Вроцлав с горящими глазами слушал про похождения Спиридона и даже не заметил, как Василиса подсела еще ближе к нему. Похоже, глянулся парень нашей вещей. Что же, почему бы и нет? Я против их союза выступать не стану, только за. Лишь бы сам Вроцлав после смерти своей первой жены не замкнулся, а остальное всё преодолимо. Суслик меж тем сидел на руках Иоланты и радостно подставлял бока под почесушки, чему оба были крайне рады.

— А самое смешное, знаете что? — Спиридона было не остановить. — Новаки из вредности уже объявили арендаторам Луцкого, что Пятигорье больше не будет скупать у них продукцию! Сами нам же подыграли! Я специально туда заехал, узнал, чем народ дышит. Заодно и объявил, что молодой граф всех на свои земли ждет и землицей той не поскупится. А кто хочет и дальше спину на старого пропойцу и кровопийцу барона гнуть, те пусть сидят и ждут, пока их до липки обдерут.

— Говоришь, заехал к арендаторам Луцкого? А лошадь ты откуда взял?

— Не просто лошадь, а бричку с кучером, для начальственного развозу выделенную. Завтра утром сюда же в усадьбу прибудет, мне во много мест поспеть надо, чтобы все проконтролировать как должно.

Мы сидели на кухне, в которой уже стало тесновато от народа, но идти накрывать стол в гостиную было долго, да, по сути, и некому, кроме Василисы, которая и так сбилась с ног, готовя нам суп из зайчатины, рагу и салат с горячей заячьей печенью. Расстаралась, молодчина.

Иннокентий и Евдокия сидели тихо и лишний раз рта не открывали. Их появление в усадьбе все восприняли спокойно за исключением разве что Вроцлава, который накоротке попытался у меня разузнать, не стоит ли опасаться столь диковинно выглядящих гостей.

Да, не позавидуешь парню. Мало ему изгнания Новаков и внезапного становления меня самостоятельной фигурой, как буквально каждый день кто-то новый здесь появляется. Сначала Василиса, потом Спиридон, теперь вот названные брат с сестрой. Вся размеренная жизнь усадьбы с моего дня рождения полетела в тартарары.

Мы еще немного посидели, послушав про подвиги Спиридона, который пошел хвастаться уже по второму кругу, что и стало для нас негласным сигналом сворачиваться. Василиса занялась мытьем посуды, Евдокия принялась точить свой охотничий нож, а вслед за ним, неодобрительно поцокав языком, подтащила к себе и кухонные. Савватьевич стрельнул взглядом по фигуре Евдокии, нарвался на мой предупреждающий взгляд, после чего послушно умелся в выделенную ему комнату. Ну а Вроцлав повел клюющую носом Иоланту укладываться спать.

Я отправился в кабинет. Скорее по привычке, потому что пока меня не было, Вроцлав и Василиса, памятую мою нелюбовь к бывшей комнате, нашли мне новую спальню и уже застелили там кровать чистым бельем. Следом увязался и Кеша, но я не возражал против его компании. Нам еще многое стоило обсудить наедине.

— И всё-таки я не понял, что такого особенного в том, что Василиса — вещая? Большого смысла в её единственном прорицании не было, на мой взгляд. Что-то более-менее внятное она ещё не скоро поведает, если поведает вообще. Просто твоя сестра так остро на эту новость среагировала…

Иннокентий вздохнул.

— У нас считается, вещие передают, что им духи показывают, только общаться с ними не умеют. И раз ее порченной сделать постарались, значит, духи через нее что-то важное людям сообщить хотят. То, что плохие люди не желают, чтобы мы услышали. И коли ты умудрился ее излечить, то теперь ее беречь надо и ни одного пророчества не упустить.

— Это-то понятное дело, — вздохнул я. — Кстати, а ты-то сам с духами общаешься?

— Не так, как мой отец, но могу. Только они редко мне отвечают. Долго готовиться надо, чтобы отозвались, специальный костер жечь, песни призыва петь. Непростое дело.

— И много раз ты к духам обращался?

— Четыре раза, когда они мне ответили, — честно сообщил Иннокентий. — А остальные двадцать восемь без толку. Но отцу они тоже не всегда отвечают, хотя ему куда чаще везет, чем мне.

— А можешь Василису этому научить? Ну, раз ты говоришь, что у нее по любому связь с духами есть. Может, смогла бы себя не терять во время пророчества?

Кеша покачал головой.

— Она не понимает, что происходит. Полностью контроль за языком духам отдает. Да и видел же наверняка, какого у нее цвета глаза в этот момент становятся? Это духи сквозь них глядят. Человек сам себе не принадлежит, духи его тело ненадолго забирают, а потом отпускают с миром. А шаманы и с землей, и с духами связаны одновременно, себя не теряют.

— Жаль, — отозвался я, думая о своем.

Словно почувствовав, что о ней говорят, в комнату заглянула Василиса.

— Так и знала, что вы еще здесь, — выпалила она с улыбкой, обращаясь ко мне. — А я вам чаю в спальню принесла с медом из кладовой, самое то на ночь выпить. Так что не засиживайтесь, а то остынет.

Я хотел аккуратно сказать ей, что не стоит хозяину усадьбы указывать, где и как ему проводить свое время, благо Вася явно ничего плохого в виду не имела. Всего-то от широты души угощение предложила, что с простодушной девчонки возьмешь? Но тут она изменилась в лице и ее голубые глаза вновь стали почти что белыми. Я бросил беглый взгляд на Иннокентия, тот жадно всматривался в вещую, понимая, что та вот-вот произнесет очередное пророчество. И она не подвела.

— Сошлись явь и навь, щит и посох, теперь вместе им стоять, ждать меча. Предал сын отца, да не спас мира. Злобой дни его преисполнены, сойдутся вновь, как встарь, но лишь один с той встречи воротится.

Выговорив это, Василиса едва не упала, но Кеша оказался быстрее меня и успел её подхватить.

— Покажешь, где ее комната? — спросил он.

— Слева от этой, — кивнул я. — Пойдем, двери открою.

Уложив Василису, мы вернулись в кабинет и некоторое время молчали. Память Демьяна вовремя подсказала, что здесь есть бар, откуда я добыл бутылку коньяка и разлил его по обнаружившимся тут же бокалам. Иннокентий возражать не стал, и мы молча пригубили янтарный напиток.

— Явь и навь, это точно про нас, — нарушил он молчание. — По крайней мере, я посох. А ты разве щит?

— Щит, тут ошибки быть не может, — кивнул я. — Тем более лопату мою твой посох разломал.

— Ну прости, — пожал плечами Кеша. — Хочешь, я ей такое древко сделаю, которое по прочности с моим посохом сравнится?

— Еще как хочу! — ухватился я за это предложение.

— Завтра займусь, — кивнул он мне. — Теперь нам ждать меча. Получается, у нас третий в команде прибавится?

— Было бы неплохо, — прикинул я. — Бойцы лишними никогда не бывают.

— А вот с отцами-сыновьями я запутался. Мне двадцать зим, и у меня сыновей нет. А у тебя?

— Ты меня видел? Мне семнадцать лет, детей нет, ни сыновей, ни дочек.

— Тогда получается, предатель кто-то из нас. Но я со своим приемным отцом и в мыслях так поступить не могу, у меня нет никого ближе его и сестры! Скорее, тут к тебе вопрос.

— Я своего отца на днях едва этой же лопатой не забил, так что, похоже, ты прав. Не уверен, впрочем, что мои чувства к нему тянут на предательство: он, поверь мне, постарался сделать все возможное, чтобы убить любые родственные чувства между нами.

— Не мне тебя судить, — отозвался Иннокентий. — Порой чужой человек становится родным, а родной врагом.

— Но из того, что мы услышали, следует, что нам с Матеушем предстоит еще одна встреча, по итогам которой один из нас распрощается с жизнью.

— Ты по-прежнему хочешь убить Матеуша?

— Я хочу, чтобы он уехал как можно дальше и больше не маячил на горизонте. Все, что он мог разрушить в моей жизни, он разрушил, а что не смог, то хотя бы попытался. И, вот скажи, хоть и знаешь меня всего ничего, я похож на человека, у которого дни злобой переполнены?

— Ну, не всегда стоит понимать слова вещих буквально, — пожал плечами Кеша. — Мирным твой быт, мне кажется, назвать тоже сложно.

— То не я, то жизнь такая, — я разлил еще коньяка. — Тем более у меня вопросы не только к папаше, но и к его старшей жене появились.