— Нисколько, — Вроцлав довольно ухмыльнулся. — Меня нанимали на должность управляющего усадьбой и контролера над Пятигорьем. Я свои обязанности исполняю.

— А ты знаешь, где могила Марка Антоновича? — мне в голову пришла одна интересная мысль.

— Конечно, — кивнул Вроцлав. — Я ж его и провожал со слугами. Из господ только ваша матушка изъявила желание присутствовать на похоронах, но герцог ей запретил, она тогда в тягости была.

— Мною?

— Нет. У вас должен был младший братик или сестричка родиться, но… никто не знает, что произошло, вскорости ваша матушка скинула ребенка. Едва сама после этого оклемалась. Доктор, что ее наблюдал, до последнего сомневался, что выживет.

В памяти Демьяна подобного эпизода не отыскалось, из чего я сделал вывод, что он в ту пору был слишком мал, чтобы понимать происходящее. Что же, счет подлостей Новаков, и без того немалый, только что вырос. Не сомневаюсь, что в гибели моего нерожденного сиблинга виновны именно домашние. Скорее всего, старшая жена. Запомним, запомним.

М-да, сплошные смерти и трагедии повсюду. Не-не, хватит! Пора чашу весов в другую сторону качнуть, вернуть баланс. А пока…

— Расскажешь, как найти могилу старого управляющего?

Вроцлав порывался пойти со мной, но мне нужно было проделать то, что я собирался, в полном одиночестве, поэтому я, выяснив, где лежит Марк Антонович, убедил Вроцлава, что не дело оставлять Иоланту и Василису одних. Судя по его взгляду, он и сам сообразил, что был неправ, поэтому согласился, что нам лучше разделиться. Однако настоял на том, чтобы я взял с собой хоть какое-то оружие, и даже принес с кухни несколько ножей, которые я сразу же забраковал. Похоже, слуги уволокли с собой все мало-мальски удобное, поскольку этими тупыми поделками даже картошку было стремно резать. Пришлось брать верную лопату, к которой я уже приноровился.

Управляющий лежал на старом погосте, где я еще не был; та несчастная угоревшая семья и девочка, которой я открыл проход в свет, покоились на новом кладбище. Мне же предстояло пройти чуть дальше и правее.

Я шел через поля, положив лопату на плечо, и размышлял. Перед глазами стояла переданная Цапом картинка: ворота поместья, где скрылся экипаж с человеком (человеком ли?), который приходил ради того, чтобы проинспектировать своего подопечного, того самого франта, которого я лишил возможности обращать людей в скверну. И герб поверх арки ворот. Такой родной и до боли знакомый.

Потому что, черт побери, это был герб семьи моей старшей жены!

На момент моего последнего боя Эндиры уже не было в живых. Она тихо угасла у меня на руках в окружении детей, внуков и правнуков примерно за год до этих событий. Именно наш первенец Арлатар должен был стать главой рода после моей гибели.

Как мы с ней ладили? Жили дружно и ровно. Без особых эмоций, как два соратника, делающих одно дело. Это с Ельзеей мы искрили, да и третья жена, Иммея, тоже испытывала страсть к драматическим сценам, от которых я порой приходил в неистовство, досадуя на зря потерянное время и впустую потраченные нервы. Но все конфликты, если они случались, разруливала Эндира. Её можно было смело назвать заместителем и моим самым доверенным лицом. Даже Арлатар ей уступал, хотя многолетний опыт и пройденные со мной бок о бок сражения сделали из него крепкого воителя и правителя. С ним такого взаимопонимания, как с Эндирой, у меня никогда не было.

Наши с Эндирой родители договорились о свадьбе, даже не считая нужным посоветоваться с нами. Решение было ими принято, когда мне исполнилось десять лет, а моей будущей супруге семь. Церемонию устроили, когда мне стукнуло шестнадцать, а ей тринадцать. Нас обоих не слишком это обрадовало, но возражать из нас никто не посмел.

Забегая вперед, никого из своих детей я насильно не женил. Слишком уж остры были воспоминания о том, каким затравленным взглядом смотрела на меня Эндира из-под свадебного платка. Да, мы смогли с ней стать добрыми друзьями, но бурные влюбленности и страсти достались на долю младших жен. Не знаю, чувствовала ли она себя из-за этого обделенной, но…

Я тряхнул головой, отгоняя непрошеные воспоминания. Что было в прошлом, там и осталось, а передо мной сейчас маячила шарада, цена в которой, вполне вероятно, моя новая жизнь. Привычная картина мира с дрязгом осыпалась осколками. Раньше все было понятно и прозрачно. Есть люди, есть ренегаты, одурманенные сладкими речами адептов ереси. Моя задача — сражаться со скверной во всех её проявлениях, этим я и занимался. Просто как дважды два.

А что теперь? В мире, где живет Демьян, похоже, до поры до времени был заповедник, где о скверне раньше никто и понятия не имел. И вот существо, которое я про себя называю Волком, неизвестным образом просочилось сюда и теперь, как его тезка, довольно сидит и озирает пасущиеся перед ним стада. Глупые барашки еще не знают, что за ними наблюдает сама смерть.

Франт, которого я пинком отправил восвояси, попутно излечив от возможности обращать людей в скверну, распевал дифирамбы Властелину и горько сетовал, что из-за меня отныне будет лишен его благоволения. И вот вопрос на миллион практически: Волк и есть Властелин? Или же Волк всего лишь его иерарх, к тому же не единственный? Франт живописал всё настолько размыто, что я так и не понял, встречался ли он хотя бы раз с Властелином, или только грезил о возможности этой встречи.

Признаться, я кое-что не успел выяснить в прошлой жизни. Например, откуда вообще лезет на нас эта скверна? Это пробудившееся древнее зло, порожденное нашей планетой? Или же Властелин пожаловал к нам откуда-то издалека? Не то чтобы без ответа на этот вопрос я хуже сражался с еретиками, но любопытство мое не было удовлетворено, и это раздражало.

Почему человек, за которым проследил Цап, укрывается в поместье под родственным мне гербом? Разночтений здесь быть не может: семья Эндиры происходила из достаточно древнего рода, и всяких геральдических завитушек у них хватало. Но самое главное, там был изображен легендарный Корник, последний змеелюд с туловищем человека и хвостом змеи, которого когда-то победил в неравной борьбе предок моей супруги. Так неужели кто-то повторил подвиг в этой реальности, а попутно увековечил его на совершенно идентичном гербе? Совпадение? Не думаю.

— Да твою ж оглоблю через проушину! — раздалось из-за кустов. — Чтоб я еще хоть раз подписался на что-то подобное!

— Не верещи. Как аванс получать, так ты первый ручонки тянул. А как до дела дошло, блажишь хуже бабы!

Я аккуратно подошел поближе, оставаясь укрытым листвой, и пригляделся.

Два мужика в поте лица раскапывали старую могилу.

И я почему был готов поставить на это свою лопату, что гробокопатели потревожили покой не кого-нибудь, а старого управляющего Марка Антоновича.

А вообще забавно, если так со стороны посмотреть. Первую свою ночь здесь я провел на кладбище, прячась от братцев с папашей. Во вторую ночь спасал Василису. В третью спасался сам от взбунтовавшихся слуг. Что-то непохоже на заслуженный отдых после жизни, полной сражений во имя всего человечества. И сейчас мне вновь предстоит участие в заварушке, поскольку тревожить покойника — последнее дело.

Я вышел из-за кустов и подошел к мужикам. Они были настолько заняты своим дурным делом, что даже не заметили этого. Пришлось громко кашлянуть.

— А! Чего? — первый мужик едва не выронил свою лопату.

— Слышь, паря, топай давай отсюда. Нам помощники не требуются, — второй с прищуром посмотрел на меня, явно прикидывая в уме, как бы меня в случае чего прикопать.

Я подошел ближе и бросил взгляд на раскуроченный памятник. Когда осознал, что именно я вижу, от ярости потемнело перед глазами.

Я ошибся. Эти мерзавцы раскапывали могилу не Марка Антоновича, а матери Демьяна.

Мой учитель не раз повторял, что гнев — плохой руководитель. Вдохни и выдохни, успокойся, трижды всё взвесь, правильно спланированная месть к горячим закускам не относится, вот это всё. Но есть вещи, которые меня по-прежнему сильно задевают. И вполне вероятно, именно благодаря им я чувствую себя живым.