— А самого оружия, кстати, нигде не осталось? — зацепился я за слово.

Управляющий развел руками.

— Полагаю, его увезли отсюда ещё до свадьбы вашей матушки с герцогом Матеушем.

Резонно. Видимо, арсенал в приданое не входил. Ладно, раз оружия нет, значит, сам найду. Времена нынче неспокойные, по нескольку раз в день на меня покушаются. Тут сами Высшие велели железками обзаводиться. Не лопатой единой, так сказать. Да и про личников подумать нелишне, чтоб хотя бы от таких вот бунтов защищали, пока я с исчадьями скверны возиться буду.

— А можно вопрос? — кивнул Вроцлав в сторону Василисы.

— Задавай.

— Она и в самом деле вещая, или просто дурочка блаженная?

— Увы, в самом деле.

— Но как такое может быть? Мертвые они на то и мертвые, что лежат себе смирно на погосте. Как они восстать могут?

В голосе управляющего звучало явное сомнение.

— Раньше такого и не было, — подтвердил я. — Но что-то изменилось в ткани бытия, и в этот мир пришла скверна. А значит, мертвые могут собраться под её знаменами.

— Я запутался, господин. Скверна — это смерть?

— Нет. Скверна — это ересь. Это нарушение естественного круговорота жизни и смерти.

— Это стихия? — искренне пробовал разобраться в происходящем Вроцлав. — Или есть кто-то, кто возглавляет скверну?

— И то и другое. Скверна — это стихия, которой нет и быть не может в нормальном мире. Стихия-зараза, заставляющая мир болеть и гнить заживо. А насчет того, кто её возглавляет…

— Это ведь тоже люди?

— У меня есть большое сомнение на этот счет. Я не знаю, откуда берутся эти порождения, но они изначально чужды нашей природе и ведут себя как захватчики. Однако у них множество прислужников из числа обычных людей. Ренегатов хватает, увы.

Мы ещё немного помолчали.

— Вы очень сильно изменились, господин. Я и подумать не мог, что вы обладаете такими знаниями.

— Мы в прошлом редко общались.

— Да, всё верно, — вздохнул управляющий.

Так за нехитрой беседой мы дождались рассвета. С первыми лучами солнца из дома потянулся печальный караван с вещами слуг и ими самими. Причем, насколько я услышал через раскрытые окна, кое-кто поругивал своих мужей за недальновидность. Еще больше было тех, кто сомневался, что усадьбе грозят мертвые. Сниматься с места не хотел никто. Эх, раньше надо было думать и желательно головой. А теперь я вас всех сюда на порог не пущу, да и вольницу с землей серьезно подрежу. Если Демьян не был злопамятным, то ко мне-новому это не относится.

Дальше мы с Вроцлавом продолжили инвентаризацию. Проводили её, что называется, наскоро, на коленке. Обходили усадьбу, смотрели, насколько её успели разграбить мои родственнички и их слуги. Как ни странно, но почти всё ценное, типа картин, мебели и посуды, оказалось на месте, никто их выносить не стал. Поскольку в чистоплотность помыслов этих людей я не верю, остается лишь предположить, что и те и другие всерьёз рассчитывают на возвращение сюда в самом скором времени. Проблема ли это для меня? Нет, но задачу несколько усложняет. Я же вроде как должен со скверной разбираться, а не вникать параллельно в экономику отдельно взятого хозяйства и отбиваться от посягательств на свое имущество. Ничего, справлюсь.

Между делом я познакомился с Иолантой. Прежний Демьян, затюканный родней, мало обращал внимания на кого-либо, кроме своих мучителей, поэтому никто из нас не удивился тому, что это было именно знакомство. Дочь управляющего оказалась не по возрасту скромной и строгой девчушкой, которая, судя по выражению глаз, в свои шесть лет явно успела хлебнуть лиха. Эх, надо бы ей учителей хороших найти, или в школу определить. А если и там обижать станут? Вон какая она маленькая и худенькая. Нет, решено: будут учителя у Иоланты, а у меня лояльный управляющий. Вполне взаимовыгодное сотрудничество, я считаю.

Чуть позже мы познакомили Иоланту и Василису, после чего с чистой душой оставили девчонок одних, а сами продолжили заниматься насущными делами. Где носило в это время Цапа, не представляю, но не удивлюсь, если он удрал на разведку. У моего фамильяра всегда была тяга подслушивать разговоры, не предназначенные для его ушей, а я его не видел с того самого момента, как управляющий убедил слуг покинуть нас.

Так оно и оказалось. Через полчаса покрытый дорожной пылью суслик вернулся в дом и дал понять, что у него есть что мне показать. Я ненадолго оставил Вроцлава и отправился в кабинет. Однако вместо разговоров слуг я увидел кое-что поинтереснее.

Ночь. Спешит прочь от усадьбы некто в добротной, но неприметной одежде. Странно, от него не пахнет скверной, однако руки этого человека спрятаны в перчатки. Вот мой фамильяр оббегает его по большой дуге и поджидает вблизи того места, где он должен пройти. Отлично. Это лицо я не забуду. Хоть из-под земли найду мерзавца, которого послали сюда после моих разборок с франтом. Разведчик был один и на мой дом не напали, это говорит о том, что у противников слишком мало сил поблизости, либо нет уверенности в том, с кем они столкнулись. Осторожничают, выжидают, собирают информацию.

Меж тем незнакомец выходит на широкую проезжую дорогу и садится в поджидающий его экипаж. Фамильяр пытается продолжать преследование, но навстречу летит небольшой, но мощный пылевой вихрь, явно посланный тем, кто сидит внутри. Цап благоразумно решает отстать, тем более внешний вид экипажа он, а значит и я, запомнили во всех подробностях. На всякого разведчика найдется свой контрразведчик.

Суслик довел экипаж до одного весьма примечательного поместья, и когда я увидел, чей герб расположен на его воротах, то изрядно опешил. Ладно, обдумаю это чуть позже.

Я погладил уставшего, но весьма довольного собой фамильяра по спинке, а затем по любезно подставленному мне животику. И не удивился, услышав через несколько секунд блаженный вздох от разлегшегося на столе суслика.

Идиллию прервал Вроцлав.

— Простите, но там делегация от барона Луцкого.

— Чего хотят?

— Войну вам объявить.

Я хищно улыбнулся.

— Зови!

А что, имею я право хоть немного развлечься после всей этой тягомотины, или нет?

Посланцы барона выглядели в меру надменно и пафосно. Я на их фоне в своем глупом пиджаке и брюках смотрелся как ученик приходской школы для бедных против курсанта имперского училища. Радушно улыбнувшись очередным незваным гостям, я плюхнулся в кресло, вынудив их занять кожаный диван, с которого я предусмотрительно успел убрать подушку и плед.

— Мы, руководствуясь положением, самолично одобренным отцом-императором, объявляем вам войну, о чем уже уведомили надзорные органы! — напыщенно начал мужчинка в красных рейтузах.

Не, себе такие заводить не буду. Выглядит глупо и подчеркивает недостатки фигуры, если только ты не солист балета.

Не дождавшись моей ответной реакции, мужчинка несколько занервничал и бросил взгляд на свою свиту. А я продолжал радушно улыбаться им всем. Как говорил мой учитель, улыбка бесит идиотов.

— Вы вообще поняли, о чем идет речь? — осведомился носитель рейтуз после затянувшейся паузы.

— Вы объявляете войну, — послушно повторил я. — Вот только не понял, кому.

— Вам!

— Мне лично? Но дуэли вроде как запрещены. Или я отстал от жизни?

Счастливый обладатель красных штанов в обтяжку возвел очи к потолку, после чего принялся чеканить слова так, будто на самом деле хотел их не произнести, а выплюнуть.

— Мы, представители рода барона Луцкого, объявляем войну роду герцога Новака!

— А за что, если не секрет? — улыбка не покидала моего лица.

— Между нашими кланами накопились непримиримые противоречия, разрешить которые возможно только кровью!

— Да полноте! Причина какая-то неконкретная. Не помню такой в списке положения. Может, сделаете вторую попытку? А то говорите как-то мудрено.

Лицо моего собеседника приобрело цвет его штанов. Я даже сам с собой поспорил, хватит ли его удар. И разумеется, проиграл, слегка огорчившись этому обстоятельству.