Ерунда какая-то. Почему тогда у Анисима не толпится очередь из селян, которые хотят себя в угле запечатлеть? Причем за бесплатно! Где тут собака-то порылась?

Я задал этот вопрос Вроцлаву, который уже поджидал меня за забором у дома кузнеца.

— Смешной ты, Демьян, уж прости. У кого его семья надел арендует? У тебя. Тем более Спиридон уже до всех донес, что ты начнешь строго со всех спрашивать, вольница, что при Новаках была, закончилась безвозвратно. Ему тебе услугу важную оказать час времени заняло. Всего час. Зато он теперь на твою благодарность ответную рассчитывает, что не будешь ты лютовать сверх меры. Отец его, кстати, тоже от оплаты наотрез отказался. Сказал: «Скую Демьяну наилучшую лопату, которую в самом Смоленске не найти».

Не то чтобы я был рад взваливать на себя подобные долги, но сказать Савватьевичу, чтобы сделал послабление для семей кузнеца и его сына, мне было несложно.

Вопреки ожиданиям, он успел вернуться в усадьбу раньше нас.

— Вот, гляди, — развернул он передо мной огромный лист. — Тут, конечно, не все четко бьется, я всё-таки не землер. Но вот план твоей землицы. Вот я закрасил ту, что используют в дело. А вот сколько простаивает без толку из-за лентяев, — ткнул он пальцем в солидные пятна.

— У семей кузнеца и его сына, кстати, как с этим дела обстоят?

— Там все в порядке, они хозяйственники крепкие. Считай, собственный клан завели.

— Ты их не трогай тогда, тем более они в нападении на меня не участвовали.

— Я и не собирался! — усмехнулся Спиридон. — Я вот какую штуку измыслил. Все поровну поделить и поровну же раздать не получится. Не так это работает. Лентяям все равно землицы много окажется, а трудолюбивых обидим серьезно, и Пятигорье без сырья останется. Поэтому, — тут его палец вновь уткнулся в незаштрихованные области, — изымаем ровно ту землицу, что простаивает. Вот здесь, — перевел он палец на еще одну незакрашенную зону возле села, — будут строиться новые арендаторы. У них, конечно, прямого выхода к своим землям не будет, но и не беда. Ножками дотуда дойдут, али доскачут. Ну, как тебе мой план?

— Великолепно! — сказал я, ничуть не покривив душой. — А теперь, если тебе не трудно, позови в кабинет Иннокентия.

— Будет исполнено, — козырнул Савватьевич, довольный тем, что я по достоинству оценил его предложение, и умелся.

Пока Кеша шел, у меня было несколько минут обдумать то, что я вчера выяснил. Взгляд вновь остановился на сейфе, где лежала переданная бабушкой грамота. Осталось понять, почему она так поступила, указав моим отчеством не Матеушевич, как следовало бы ожидать, а Павлович?

Она вполне могла поступить так из вредности, окончательно искоренив само упоминание о том, что Новаки имели ко мне хоть какое-то отношение. Тогда это просто взятое с потолка отчество и ничего больше.

А если я ошибаюсь? Если мой отец не Матеуш, а некий неизвестный по имени Павел? Охо-хо, загадка на загадке. Вот что мешало мне внимательно прочитать эту грамоту сразу же, как мне её вручили?

Я припомнил подробности того дня. Вот Елизавета Илларионовна пододвигает мне бумаги, напутствует, и они с Сергеем покидают гостиную. Я подхватываю грамоты и иду в свою комнату. Дальше обморок Василисы, ощущение близкого присутствия скверны… И цокот копыт удаляющегося экипажа, увозящего мою бабушку и её мужа.

Похоже, я угадал. Она на всякий случай уже успела на момент нашего совместного обеда упаковать вещи и подготовить всё к немедленному отъезду. А это значит, что Елизавета не хотела отвечать на мой закономерный вопрос. Более того этот вопрос был для нее слишком чувствительным, так скажем. Хм, интересно, а через год она в усадьбе появится на очередной день рождения, или так и будет теперь бегать от меня по всей стране?

Впрочем, есть один человек, который с радостью приоткроет тайну моего рождения. Вернее, не так: с ненавистью расскажет о том, откуда я взялся.

Меж тем в кабинете появился Кеша, потирающий кулаком заспанные глаза.

— Как отдохнул? — спросил я его.

— Замечательно! В комнате, которую нам с сестрой выделили, великолепные шторы, почти не пропускают света. Спалось, как в родном чуме.

— Может, вас стоило раздельно поселить?

— Нет-нет, мы сами так попросили. Евдокии так спокойнее присматривать за мной. Она хоть и младшая, но очень трепетно относится к отцовскому поручению.

— Ясно, — кивнул я. — А у меня для тебя подарочек. Вот, держи портрет того, кто обретался в поместье, где мы с тобой встретились.

Я протянул Иннокентию рисунок. Тот осторожно взял его в руки, вгляделся и…

Разразился бурной тирадой на незнакомом мне языке. Но если я хоть что-то понимаю в человеческой мимике, Кешу сейчас переполняла смесь гнева и отчаяния.

— А теперь объясняй, что всё это значит? — я посмотрел на Иннокентия.

— Да то, что я совершенно точно видел этого человека! Совсем рядом с порчеными! Если бы я только знал, что это сеятель, я бы его ни за что не упустил!

— А теперь эмоции выключай и давай рассказывай прямо во всех подробностях, — потребовал я.

— Я приехал под Смоленск, потому что меня сюда тянуло сильно, как никогда в жизни не было. А отец сказал: верь себе, твой нюх не обмануть. Вот я и прислушивался постоянно. Мы с Евдокией переезжали несколько раз, всё ближе и ближе к тому месту, где я чувствовал скверну.

— Сколько времени у вас это заняло с момента появления под Смоленском?

— Четыре дня, — сообщил Кеша, на секунду задумавшись.

— И что было дальше?

— Я их нашел. Трех порченых селян из одного поселения. Они уже стояли на дороге и готовились куда-то отправиться. Я поговорил с ними и понял, их уже не спасти. Тем временем мимо нас проехал экипаж. Там был кучер, а в окне я заметил вот этого, — он ткнул пальцем в портрет. — Он сделал вид, будто ему вообще безразлично, что происходит вокруг. А селяне меж тем направились вслед за его экипажем. Но я-то думал, они просто пытаются уйти в лес!

Иннокентий в огорчении покачал головой.

— Что было дальше?

— Экипаж давным-давно уехал, селяне дошли до леса, там я их и… излечил.

— Кстати, раз уж речь об этом зашла, расскажи, как это происходит? Без твоих профессиональных секретов, мне просто нужно знать сухой остаток. Хочу сравнить наши возможности.

— Я обволакиваю тьмой порченого, — послушно начал Кеша. — Лучше всего это делать в тени или ночью. Затем жду, пока порча покинет его тело и оно обмякнет. Потом зову аанньал. Он приходит и забирает к себе дух. Затем я вновь напускаю тьму, и тело без духа становится прахом, уходя в землю.

— Как выглядит этот твой аанньал?

— На нас похож. Ноги никогда не показывает, у него длинное облачение. Над землей парит. И крылья за спиной.

— Значит, ты можешь призвать ангела?..

Такую новость следовало переварить и осмыслить.

С ангелами в прошлой жизни я сталкивался неоднократно. Обычно это происходило после очередной зарубы с массой погибших бойцов. Я тупо не успевал провожать в свет всех желающих, так что рано или поздно появлялись они. Ангелы.

Они не горели желанием общаться. Давали понять, что одобряют мои действия, но и не помогут если что. Так мы и работали совместно, не пытаясь хоть что-то узнать друг о друге. Я видел, как они подхватывают по десятку душ и устремляются…

Если у меня были калитки и двери, то у ангелов — ворота.

Они проходили через ворота, а через некоторое время возвращались, но уже одни. Вновь подбирали очередную партию желающих и снова маршрут ворота-свет-ворота. И так до талого.

Один-единственный раз ангел, убедившись, что никого больше для перехода в свет не осталось, отсалютовал мне и улыбнулся, прежде чем сам исчез за гранью. Вот и всё, что я знаю об этих существах. Слышал про них разные байки, из чего сделал вывод, что кто-то помимо меня их всё-таки видел, но при этом ничего не про них так и не понял. Можно было самому заняться мифотворчеством, пытаясь объяснить людям, для чего нужны ангелы, но зачем? Народ там уже себе сказок про них напридумывал: мол, исцеляют, у изголовья кровати стоят, на руках через трудности несут… Видели бы они то, что видел я, не было бы подобных баек, но вера в чудеса неистребима.