Он смотрел в черную, непроглядную темноту туннеля, уходящего в неизвестность. Оттуда тянуло холодом, сыростью и той самой вечной, неистребимой угрозой, которая всегда исходила от Пустоши. Где-то там, в этих бесконечных лабиринтах, рыскали патрули Анклава, мутанты, рейдеры. Где-то там полковник Воронцов плел свои сети, вынашивая планы мести.
Их хрупкий мир, их маленькая искра надежды, зажженная гением Давыдова и оплаченная кровью Рыжего, была так уязвима.
Седой знал, что война еще не окончена. Что главный бой – еще впереди. И что ему, возможно, еще не раз придется смотреть в лицо смерти, рисковать всем ради тех, кто доверил ему свою жизнь.
Гамбит был начат, но партия еще не сыграна. И Седой знал, что ему еще не раз придется делать свой ход в этой бесконечной игре со смертью. Борьба продолжалась.
Он глубже вдохнул холодный, затхлый воздух туннеля, поправил автомат на плече и еще пристальнее вгляделся во тьму. Он был готов.
Эпилог
Прошло полгода с тех пор, как профессор Давыдов, спасенный из лап «Анклава-Москва», начал свою работу на «Маяковской». Его генератор «Заря-М», хоть и был далек от проектной мощности и постоянно требовал внимания и дефицитных компонентов, все же давал станции жизнь. Свет горел ровнее, насосы качали воду, в гидропонных оранжереях зеленели всходы. Но эта хрупкая стабильность не обманывала Седого. Тень полковника Воронцова и мощь «Анклава-Москва» все еще висели над ними дамокловым мечом.
Глубоко под землей, в одном из бункеров «Анклава-Москва», полковник Воронцов заканчивал сеанс связи. На огромном, мерцающем голографическом экране все еще висело остаточное изображение его собеседника – офицера американского Анклава, полковника Маркуса Торна, чье лицо, изборожденное шрамами и морщинами, выражало смесь застарелой злобы и отчаяния. Связь была отвратительной, прерывистой, но суть разговора была ясна.
«…потеря Столичной Пустоши и Рэйвен-Рок – это тяжелый удар, Торн, – Воронцов потер виски. – Ваше Братство Стали оказалось более зубастым, чем вы предполагали. Как и наш «объект «Заря», который умудрился ускользнуть при помощи каких-то дикарей из метро.»
«Дикари… – голос Торна из динамиков был полон яда. – Они повсюду, полковник. Мутанты, фанатики, самопровозглашенные «правительства». Они как саранча. Наша операция по очистке водного резервуара провалилась из-за вмешательства одного такого «одинокого странника» и этих… рыцарей в ржавых доспехах. Президент Эдем…» Голос на мгновение прервался помехами. «…уничтожен. Но идея жива. Америка будет возрождена. Любой ценой.»
«Идея… – Воронцов криво усмехнулся. – Идеи хороши, когда есть ресурсы для их воплощения, полковник. А у вас, насколько я понимаю, с этим сейчас негусто. Как, впрочем, и у нас, после некоторых… инцидентов.» Он бросил взгляд на другой, меньший экран, где до этого момента молчаливо присутствовала еще одна фигура – темный силуэт человека, обозначенного как «Директор Вольский, САТЕК».
«Советская Корпорация Продвинутых Технологий», или САТЕК, была одним из тех довоенных монстров, порожденных гонкой вооружений и амбициями партийной верхушки, но сумевших пережить Великую Войну в своих собственных, не менее глубоких и защищенных, чем у Анклава, бункерах. Они не стремились к открытой власти, предпочитая действовать из тени, обладая при этом уникальными технологиями и ресурсами, которые были недоступны даже «Анклаву-Москва». Именно САТЕК, по слухам, стоял за некоторыми из самых рискованных довоенных проектов, и именно их «Корпорация», по мнению Давыдова, сыграла не последнюю роль в развязывании той цепи событий, что привела к ядерному апокалипсису, действуя вопреки официальной политике нейтралитета тогдашнего СССР, который пытался лавировать между амбициями Китая и США.
«Ресурсы – это проблема решаемая, господа полковники, – впервые подал голос Вольский. Его лицо оставалось в тени, но голос был мягким, вкрадчивым, с едва заметными стальными нотками. – Особенно, если объединить усилия. Или, по крайней
й мере, скоординировать их.»
«Объединить усилия с кем? – Воронцов прищурился. – С американскими «коллегами», которые считают нас такими же «коммуняками», как и китайцев, от которых они получили по зубам? Или с вами, господин директор, чьи истинные цели до сих пор остаются для меня загадкой?»
«Цели САТЕК всегда были просты, полковник Воронцов, – ответил Вольский. – Прогресс. Стабильность. Порядок. Тот самый порядок, который вы так старательно пытаетесь насадить в этой радиоактивной песочнице. И тот самый, о котором мечтают остатки вашего американского Анклава.» Он перевел взгляд на голограмму Торна. «Проект «Заря» профессора Давыдова, который вы так бездарно упустили, полковник Воронцов, мог бы стать ключом к этому порядку. Источник почти неиссякаемой энергии… Представляете себе возможности?»
«Давыдов и его «Заря» будут найдены, – жестко ответил Воронцов. – Это лишь вопрос времени. И тогда мы посмотрим, кто и как будет использовать эти «возможности».»
«Не сомневаюсь в вашей решимости, полковник, – кивнул Вольский. – Но время играет против всех нас. Пустошь меняется. Появляются новые силы. Те же дикари из метро становятся все более организованными. А технология «Зари», особенно если учесть так называемый «Красный Фактор», в неумелых руках может превратить этот регион в еще большую братскую могилу.» Он сделал паузу. «САТЕК готов оказать содействие в поиске и… обеспечении безопасности проекта «Заря». В обмен на определенные… преференции в будущем, разумеется.»
Полковник Торн на голографическом экране хмыкнул. «Старая песня, Вольский. Корпорации всегда ищут свою выгоду, даже на пепелище мира. Но если ваши технологии помогут нам восстановить связь с другими нашими анклавами… или дадут нам преимущество над этим проклятым Братством… мы готовы выслушать ваши предложения.»
Воронцов молчал, обдумывая услышанное. Союз с американским Анклавом, пусть и ослабленным, был рискованным, но потенциально выгодным. А САТЕК… эти серые кардиналы были еще опаснее, но их ресурсы и технологии могли оказаться решающими.
«Я подумаю над вашими предложениями, господа, – наконец сказал он. – Связь будет установлена в назначенное время.»
Экраны погасли. Воронцов остался один в полумраке бункера. Он подошел к карте разрушенной Москвы, которая занимала всю стену. Его палец остановился на районе, где, по последним данным разведки, могли скрываться беглецы – где-то к югу от реки, в старых катакомбах.
«Давыдов… Седой… – прошептал он. – Вы еще не знаете, какую игру вы затеяли. И какую цену вам придется заплатить.»
Он усмехнулся. Гамбит действительно был неоконченным. И следующие ходы в этой смертельной партии обещали быть еще более жестокими и непредсказуемыми. Связи устанавливались, союзы заключались и распадались. А где-то там, на поверхности, в руинах мертвого города, маленькая община на станции «Маяковская» отчаянно цеплялась за свою хрупкую надежду, не зная, что над ней уже сгущаются новые, еще более страшные тучи.
Война… Война действительно никогда не меняется.
Послесловие
Итак, история Сергея «Седого» Орлова, профессора Давыдова и их отчаянной вылазки в самое сердце «Анклава-Москва» подошла к своему нынешнему финалу. Но, как это часто бывает в мире, пережившем Великую Войну, финал этот – лишь многоточие, за которым скрываются новые испытания, новые угрозы и, возможно, новые, еще более призрачные надежды.
Создавая «Московский Гамбит», я хотел не просто рассказать еще одну историю выживания в радиоактивных руинах. Мне было интересно исследовать, как знакомая и любимая многими вселенная Fallout преломилась бы сквозь призму иной культуры, иной истории – той, что связана с Советским Союзом. Величественные, но ныне мертвые памятники советского ретрофутуризма, особая ментальность людей, выросших на других идеалах, и тот уникальный, горький привкус надежды, который всегда был свойственен нашей земле, – все это, как мне кажется, добавляет новые краски в палитру постапокалиптического мира.
