Моторы тогда только появились и считались средством передвижения исключительно энтузиастов. Впрочем, их преимущества оценили быстро и за каких-то пару лет мир пересел на железных коней. Массовый выпуск дешевых жестянок, который изначально наладили на землях Кайзера, а с началом войны подхватили на островах и вовсе сделал машины доступными для всех. Но всё это было потом, а в тогда Берти с энтузиазмом пользовался отсутствием кареты, на своих двоих изучая город — улицу за улицей. Это спасало его от мыслей. А еще именно тогда он обзавелся знакомым, который позже помог ему выжить.

В тот день Берти забрел на узкую улочку, которая уходила вниз от Нижнего рынка к речному порту. Вообще-то интересовал его сам рынок, но публика там так отличалась от Верхнего, что Берти обошел его по краю, приглядываясь к людям — слишком уж они не походили на тех, кого он привык видеть всю свою жизнь. На него косились. Хорошо одетый мальчишка в этих местах привлекал внимание своей необычностью. Чистеньких детей в Нижнем не водилось.

Разрез улочки Берти увидел внезапно и с облегчением нырнул в нее, скрываясь от быстрых прицельных взглядов. Улочка была узкой: едва ли двое взрослых мужчин могли разойтись на ней, не задев друг друга плечами. Юный Бертрам бежал по ней с любопытством молодого кота, и не сразу обратил внимание на шум и крики позади себя.

— С дороги! С дороги! — оглянувшись, Берти увидел мальчишку, по виду ровесника, за которым гнался, вскинув над головой топор, здоровенный черноволосый мужик в рубахе на выпуск.

С дороги? Да как бы не так! Берти припустил вперед как заяц. Мужик с топором совершенно не походил на человека, который будет разбираться на ту ли голову он опускает свое грозное оружие.

Так они и бежали по этой нескончаемой улице: Берти, незнакомый оборвыш и страшный мужик, изрыгающий проклятия. Оторвались от него только в доках, где бродяжка вырвался вперед и уже Берти не отставал от него, понимая, что сам он здесь просто потеряется. А окончательно ушли от погони, нырнув в техническую щель недостроенного тоннеля Брюля, что проходил под рекой. Берти, не думая, кинулся в люк вслед за оборвышем, и на другую сторону реки выскочил, уже мало отличаясь от бродяги: бежать пришлось по зловонной жиже, задыхаясь от вони. Зато страшный мужик остался на той стороне.

Оборвыш, согнувшись чуть ли не вдвое и опершись рукой на грязную кирпичную кладку тяжело дышал, закрыв глаза. Вторую руку он неловко прижимал к себе, словно баюкая ее. Берти себя чувствовал едва ли лучше, но шагнул ближе, присматриваясь к этой неестественно загнутой руке и сразу же наткнулся на колючий взгляд:

— Ты кто?

Вопрос, заданный маленьким оборванцем, неожиданно сбил с толку. Еще неделю назад сын лейб-медика точно знал кто он и какое будущее его ждет. Кто он т е п е р ь?

Берти пожал плечами и улыбнулся:

— Я просто гулял… А тут вы… А я испугался… Побежал с тобой! А почему он за тобой гнался?

Мальчишка презрительно сплюнул:

— Ну и гуляй себе дальше! Шагай отсюда! Будешь много знать, будешь много забывать!

— У тебя перелом, — доброжелательно молвил юный Бертрам. — Я могу тебе помочь.

Оборвыш резко качнулся в сторону Берти, явно с угрозой, но, неловко дернул рукой и скривился, побледнев. Над верхней губой у него выступили капельки пота.

— Осторожнее! На вид у тебя простой перелом лучевой кости, но, если будешь руками махать…, — Берти качнул головой. — Я могу наложить шину. Это спасет твою руку.

Парнишка смотрел на него сквозь давно не стриженные космы все так же колюче.

— Ты лекарь, что ли? У меня просто… Это Бешеный Кабан успел ударить обухом. Пройдет, — буркнул он.

— Скорее всего, пройдет, — покладисто согласился Берти. — Просто работать этой рукой так, как привык ты никогда больше не сможешь. Или сможешь, но очень ограниченно.

— Послушай, Чистюля, что ты раскаркался? Простой перелом чего-то там, — передразнил он, подражая голосу Берти.

— Но это правда, — перебил Бертрам. — Я нагляделся на такие травмы, когда на прием к деду приходили королевские гвардейцы…

Паренек метнул в него резкий взгляд:

— Кто твой дед?

— Был лейб-медиком Двора…

— Погодь! Это его казнили? — развеселился Оборвыш. — Ха! Старая Мортиха страшно расстроилась, что ему не отрубили голову! Ругала-а-сь! Это надо же так нагрешить, что даже голову не отрубили. Вздернули как… Да дюже она злая на него. Осталась без крови казненного! Палач-то ее пускает, а толку, если голову не рубили?

Берти передернуло.

— Мой дед умер своей смертью. Казнили моего отца.

— Он был таким плохим лекарем? — ехидство в голосе оборванца было густым и липким.

— Нет! Зачем твоей знакомой его кровь? — сквозь зубы спросил Берти.

Сердце гулко стучало. Но он не ушел. Стоял, где-то глубоко внутри почти ненавидя себя.

— Да не то, что прямо его. Подойдет кровь любого казненного*. Она типа лечит. Кровь-то, если набрать ее сразу после казни, помогает от многих болезней. Настойку с ней Мортиха продает за золотые, — объяснил парнишка. — Даже господа из Верхнего города покупают!

— Глупое суеверие, — с досадой возразил Берти.

— Если не помогало, не покупали бы, — пожал плечами бродяжка. — Вот такусенький пузырек за пару золотых! С ума сойти… Но у тебя-то много золотых? Ты же из богатеньких? Осталось наследство от папаши?

— Экономка моей тетки говорит, что теперь мы беднее горничных.

— Не повезло вам. А кто у тебя есть мать, бабка, братья? Тетка-то добрая, раз пожить вас пустила? Да? Пустила?

— Мы остались вдвоем с матушкой. Тетка? Была добрая… Не знаю, — Берти был неприятен весь разговор, и он кивнул на руку мальчишки. — Зря ты отказываешься от помощи. Если перелом срастется неправильно…

— Останусь одноруким, я понял. Плохо. Подохну, — паренек сплюнул. — А ты из потомственных, да?

— Да.

— А давно они, деды твои, лекарят?

— Если верить летописям северной Империи, то мой далекий предок упоминается первый раз еще при династии Высоцких…

— Это кто?

— Императоры Севера…

— А так ты из этих дикарей? Слушай, а правда, что драгоценные камни у них валяются прямо под ногами?

— На имперском Севере нет дикарей. И начет драгоценностей я тоже сомневаюсь. А мой предок был приезжим, но откуда — доподлинно никто не знал. И Империя не стала ему домом. Уже его сын ушел с князем Ляхом Першем в Ляховы земли. Ну, то есть тогда они еще не были Ляховыми. А уже оттуда его трижды правнук перебрался ко двору Кайзера, но это через пару веков…

— Слышь, Умник. Ты скажи просто: родовое ремесло, больше ста лет занимаемся…

— А! Ну… Да, так и есть, — ошарашенно ответил Берти.

Маленький бродяга кивнул и прищурился:

— А возьмешь сколько?

— Чего возьму?

— Плату потребуешь? Какую? У меня ничего нет.

— Я… Просто. Хочу помочь, — Берти пожал плечами.

— Это хорошо. Кардиналы говорят за такие желания полагается награда: после смерти люди едят на золоте и у них всегда есть дрова зимой.

Берти растерянно кивнул, опешив от необычной трактовки райской жизни.

— Тогда давай, лечи меня, — решительно молвил оборвыш. — В старых семьях отродясь хорошо учат своему-то ремеслу. И монет ты не берешь. Я — везунчик!

Шину Берти накладывал не один раз, но впервые из того, что нашел под рукой. И — один. Не стоял за спиной дед готовый подхватить, помочь, поправить. Было страшно. Справился. Досок вокруг было навалом, а рваных рубах на оборвыше нашлось аж целых три. Верхнюю он неохотно пожертвовал на собственное исцеление. А бояться Берти себе сам запретил.

Шина получилась ничуть не хуже, чем те, которые он накладывал гвардейцам под руководством деда.

— К завтрему пройдет? — деловито спросил паренек, с интересом разглядывая подвязанную руку.

— Нет, — Берти был сосредоточен. — Сейчас я оказываю тебе первую помощь, чтобы ты мог дойти до доктора. Нужен гипс и, скорее всего, не меньше, чем на месяц.