— А что такое? — спросил Иннокентий.

Я с небольшими купюрами рассказал ему о том, как эта тварь наняла мужиков, чтобы осквернить могилу матери. И даже принес с подоконника потемневшее кольцо, ожидающее там нового рассвета, чтобы подарить мне силы. За окном уже давным-давно стемнело, мой чай в спальне, скорее всего, безнадежно остыл, но наш разговор с Кешей был в разы важнее подобных мелочей.

Испросив разрешения, мой гость и соратник взял кольцо, а затем…

Взял и натянул его на палец, после чего зашелся в дичайшей улыбке. На секунду я перепугался, так он был сейчас похож на внезапно спятившего человека. Но Иннокентий справился с собой, еще несколько секунд подержал кольцо на пальце, после чего с огромным сожалением снял его и протянул обратно.

— И что это было? — хмуро поинтересовался я.

— Ты уверен, что тебе, слуге света, подходит эта вещь? Она только что одарила меня первозданной тьмой ночи, и я почувствовал себя буквально всемогущим. Ненадолго, но какое же это незабываемое чувство!

Артефакт покойной мамы Демьяна оказался весьма непрост. Ночью он копил энергию тьмы с тем, чтобы под первыми лучами солнца полностью лишиться ее и начать копить уже энергию света. И так по кругу. Раньше я ни разу не слышал о подобном, но действительность только что показала мне, что не стоит зацикливаться на всем известных вещах. Я вздохнул и предложил:

— Советую оставить кольцо здесь, но успеешь ли ты вовремя проснуться, чтобы зайти сюда перед рассветом? Тогда получишь еще одну порцию твоей концентрированной стихии. А потом вновь положи кольцо на подоконник с тем, чтобы днем уже я принял подарок от света.

— Конечно, я проснусь еще до того, как край горизонта зальется синевой! — горячо заверил меня Иннокентий, и я прямо всей своей носорожьей шкурой прочувствовал, насколько ему хочется еще раз надеть кольцо, чтобы испытать это чувство.

— Вот и договорились, — заключил я и уже собирался отправляться к своему остывшему чаю, как мой собеседник спросил:

— И всё-таки, кто ты такой, щит света? Я слушал сегодня твоих домашних, но понял только то, что никто из них сам толком не знает тебя. Как такое возможно, если ты прожил здесь всю свою жизнь?

Я не видел большого смысла скрывать от Кеши свою историю. И так уже засветился весь в огнях и лампадках, чего только одно возвращение Марка Антоновича стоит. Поэтому рассказал всё без прикрас. Обидно, конечно, что мое самопожертвование в итоге сыграло на руку Властелину, как себя эта мерзость величает, но зато, если верить тому, что я сегодня услышал, свой мир я спас раз и навсегда, а это дорогого стоит. Если придется повторить всё здесь — я готов. Но скверне не пройти!

— Ты великий человек, — сказал Иннокентий после того, как мы приговорили третий бокал коньяка.

— Кто-то сегодня назвал меня чародеем-неудачником, — не удержался я от шпильки.

— Глупым чародеем, — педантично поправил Кеша.

— Еще лучше! — хмыкнул я. — За всю свою долгую жизнь так и не понял, с чем имею дело. В итоге внезапно подсобил врагу, как никто бы другой не смог.

— Он бы все равно свое получил. А так ты спас от гибели свое войско и семью. Пойми, Властелину вообще без разницы, кто станет жертвой, противники или союзники. Главное сам факт одномоментной гибели массы народа как обычного, как и порченного. А он сидит возле этого варева и сливки снимает.

— Ситуация ухудшилась, ты заметил? Властелину достаточно плодить сеятелей. А те уже по его отмашке буквально за пару недель соберут нужную армию. И пока мы не знаем, чего он ждет, но то, что наступление на этот мир может начаться в любую минуту — непреложный факт. Кстати, еще вот вопрос, любопытно просто, говоришь, твой приемный отец — Шаман ночи. А Шаманы дня у вас есть?

— Есть, конечно, как им не быть? — подтвердил Иннокентий. — У каждого по полгода власти. Встречаются друг с другом в дни равноденствия и…

Тут он покраснел и хмыкнул.

— Бухают что ли? — уточнил я.

— Люто! — подтвердил Кеша. — Они же друзья… я даже не знаю, сколько зим уже. Мы их потом с учениками по домам развозим. Говорят, обычай такой, хотя, сдается мне, лукавят изрядно.

— Лукавят, — подтвердил я, хотя про шаманов узнал всего лишь полсуток назад.

Но вот мой учитель такие штуки тоже регулярно проделывал, хорошо хоть не часто. Тоже пару раз в год собирался со своими старыми друзьями, и как они чудили, мама дорогая! Все же маги не последние, понимать надо, вот и выделываются, как могут. Самое безобидное, что припоминаю, это фейерверки. Внезапное отрезвление — это маг-лекарь постарался, впрочем, они тут же заново напились в зюзю. Женщинам цветы дарили охапками, какую только оранжерею обнести успели. В общем, всякое было.

Напряжение сегодняшнего дня начало потихоньку меня отпускать, да и у Иннокентия глаза уже выглядели сонно. Учитывая то, что ему подскакивать ни свет ни заря, если хочет с кольца бонус получить, я ему не завидую. Так что мы потихоньку принялись готовиться ко сну. Остатки коньяка я спрятал, а бокалы выставил на стол, чтобы их завтра помыли.

— В селе пожар! Большие Заимки горят! — в кабинет ворвался всклокоченный Вроцлав, и надежда на долгожданный сон вновь накрылась медным тазом.

Прокляли мой сон. Как есть — прокляли.

Когда мы впятером — я, Вроцлав, Иннокентий, Спиридон и Евдокия выскочили на улицу, со стороны села поднималось зарево, а ветер нес запах гари.

— Совсем близко, это у кого-то из слуг полыхает, — заметил взволнованный Вроцлав.

— Я вчера туда заезжал, чтобы Бартоша выселить, — сообщил Спиридон. — Велел, чтобы до утра выметались. Бабы вой подняли, но я сказал, чтоб у мужика своего спросили, он знает, за что Демьян его наказывает. И пусть великую праматерь благодарит, что так легко отделался за свою подлость.

— Ладно, это сейчас не так важно. Пошли, пойдем людям поможем. Вроцлав, выдай нам те две лопаты, что я позавчера принес, лишними не будут.

Когда мы прибежали на место, от когда-то большого дома и сарая неподалеку уже мало что осталось. Разозленные соседи проливали водой свои заборы и дома и гасили те горящие ошметки, до которых могли дотянуться без вреда для себя.

— Тю, так дом Бартоша и горит! — изумился Спиридон.

— Людей спасли? — крикнул я коренастому мужичку, остервенело таскавшему к забору ведро за ведром.

— А некого было спасать! — он сплюнул в сторону и с ненавистью посмотрел на пожар. — Сам Бартош, как они все добро на подводы сгрузили и сами там расселись, дом и поджег. Сказал, что из того, что он забрать не сможет отсюда, никому ничего не достанется. Я его побить хотел, да пожар быстро разгорался, так и уехал мерзавец без моего благословения по мордасам.

— Бартош жадный как медведь на пасеке, — вмешался в наш разговор еще один мужик с перепачканным копотью лицом. — Ему всегда только до себя дело было, а на нас наплевать!

В целом наша помощь была уже не нужна. Дом догорал, свои владения соседи сумели отстоять, но тут…

В мое сознание ворвалась — нет, не мыслеречь, а мыслекрик Цапа. И я, сориентировавшись, ринулся туда, куда он меня звал.

Измученную кошку придавило в огороде упавшим обломком. Видимо, ее поначалу никто не слышал из-за шума пожара, а сейчас бедолага уже охрипла в панике. Вокруг стоял немыслимый жар, почти нечем было дышать. Цап гладил кошку по голове и тормошил ее, не давая потерять сознание, но глаза ее закатывались.

Воспользовавшись лопатой, я откинул зловредный обломок, после чего осторожно подхватил сибирячку и вынес поближе к улице, где уже можно было сделать вздох без вреда для здоровья.

— Тю, они и кошку свою оставили! — в голосе соседа слышалось горечь. — Нелюди, как есть нелюди. Где ж это видано без доброй мурлыки оставаться? Всё равно что дите своё бросить.

— Давай-ка я ей помогу, — предложил Кеша, но я отодвинул пострадавшую животинку подальше от его загребущих лап.

— Прости, но не уверен в твоих целительских способностях, — твердо заявил я, памятуя о том, как Иннокентий «лечит» измененных.