебя выбьют из игры.

— Хозяин говорит, — сказала Флоун, приложив к уху руку, в которой был только один палец.

Я подождала, пока Сссеракис прикажет мне заткнуться. Я была согласна позволить своему ужасу руководить, но Сссеракис промолчал. Я восприняла это как согласие.

— У хозяина есть имя, — прорычала я в сторону куста-переростка. — Эскара Хелсене.

Еще больше лиан потянулось вперед, еще больше свисающих частей тела. Всего за несколько мгновений обнаженная женщина, которую я видела раньше, была собрана заново, сшита так идеально, что я едва могла разглядеть швы. Затем сотни ртов раскрылись на ее ногах, бедрах, животе, груди, руках, щеках, в ее глазах. Все рты заговорили одновременно:

— Ты никогда раньше не позволял своим хозяевам сохранять ощущение себя, Сссеракис.

— Эта совсем другая. И она говорит правду, Флоун.

— Ваш мир почти уничтожен, — сказала я. Я пыталась смотреть мимо симулякра землянина на растение позади него. Отчасти потому, что женщина отвлекала, а отчасти потому, что, когда она говорила, это было ужасно. — Норвет Меруун поглотила так много Севоари. Ты прячешься за своими стенами и съеживаешься, но я не сомневаюсь, что ты это чувствуешь. Эта стена скоро рухнет.

— И я построю другую, — тихий звон колокольчиков резко контрастировал с сотней клыкастых пастей, двигавшихся по всей коже женщины.

— И эта тоже рухнет. Это не что иное, как отсрочка неизбежного. Если мы не остановим ее, Норвет Меруун будет продолжать наступать.

— Если вы ее не остановите.

— Точно, — сказала я. — Что более вероятно, если ты поможешь.

— Хозяйка не понимает, — сказала Флоун.

Моя тень закипела рядом со мной.

— Да, она не понимает. Флоун будет прятаться здесь, за своими стенами до тех пор, пока либо Бьющееся сердце не настигнет ее, либо нам удастся ее сдержать.

— Трусиха, — выплюнула я. — Мой мир тоже в опасности.

Симулякр задрожал, все его части на мгновение разделились, а затем быстро собрались воедино.

— Как так?

— Бьющееся сердце приближается к порталу.

— Порталу?

— Ведущему на Оваэрис.

— Эска, остановись!