«Савватьевич, у нас конюшни чищены? А то тут кое-кому нашего добра страсть как хочется». — обратился я мыслеречью к заместителю.

«Организуем в лучшем виде!» — хмыкнул он в ответ и нарочито неторопливо прошелся прямо перед лицом посланника.

— Паковать-то начнете? — занервничал предводитель, когда пауза в нашем разговоре изрядно затянулась. — А то время идет, нам барон наказал пораньше вернуться. Ещё ж это самое, разгружать придется!

Я не стал ничего ему отвечать, отвернулся, прошел несколько шагов и уселся на ступеньки. Посланник было раскрыл рот, как тут же словил обратно темное облачко и заткнулся. Ох, молодец Иннокентий, что я без тебя делал бы!

Спиридон отомстил незваным гостям со знанием дела. Слуги размазали дерьмо тонким слоем по подводам так, что сидеть на них уже не представлялось возможным даже на месте возницы. А уж какой они распространяли запах… Не-не, с горкой накладывать не стали, а то ж конский навоз — ценное удобрение, его беречь надобно! Так что исключительно в плане контрибуции с соседом делимся, хе-хе.

Провожали посланников уже расширенным составом, подошли слуги, с помощью которых Савватьевич устроил каверзу. Если люди барона, с которых Кеша наконец-то убрал облачка тьмы, и помышляли о мести, им пришлось срочно менять планы и подобру-поздорову топать восвояси, держа лошадей за узду. Численный перевес был уже на нашей стороне, а вилы в руках слуг недвусмысленно намекали, что их пустят в ход при первой же попытке потянуться к топорам и ножам.

К тому моменту утро окончательно вступило в свои права, и мы, вдоволь поулюлюкав вслед вонючему обозу, отправились к дому. По пути я поманил с собой Прохора, который так и стоял неприкаянный возле своего экипажа.

— Вот, — представил я его Спиридону. — Прохор, бывший арендатор Луцкого. На все руки мастер. Гляди, какой экипаж собрал. Пристроишь его?

— А поехали! — Савватьевич лихо впрыгнул в экипаж. — Как раз участок себе выберешь по душе, да пообщаемся накоротке.

Прохор растерянно оглянулся на меня, но я подмигнул ему, дав понять, что с меня теперь взятки гладки, пусть дальше сам с моим заместителем договаривается, если не желает за копейки свою продукцию Луцкому отдавать.

Пока Василиса готовила завтрак и накрывала на стол, мы с Кешей дружно решили о нашей неудачной попытке выйти на след Властелина не упоминать. Чего себе зря настроение портить? Тем более у нас и так была отличная тема для разговоров, и даже если душа Арлатара сейчас подслушивала, можно было ни капли не бояться того, что она побежит с докладом к нашему врагу.

— М-да, измельчал что-то Луцкий. В прошлый раз вон какого посланника мне отправил! В красные рейтузы одетого! А это что за комедия? Ушкуйники и то представительнее выглядели бы, чем этот сброд. Как торопились-то в усадьбу! Не поленились ведь на рассвете припереться, будто им припекало.

— А подвод сколько нагнали, — рассмеялась Евдокия. — Видать, на большую контрибуцию рассчитывали!

— Ага, только ни разу ее размер не назвали! — заметил Кеша.

— Зачем называть? Вдруг графенок перепугается и отдаст всё, до чего их загребущие руки дотянутся. Я же такой юный весь из себя, неопытный!

Тут мы с шаманскими детьми заржали в полный голос, так что Вася, проходя мимо с очередными тарелками, наградила нас укоризненным взглядом.

— Демьян, там такое дело, — в гостиной появился озадаченный Вроцлав. — Прибыла делегация от барона Луцкого с целью обсудить вопрос взимания контрибуции!

— Опять? Да вы издеваетесь?! — застонал я, уже не в силах дальше хохотать. — Гони их в шею. И вообще, выходной день, воскресенье на дворе. Я никого не принимаю.

— Это те люди, которые вам войну пытались объявить, — уточнил управляющий. — Ну, помните красные рейтузы?

— Даже так? — я рывком поднялся с места, резко перестав смеяться. — Тогда веди их в кабинет, там и пообщаемся.

— Да где носит этого Демьяна?

— Похоже, он слишком-то к нам торопится.

— Даю вам слово, господа, что еще немного, я найду первого же попавшегося слугу, потребую от него привести сюда графа и выскажу этому несносному мальчишке прямо в лицо всё, что о нем думаю!..

Я счел, что достаточно промариновал посланцев Луцкого, тем более Цап, пробравшись в кабинет через секретный лаз из комнаты Василисы, полностью передал мне их беседу. Надо будет подумать, чем бы побаловать суслика, поскольку его помощь пришлась мне весьма кстати.

Узнав, что он мне больше не нужен, Цапушка тут же покинул кабинет и умчался к своей несравненной кисе. Интересно, у нее котята глазки уже открыли? Как они будут воспринимать свою тощую няньку? Как объект для охоты, или Цап по устоявшейся традиции будет откупаться от них мышами?

Усилием воли выбросив из головы мысли о семейной жизни суслика, я вошел в кабинет.

— Что это? Лопата? — вытаращился на меня мужчинка в красных рейтузах.

— Зачем подтверждать очевидные вещи, — как и в прошлый раз я уселся напротив ходоков, оккупировавших кожаный диван. — Я же не тыкаю в вас пальцем как дикарь и не кричу: ой, у вас пятно на рейтузах!

Посланец тут же скосил глаза вниз. Ага, купился. Это тебе так, мимоходом за все те гадости, что успел обо мне наговорить, пока думал, что я вас не слышу.

— И все-таки, зачем вы принесли сюда лопату? — спросил требовательный тип, который меньше минуты назад грозился мне что-то там высказать.

— Вы когда-нибудь волшебную палочку видели?

— Нет, — опешил собеседник.

— Вот и считайте это волшебной палочкой. Моей персональной волшебной палочкой. Кстати, — обратился я к доселе молчавшему третьему члену делегации. — Так что вам сказал кум? Видите ли, я от природы очень любопытен, мне интересно, как он объяснил, почему от подвод так воняет и откуда они вообще едут. Хотя стоп, — я сделал вид, будто что-то припоминаю. — Полагаю, это же именно вы рассказали ему, что барон Луцкий готовится потребовать с меня контрибуцию? Тогда всё понятно: ваш хитрый родственник вздумал опередить вас. Вывезти добро до вашего появления в моей усадьбе.

Рейтузоносец и требовательный с нехорошим прищуром посмотрели на третьего товарища, который шел пятнами.

— Можете быть спокойны, господа: все несметные богатства по-прежнему при мне. Я сразу удивился, насколько упал уровень представительства посланников барона, поэтому ни на секунду не поверил этим жалким недотепам. Я сказал сам себе: не может такого быть! Они позорят Луцкого! Этого умнейшего и, не побоюсь этого слова, мудрейшего человека! Представляете, они почему-то решили, что за проигрыш Новаков в войне должен заплатить совершенно посторонний человек!

— Хватит ломать комедию! — рявкнули красные рейтузы, на что я совершенно невинным и естественным жестом провел по древку лопаты, и посланник чуть прикрутил свой пыл, сообщив уже вполне нормальным голосом. — Вы не можете являться посторонним человеком, поскольку присвоили себе имущество покойных Новаков, не выплативших барону Луцкому назначенную им контрибуцию в размере четырехсот рублей. И мы предлагаем добровольно передать нам эти средства, после чего претензии в ваш адрес будут сняты. Должен отметить, барон был крайне милосерден, когда назначал размер контрибуции, приняв во внимание бедственное положение семьи, которой он объявил войну.

— Да, неловко как-то вышло на голодранцев нападать. Оружие чистишь, форму наглаживаешь, а сражаться-то и не с кем, — глубокомысленно кивнул я. — И чего затевал такую бессмыслицу, спрашивается? Одни сплошные расходы с этими войнами. Вы так барону и передайте.

Последнюю фразу я произнес с намеком, по очереди посмотрев в глаза каждому из присутствующих в кабинете. Если не дураки и не трусы, то донесут своему начальству, что граф изволит зубы показывать и предупреждает: если через полгода Луцкий не одумается и захочет объявить войну уже Черкасову, сам же и пострадает от своего решения.

— Выплата нам этой суммы — чистая формальность, но эта формальность должна быть исполнена, — подал голос требовательный.