По дороге сюда, ладони, кстати, болеть и чесаться перестали, видимо, организм как-то начал привыкать к противоестественному соседству со скверной. Кроме рук никаких изменений в себе селяне не чувствовали, да и уже не слишком беспокоились по этому поводу. Воля Властелина продолжала подавлять их, делая послушными марионетками.
Мне в голову приходила только одна причина, почему наш враг на сей раз поступил именно так. Потерю франта он еще пережил: человека принесли в жертву в неимоверных мучениях именно ради того, чтобы задобрить разочарованного потерей его функциональности Властелина. А вот наша расправа над Арлатаром и кучером окончательно вывела его из себя. Искать новых сеятелей, готовых следовать за ним, скажем так, по идеологическим причинам — долго и, скорее всего, трудно. Не удивлюсь, если за те условные семь месяцев, что он уже находится в этом мире, та троица были единственными, кого удалось перетянуть на свою сторону. И то он действовал не в одиночку, а с помощью моего сына-ренегата, который явно был главным помощником в новом мире. Вновь терять больше полугода Властелин был не готов, поэтому начал действовать грубо и поспешно. Ему были нужны люди, подвластные его воле. Ждать, пока новый сеятель кого-то осквернит, а душа оскверненного через неделю-полторы отойдет от света настолько, что сама по доброй воле отправится на поиски Властелина и будет с радостью исполнять его приказы, мой враг не смог и не захотел.
Кажется, кое у кого изрядно пригорает. И я даже не знаю, плохая для нас это новость или хорошая.
Мы с сыном шамана дошли до полянки. Он уселся, скрестив ноги и положив на них посох.
— Мне что делать? — спросил я его.
— Тоже садись, — махнул он рукой перед собой. — А потом просто сиди спокойно. Ты свое согласие дал, духи об этом знают, поэтому еще раз спрашивать не станут.
— Я так понял, ты впервые этот обряд проводить станешь? Да еще и над собой, получается?
— Духи осведомлены, что я согласен связать с тобой свою душу, — недовольно отозвался Лэгэнтэй. — Отец мне рассказывал про обряд. Я видел, как он проходит. И вообще, если тебе так хочется потрепать языком, то найди для этого другое время, пожалуйста. Мне надо сосредоточиться.
Я не стал злить Кешу, а вместо этого плюхнулся напротив него на то место, которое он указал. Лопату положил на свои колени ровно так, как он посох. В этом не было какого-то особого смысла, но мне почему-то показалось, так будет правильно.
Сын шамана поднес ладони к вискам, будто прислушиваясь к чему-то внутри себя, после чего негромко не то замычал, не то запел и опустил руки обратно на колени.
Поначалу мне было странно. Не сказать, что не по себе. Просто непривычно. Ночной примолкший лес, темноволосый парень с посохом издает гортанные звуки, чередуя их с протяжными нотами, и я тут в роли наблюдателя и пассивного участника действа.
А затем мне захотелось закрыть глаза. Вот прямо настоятельно что-то изнутри в черепушку постучалось: мол, давай, делай, что говорят. Впрочем, Иннокентий уже некоторое время назад тоже смежил веки, поэтому я не стал противиться зову. Вряд ли Властелин успел отправить по наши души новых сеятелей, а других врагов здесь и сейчас, думаю, нам бояться не стоит.
Не сказать, что после этого произошло что-то экстраординарное. Я внимательно вслушивался в себя, но ничего особенного уловить не мог. Вот по голове пробежала приятная щекотка, будто что-то хорошее вспомнилось. Затем на душе уютно стало, будто в маминых объятьях. Ох, мама, как давно это было, я уже безвозвратно взрослый, пусть в этом теле мне исполнилось всего семнадцать лет… И вот снова щекотка, но уже такая, требовательная, словно учитель пальцами по затылку пробежал и вихры взлохматил.
«Ну как, получилось?» — мыслеречь Лэгэнтэя раздалась в моей голове так неожиданно, что я вздрогнул и вцепился в лопату.
«Это мне лучше у тебя поинтересоваться», — ответил я ему.
— Значит, полный порядок, — уже вслух произнес Кеша. — Ну что, пошли? Хотя мне до сих пор твой план кажется безумным.
Мы поднялись, опершись кто на посох, кто на лопату, и потопали обратно к усадьбе.
— Ну как, сейчас-то с тобой можно поболтать? Или ты там, не знаю, очень устал от обряда? — осторожно осведомился я.
— Демьян, тебе когда-нибудь говорили, что ты приставучий как…
— Как репей? — с готовностью подсказал я. — В прошлой жизни неоднократно. Но ты скажи, если не хочешь общения, я и помолчать могу.
— Да спрашивай уже! — усмехнулся Кеша. — А то я не вижу, что ты разве на месте не подпрыгиваешь.
— А вот этот обряд его только один раз провести можно? — я тут же воспользовался добротой Иннокентия, потому что, во-первых, не хотел попусту терять драгоценное время, а во-вторых, ночная дорога слегка действовала мне на нервы.
Я ведь Щит света, а не Шаман ночи. Это Лэгэнтэю сейчас самое раздолье, а я мне вот надоело в тьму вглядываться и ветки от лица отводить, чтобы не поцарапаться.
— Хочешь еще с кем-нибудь быть на связи? — ни на секунду не удивился Кеша. — В целом никаких запретов нет. Но тут надо тонкую вещь понимать. Ты вот ко мне проникся, это любому видно. Соратником своим считаешь. Если со мной что-то случится, на помощь бросишься. То есть по-настоящему меня поддержишь, и я ровно так же поступлю, ведь наши души не просто так связаны между собой. Здесь очень важно, как два человека друг к другу относятся, готовы ли чем-то важным пожертвовать, если придется.
— Стоп, откуда тебе знать, что я был искренен? Может, мне от тебя только мыслеречь нужна, а в остальном я такой-сякой негодяй и брошу тебя в беде.
— Будь так, духи бы не связали нас. И отныне я знаю, что твои помыслы предо мной чисты. Как и мои пред тобой.
— А что, раньше сомнения были? — удивился я.
Иннокентий предпочел не отвечать, но его молчание было самым красноречивым ответом.
Вот ведь шельмец! Ещё и меня под шумок проверить решил! Что ж, хвалю! Мы же без году неделя знакомы, кто его знает, что там у меня на уме. А то, что Евдокию спас…
При мысли об этом стало немного обидно. Выходит, даже избавление Огдооччуйа от скверны в мой послужной список было зачтено с оговорками. Типа молодец, но полного доверия пока не заслужил. И только перед обрядом Кеша наконец-то без экивоков принял меня как друга.
Ладно, чего я как кисейная барышня выискиваю, к чему придраться да на что обидеться. Глупости это. Я ведь тоже поначалу к Иннокентию с изрядным подозрением относился, хоть где-то глубоко внутри и чувствовал, что нельзя нам разделяться, одно дело делаем. Так что замяли для ясности.
— Кстати, еще один вопрос!
— Валяй, все равно же не отстанешь.
— Вы с сестрой тогда кучера завалили. Когда возле его тела стоял, тьмы твоей не почувствовал. Вы что, с ним просто так, физически сшиблись, без всякой магии?
— Это у тебя, чародей, есть боевые заклинания, — усмехнулся Лэгэнтэй. — А шаманы ни с кем не воюют. Они общаются, просят или требуют.
— Хм, — озадачился я. — Я же видел, как ты работаешь. Как окутываешь тьмой оскверненные тела, и скверна покидает их. Да, душа тоже отлетает, такой вот досадный побочный эффект, но мне почему-то казалось, тебе ничто не мешало окутать тьмой того же кучера.
Кеша ответил мне не менее огорошенным взглядом.
— А ведь верно. Я не знаю, что произойдет с сеятелем, если я попытаюсь справиться с ним силой ночи. Наверное, примерно то же самое произойдет. Скверна исчезнет с его тела, а сам он умрет, и мне придется призывать ангелов, чтобы позаботились о его душе. Не пробовал как-то.
— Ну и не надо, — тут же в корне прервал я зарождающуюся дискуссию. — Поступил бы ты так с прошлыми сеятелями, я бы и слова тебе не сказал. Но теперь, когда мы знаем, что людей в этот блуд втягивают против их желания, живыми оскверненными в нашей команде занимаюсь исключительно я. В одно лицо, так сказать. Прямо поклясться тебя попрошу: откажись от лечения!
— Отказаться от лечения? — опешил Иннокентий. — Никогда я тебе такой клятвы не принесу, даже не требуй. Как бы иначе я тогда руку сестры спас, если бы таким словом связан был?
