Схватка вышла короткой и бурной. Первый мужик отделался ушибом всего мужика, поскольку я тупо избил его плашмя лопатой, а второму за прыткость пришлось сломать ногу, и сейчас оба гаврика валялись передо мной на краю оскверненной ими могилы. Ушибленный посерел от страха и затравленно молчал, переломанный зло косился на меня, время от времени оттирая с лица кровь из рассеченного лба.

— Кто вас нанял, засранцы?

— Нам не представились, — сказал, будто сплюнул, второй.

— Аристо, — вздохнул первый, за что едва не получил тычок под ребра от подельника.

— Вы хоть знаете, кто я такой? — спросил я гробокопателей.

— Хрен с горы, — продолжая артачась, заявил второй.

Ошибки быть не может. Они меня не знают. Вопрос почему? Они не местные? Или Демьян из дома никуда не выходил, поэтому селяне его лицо не помнят?

Стоп. Позавчера бабушка ко мне по имени обратилась, когда я на день рождения шел. Значит, Демьян был не настолько затворником, чтоб народ не понимал, кто перед ним находится.

— Откуда прибыли? — я посмотрел на ушибленного, сочтя, что он не станет выпендриваться, как его товарищ, и расскажет мне все, что я пожелаю узнать.

— Из Горетовки, — еле слышно вздохнул тот, а его темноволосый напарник заскрипел зубами.

Я мысленно обратился к памяти Демьяна и едва не присвистнул. Горетовка — это один из рабочих поселков вблизи Пятигорья. По всему выходит, что это Новаки подбили мужиков на мерзкое дело, заплатив им аванс, хотя с учетом изгнания деньги им самим пригодились бы.

— Неужто сам Матеуш с вами говорил, — я сделал вид, что крайне удивлен, еще и скривился. — Не по чину как-то.

— Нет, не Матеуш, а его…

— Заткнись, — темноволосый ударил по губам словоохотливого мужика.

— Разорять могилы — гнусное занятие. И как же вам объяснили, для чего это нужно?

— Сам говоришь, не по чину нам такое знать, — осклабился переломанный.

— Догадаешься, о чем я сейчас думаю? — я ласково посмотрел на него.

— И о чем же? — с вызовом спросил тот.

— Сколько у тебя ног?

— Ну, две, — мужик озадаченно перевел взгляд на напарника, но тот уже мало что соображал от ужаса.

— А переломов сколько?

— Один. Ха, думаешь мне вторую ногу сломать?

— По перелому на каждую ногу? — я сделал вид, что задумался. — Какая-то простая арифметика. Давай лучше в умножение поиграем. Нет таких конечностей, которые нельзя и два, и три раз сломать. Проверим?

Я поудобнее переложил лопату, а сам внутренне засек время. Как и следовало ожидать, напускной храбрости у мужика хватило ненадолго, примерно на пять ударов сердца. После чего я узнал всё, что хотел.

Да, это Новаки. Нет, не Матеуш, и не Анджей с Кшиштофом. Отличилась старшая жена. Велела мужикам найти могилу моей матери, раскопать, гроб вскрыть, кости изъять и бросить хоть в лесу, хоть в реку. А чтоб не обманули ее, прикарманив аванс, велела принести ей кольцо с пальца покойницы, после чего обещала заплатить втройне.

Вот же тварь! Отомстить мне решила! Она прекрасно знала, как Демьян любит свою мать, и сделала логичный вывод, что ему будет безумно больно узнать, что её могила осквернена, а тело пропало. Я с женщинами не дерусь, но ради такого случая, пожалуй, сделаю исключение. Навещу старую суку и вразумлю.

Хотя… Устрою-ка ей ассиметричный ответ. Всё, что мне требуется сейчас от Новаков — это скорейшее бегство семейства хоть в Сибирь, хоть на свою историческую родину, главное — чтоб и духа их поганого рядом не было. С первого раза, похоже, не поняли. Еще, небось, лелеют надежду, что я сверну себе шею, и они триумфально вернутся в усадьбу. Ну а что, Елизавета Илларионовна и Сергей Михайлович уехали, я остался один, а значит, могут быть варианты.

Предупрежден — значит не расслаблен. Если оставлю за спиной такого противника, буду постоянно ждать неприятностей. А мне и без Новаков есть чем заняться в обозримом будущем.

— Так ты нас отпустишь? Или прямо здесь оставишь? Могилу-то мы уже раскопали, — хмуро осведомился темноволосый.

— Я слишком уважаю память своей матери, чтоб навязать ей в посмертии ваше гнусное общество. Валите отсюда на все четыре стороны. А заказчице вашей скажите, чтобы четверга боялась. Передадите?

Мужики закивали, после чего ушибленный подсадил себе на закорки поломанного и медленно побрел восвояси. Чую, до ночи до своей Горетовки добираться будут, если только по пути над ними кто-нибудь не сжалится и не подвезет.

Теперь мачеха всю неделю на нервах проведет. Сегодня ж только пятница, хе-хе. А к четвергу я как раз успею придумать, как ее наказать.

Я присел на корточки на краю раскопанной могилы, закрыл глаза и прислушался. Нет, всё тихо, как и должно быть. Душа моей измученной матери Милолики Черкасовой, в замужестве Новак, давным-давно ушла к свету.

Посмотрел вниз и едва удержался от бранных слов. Оказывается, мужики успели сдернуть крышку гроба и за малым не потревожили тело. Пришлось спрыгнуть вниз и…

Внезапно я что-то почувствовал. Нет, точно не след души. Скорее, похоже на артефакт. Что бы это могло быть?

Вздохнув, я всё-таки поднял крышку и заглянул внутрь. Бедные истлевшие косточки. Судя по их виду, Демьян осиротел больше десяти лет назад. А вот и источник эфирного возмущения: то самое кольцо, которое собиралась прибрать себе мачеха.

Подумав, я осторожно снял его и положил в карман, отметив, что меня отчего-то тянет улыбнуться, хоть это и неуместно. Пусть оно и пролежало несколько лет среди костей, чем-то светлым от кольца веяло, родной до боли стихией. Ладно, чуть позже разберусь, что это за диво такое. Не думаю, что мама обидится на меня.

Я закрыл гроб, подтянулся к краю, но лишь с третьего раза выбрался наверх, в очередной раз дав зарок как следует заняться этим рыхлым телом. Затем закопал могилу и вернул на место памятный камень. И вполголоса спел Песнь для ушедших. Только под самый финал сообразил, что пою по-русски, хотя прекрасно помню исходный текст. Чудны дела твои, дорогое мироздание.

Хмыкнул, когда понял, что поскольку мужики свои инструменты побросали, у меня теперь три лопаты, а не одна. Всё в дом, всё в дом!

Из-за драки едва не позабыл, зачем сюда шёл. Впрочем, могила Марка Антоновича обнаружилась неподалеку и тоже с краю, будто он был одним из последних, кого хоронили в старой части кладбища. Присел возле неё и практически не удивился, заслышав потустороннее ворчание:

— Нет, поёшь неплохо, но чего ты именно ко мне приперся, а? Что за молодежь пошла! Эх, в наше время люди себе такого не позволяли. Да, грабили. Убивали даже. Но над покойными измываться, на это ни у кого руки не поднимались. Только у последних отморозков. Может, ты такой и есть? Эх жаль, коли так, поёшь-то красиво. А вот разроешь могилку мою, как дружки твои недавно, залезешь в гроб, возьмешь в череп в руки и скажешь: бедный Марк! Я знал его — и соврешь, конечно, потому что я тебя в упор не припоминаю. — Так вот, будешь держать мой череп и кривиться: мол, у человека тут усы должны быть, а под усами губы, которыми он дамам усладу дарил, а вместо этого что? Сплошной прах и фуй! Нет, ну а что вы ожидали от человека, чье тело здесь вот уже пятнадцать лет лежит…

Я слушал ворчание Марка Антоновича и тихонько улыбался. Когда Вроцлав рассказывал мне о дотошности и скрупулезности покойного управляющего усадьбой, я подумал, что есть небольшой шанс того, что душа его решила задержаться, не уходить к свету. Подобные люди склонны контролировать все даже после своей смерти, поскольку очень привязаны к земле и своему окружению. Так оно и вышло.

Управляющий пошел по третьему кругу поминать моё пение, и я заговорил с ним:

— Повторяетесь, любезный. Но за похвалу спасибо, я старался.

— Что?! — завопил Марк Антонович. — Нет, не может быть. Ты меня не слышишь.

— Почему же не слышу? Очень даже отлично слышу.

— Помаши тогда правой рукой! — внезапно не то попросил, не то приказал управляющий.

Я с улыбкой исполнил требуемое.