Однако селяне и не думали как-то сопротивляться. Они стягивали с себя перчатки и улыбались как дети дорогому и нежданному подарку.

— Ух ты! Прошла эта мерзость, совсем прошла! — протянул первый, рассматривая свои ручищи, неясно как поместившиеся в те самые, оглоблю за переушину, белые перчатки.

— И у меня, кум! Гляди-ка, шкурка новенькая, чистенькая!

— Я уж думал, так и придется до конца жизни ходить. Позор-то какой, — причитал третий, но радость, с которой он это говорил, не вязалась со смыслом слов.

— Вы, как хотите, а раз такое дело, я ухожу, — решительно заявил четвертый. — Прямо сейчас в город подамся, как давно хотел. Это у вас семьи, а меня, случись чего, и хоронить некому будет.

— Так, стоп! — вышел я вперед, пока селяне не разбежались. — Это я вас от скверны излечил, так что вы мне как минимум разговор должны.

— Ничего не знаю, — попытался было соскочить первый, но Лэгэнтэй сказал, как припечатал:

— А ничего, что вы под чужой господский дом подкоп ведете, а спас вас никто иной, как хозяин того самого дома? Он ведь вас и за воровство привлечь может. Вон вы какую яму раскопать успели!

— Сам же тогда знаешь, что ничего ценного мы уносить не собирались, — хмуро вытер пот со лба четвертый. — Только мертвяка, которого он здесь хранит.

— Так и запишем, — кивнул я, — разорение семейного склепа. Надругательство над прахом моего родственника. Полиция в наших краях, конечно, редко появляется, но ради такого я прямо не поленюсь в Смоленск весточку подать. Еще и намекну, что буду крепко благодарен и благодарность моя в кармане приятной тяжестью ляжет, чтобы доблестные стражи поскорее приезжали.

— Так это у тебя и впрямь склеп, что ли? — почесал репу четвертый. — Ну точно с головой рассорился.

— Любезнейший, я вас в первый раз в жизни вижу, так что потрудитесь общаться со своим спасителем вежливо! — внезапно вызверился я.

— Да я что, я ничего, — тут же пошел на попятную четвертый. — Меня, кстати, Прохором кличут. Стариков недавно похоронил, сам в арендаторах Луцкого хожу, женой не обзавелся.

— Так, дружище, — сообщил я Кеше, сообразив, что нам бы лучше сейчас разделиться. — Вы тогда здесь оставайтесь, присмотрите за народом, пообщайтесь. Ну а нам с Прохором надо кое о чем накоротке потолковать.

Мы отошли с мужиком к сараю, где нас не могли расслышать остальные.

— Рассказывай, как докатился до жизни такой, — приказал я.

— Ну, сами мы издалека приехали, аж из самой Сердоболи, я тогда совсем крохой был, — послушно начал Прохор, как я его перебил.

— Не-не, мне нужно знать, как на тебе оказались перчатки и о чем был договор с тем, кто их на вас нацепил.

— Луцкий запретил нам с Пятигорьем торговать, а следом за ним и юный граф туда же. Вы то есть, — до Прохора наконец-то дошло, с кем он говорит, и мужик аж будто ростом стал ниже и в плечах скукожился.

— Есть такое дело. Но я же передал через верных людей: перебирайтесь ко мне в арендаторы, землицы хватит, не обижу.

— Так это же долго, да и сложно, — замялся Прохор.

— Ну да, в город тебе бежать не сложно, а в деревню по соседству прямо ужас-кошмар! — не удержался я от колкости. — Ладно, ближе к теме!

— Вот мы с мужиками и собрались помозговать, как быть. Луцкий-то цены закупочные такие держит, что легко можно по миру пойти. Думали к юному графу, ой, то есть к вам с челобитной прийти, чтобы все-таки передумали, разрешили Пятигорью снова с нами торговать. И тут появилась баба одна.

— Аристо? — тут же спросил я.

— Не, — замотал головой Прохор. — Прачка из господского дома. Мы ее частенько раньше видели, Людкой кличут.

— В перчатках была?

— Не, тогда еще не. Она их уже вместе с нами надела, как раз перед тем, как тот в плаще с нами что-то сделал и сказал, что мы теперь все его верные слуги…

Прохор рассказывал сбивчиво, перескакивал с пятое на десятое, но я смог примерно представить себе, что произошло.

На сей раз Властелин прибыл лично. Выбрал даму посимпатичнее, чтобы располагала к себе мужчин. Предложил ей подзаработать, привести к нему троих-пятерых мужиков. Он, дескать, тут проездом, а ей виднее, к кому обратиться. Сказал, что будет ждать на окраине возле леса. Очарованная им, но еще не испорченная, как сказал бы сын шамана, Люда помчалась собирать селян, после чего все они дружной толпой двинулись прямо в лапы Властелина…

— Демьян, ты уверен? — в очередной раз переспросил Иннокентий.

— Как никогда в жизни, — кивнул я. — Соединяй наши души и тронемся в путь. Нам сейчас любой козырь в рукаве лишним не будет.

— Авантюра, — покачал он головой, но послушно отправился в моей компании на облюбованную еще накануне полянку, пока Евдокия сторожила бывших сеятелей, которые, впрочем, никуда не планировали разбегаться из-под ее надзора и чувствовали себя в полной безопасности, хоть охотница и была готова в любую секунду воспользоваться своим луком.

Впрочем, временно пленные в ожидании нашего с Кешей возвращения не скучали, а споро заделывали выкопанную ими яму над импровизированным склепом. Ибо сами насвинячили — сами пусть и убирают за собой. С этим никто из них спорить не собирался, восприняв мое требование как должное.

Мы, кстати, развили за эту ночь поистине небывалую деятельность. Посудите сами.

Я выяснил у Прохора судьбу несчастной Людки. Оказывается, товарищ в плаще, который нам вовсе не товарищ, а Властелин собственной персоной, забрал ее к себе в личные помощницы сразу после обряда. Если Арлатар и франт служили Властелину с радостью и добровольно, то в случае с новой пятеркой было очевидно, что он на этот раз никого уговаривать миром не стал, а попросту обманул. Осквернил своей волей и заставил выполнять поручения.

Что удивительно, сеятели как один противились, но ничего не могли с собой поделать. Как объяснил Прохор, а за ним подтвердили и остальные, нельзя было и помыслить отказаться от исполнения желания злодея. Сразу же начинало ломить все тело, а в ушах набатом отзывались слова Властелина. Рассказать кому-то о том, что с ними происходит, они тоже не могли — прямой запрет любителя плащей. А это значило, что их близкие находятся сейчас в крайнем волнении и не понимают, куда все подевались. Некому беспокоиться было только за Прохора ввиду отсутствия семьи. Но мужики наше объяснение, что им придется еще немного задержаться здесь, а только потом отправляться по домам, восприняли без злости. Уж очень их радовало исцеление изуродованных рук и то, что проклятый голос пропал из их голов.

Выяснили мы и откуда взялась та единственная разбудившая нас сегодня вспышка скверны. Как ему и было велено, по прибытии на место Прохор снял левую перчатку и сразу же определил по пульсации в руке, где именно надо копать, чтобы изъять тело Арлатара, после чего немедленно натянул перчатку обратно. Выходит, перчатка действует в обе стороны. Не только экранирует эманации скверны от таких как я или сын шамана, но и не дает оскверненным в полной мере воспользоваться новыми возможностями. Хех, представляю себе, как бесился сынуля, когда был вынужден их носить.

Самому Властелину через их защиту пробиться, как нечего делать. Об этом говорит то, что задания пятерке он раздавал, когда они уже были облачены в перчатки. Обманщик заявил, что прежде, чем он расскажет, какое дело им хочет поручить, он собирается вручить всем по небольшому подарку, который следует немедленно примерить. Как только убедился, что все сделано, тут же и создал новых сеятелей. Сколько времени это заняло, рассказать нам не смог никто, похоже, все лишились чувств. А когда пришли в себя, принялись стягивать перчатки, потому что ладони в них немыслимо зудели. Успели ужаснуться тому, какими изуродованными стали их руки, на что тут же получили окрик от Властелина и быстро надели навязанный подарок обратно. Светить новых слуг перед нами раньше срока осквернитель явно не хотел.