Триста лет спокойной жизни под крылом Северного Орла стали золотым временем для княжества. Порубежье под защитой Южной Армии считалось одним из самых спокойных мест для отдыха. Императорский дом имел здесь несколько дач. Кареты с древними гербами были в порядке вещей — в сезон здесь собирался весь цвет Империи. Черские построили еще один Замок — на побережье. Назвали его Морским, но народная молва закрепила за ним название Нарядный — слишком причудливо вилась резьба по его стенам, чересчур ярко сверкали фейерверки, излишне громко играла музыка в садах, преувеличенно театрально проходили смены караулов, во время которых ряженые щурцинами актеры пытались напасть на часовых.

Если бы настоящие щурцины вздумали объявить войну Черским, Морской-Нарядный вряд ли бы смог сыграть хоть какую-нибудь роль в обороне княжества.

Сами щурцины, сброшенные с гор Имперцами, катком прошлись по побережью и все-таки отвоевали себе кусок земли на той стороне моря, основав Щурцин, страну воинственную и в соседях неприятную, имеющую с Империей общую границу — морскую и сухопутную. По началу, подчиняясь родовой памяти и привычке извечных кочевников, щурцины еще совершали набеги на границы, но Горные дивизии и Морской корпус отбили у них охоту испытывать прочность имперской стали.

И все было прекрасно: княжество — изобильно, Черские — богаты, сильны и плодовиты. Так продолжалось до тех пор, пока Георгий — старший сын, молодой наследник, гордость отца, радость матери — не женился на восхитительной Долли из Имберии.

Впрочем, оскудение славного рода никто в Империи не связывал с Доротеей ап Дифет. Еще во время Смуты она вернулась в Имберию, а там предпочла носить девичью фамилию. Что ж, последние десятилетия Вишневые горы и Черская крепость были не лучшим местом для жизни. Вольский вспомнил разорённое гнездо и поморщился, почти с неприязнью наблюдая как медленно отходит первая створа Малых Врат Оплота: похоже, у них здесь умопомешательство на безопасности.

Встречал Вольского Медведев. Его он узнал сразу. Цветоснимок этого мрачного человека был в картотеке лира Лортни. Медведева долго ловили на прицел бокс-камеры, но почти всегда изображение получалось размытым — единственный агент, каким-то чудом завербованный королевскими псами еще во времена Империи, боялся подойти к объекту близко. А сам Медведев не покидал Оплот, даже ради поездок в Межреченск.

Насколько Вольский был в курсе, операция по замене агента в северном Замке была очень долгой по времени, но сразу же принесла свои плоды. Да и усовершенствованная бокс-камера решила вопрос: теперь второго человека Оплота знала в лицо вся агентская цепочка.

Лир Лортни долго разглядывал изображение этого широкого, как будто немного сонного человека. Качество было такого, что позволяло рассмотреть даже мелкие морщинки у глаз заместителя начальника гарнизона.

Посланник, помнится, отодвинул распечатанные, еще влажные листы, и задумчиво постучал пальцами по столу, словно играя неслышную собеседнику мелодию.

— Какое обычное лицо, встреть я его где-нибудь в трактире, скинул бы ему шубу на руки, да приготовил трость, потому как не уверен был, что поймает. Посмотрите, Сти, он как будто спать хочет. Возможно, мы переоцениваем весомость этого гарнизона и его руководителей. Мы никак не могли туда попасть и преувеличили значение имперской информации. Уилли довольно определенно об этом сигнализирует. Как думаете? — Лортни остро глянул на Станислава.

— Я бы предпочел сначала увидеть все своими глазами, а потом делать выводы, — пожал плечами Вольский. — Честно говоря, все старые записи и рассказы об Оплоте больше похожи на легенды, а значит, элемент мифотворчества в них есть. Однако, скидывать его со счетов раньше времени я бы не торопился.

— Все верно, друг мой, все верно. Царствование принца Майкла дает нам массу уникальных возможностей: теперь мы можем проникнуть в каждый уголок этой обширной земли, измерить ее взвесить, оценить, и нам никто не будет мешать, напротив — помогут, а главное, мы можем излишне не торопиться, — лир посланник торжествующе улыбнулся.

Стас до сих пор ругал себя за вопрос, который задал тогда, но он не мог не спросить — ответ Лортни ему нужно было услышать прежде всего для самого себя:

— Не жалко вам того несчастного, который работал на псов не один десяток лет? Он, кажется, был виночерпием в Замке?

Лортни быстро и внимательно взглянул на него.

— Когда-то был, кажется, — рассеянно ответил он и поморщился. — Сти, послушайте меня, у вас есть хорошие перспективы, не портите их ложной сентиментальностью. Если агент не понимает, что нам необходимо, не дает ценного результата, то такой агент нам не нужен. В этом смысле, мой друг, утилизация — акт милосердия. И необходимая мера предосторожности, конечно же. Наше дело слишком велико, чтобы рисковать им ради недостойных.

Вольский согласно качнул головой, и не стал говорить, что почему-то тот считал Медведева очень опасным противником, утверждая, что он вполне оправдывает свою фамилию. Но Лортни услышал его мысли. Впрочем, Стас был уверен — посланник из одаренного рода эмпатов. Конечно, такие вещи не обсуждают вслух, тем более с подчиненными, но Вольский и сам эмпат, способный почуять многое.

— В Империи, — посланник позволил себе улыбнуться. — Есть сказка о рыбке, которая боялась всю жизнь и в результате ничего не сделала, просидела в ямке, оставшись удивительно бесполезным существом. Поверьте, Сти, сказочку эту как про нашего бывшего агента писали.

Стас рассмеялся, показывая, что оценил аллегорию.

Однако, сейчас, глядя на Медведева, Вольский был не уверен в правильности выводов. Все-таки они поспешили, заменив агента. Нужно было просто ввести нового и оставить все, как есть. Прислушались к Уиллу, который тоже посчитал старика непригодным и дал довольно-таки отрицательные рекомендации. Но Уилл — Стас это знал точно — всегда думал в первую очередь о своем кармане. И это мешало хорошей работе. Не будь он родственником Карла, Вольский давно бы высказал свои сомнения руководству. Однако, он сам давно уже не тот восторженный юнец, отправленный княгиней Долли в самый центр цивилизованного мира. Он — слава Богу — научился молчать и не бежать со своим мнением вперед начальства. Королевские псы безжалостны к чужакам внутри своей стаи, а он — как ни крути — не их крови.

Пожалуй, его сожрали бы сразу. Однако, в первые же дни службы Стаса вызвала на беседу сама королева. Это Ее благоволение к воспитаннику бывшей подданной спасло карьеру Вольского. На него косились, но не трогали. Никто не понимал, чем вызван интерес Ее величества к особе столь незначительной, и Вольский сам хотел бы знать ответ. Но — чувствовал — именно этот вопрос задавать нельзя. Он рвался в Империю, в Ляховы земли, на истинную Родину. И яростно учился: гибель родителей требовала отмщения.

Его в конце концов отправили в Империю — собственно, к этому его готовили и Долли, и тайная школа агентов под патронатом и покровительством Королевы… Вот только всегда что-то мешало, и в Ляховы земли он по-настоящему так и не попал.

И сейчас Станислав снова находился на другом конце этой страны, и на него скучно-равнодушным взглядом взирал Медведев.

— Я знаю всех курьеров Межреченска, — ровно молвил он, сведя в линию густые, с соболиным отливом, брови, отчего глаза его уменьшились чуть ли не вдвое. — Вы в их форме, но вы мне неизвестны.

— Все верно, Михаил, — усмехнулся Стас, выдержав паузу. — Все верно.

Он раскрыл ладонь — Императорская метка вспыхнула неожиданно ярко. Медведев чуть склонил голову, показывая — видит.

Теперь пришла очередь Вольского веско ронять слова.

— Сейчас вы пошлете человека за начальником гарнизона, который по дороге всем расскажет, что прибыл гонец из Межреченска по городским делам. Других слухов быть не должно. Вы понимаете меня? Я могу на вас надеяться?

Медведев слегка кивнул, но счел нужным заметить:

— У нас не принято распускать слухи, — выражение его глаз Вольский по-прежнему не мог прочитать.