Они поспешно покинули место последней схватки, унося с собой не только трофеи, но и странное, почти мистическое ощущение от встречи с таинственным незнакомцем. Пустошь в очередной раз доказала, что она полна не только опасностей, но и необъяснимых чудес. Или безумств. Что, впрочем, часто было одним и тем же.

Охота продолжалась. Но теперь у них снова были оружие, немного припасов и призрачная надежда на то, что они смогут оторваться от погони. И, возможно, еще одна встреча с их загадочным спасителем где-то впереди.

Глава 51: След Замело

Встреча с таинственным незнакомцем в плаще и шляпе, так мастерски и хладнокровно расправившимся с отрядом Анклава, оставила после себя больше вопросов, чем ответов. Седой еще долго не мог отделаться от ощущения нереальности произошедшего, словно это был какой-то странный, лихорадочный сон. Но трофейные лазерные винтовки и полные аптечки, снятые с убитых анклавовцев, были вполне реальны, как и необходимость немедленно уносить ноги, пока на шум выстрелов не сбежались новые «гости».

«Кто бы он ни был, профессор, – сказал Седой, помогая Давыдову подняться, – он дал нам шанс. И этим шансом нужно воспользоваться по полной программе. Мы не можем просто бежать на юг, как раньше. Воронцов слишком хорошо знает эти стандартные маршруты. Нас снова нагонят, и в следующий раз никакого «чудесного спасителя» может и не оказаться.»

Давыдов, все еще бледный и потрясенный, только кивнул. «Что вы предлагаете, Орлов?»

«Меняем тактику, – Седой посмотрел на карту, которую он успел забрать у одного из убитых анклавовцев. Это была подробная карта этого сектора, с нанесенными на нее известными Анклаву туннелями, руинами и опасными зонами. – Мы уйдем туда, куда Воронцов вряд ли сунется без крайней нужды. В самые гибельные, труднодоступные места. Попробуем затеряться в таком дерьме, чтобы даже его ищейки побрезговали туда лезть.»

Его выбор пал на район, обозначенный на карте как «Старые отстойники химкомбината «Заря Коммунизма». Судя по пометкам, это была зона сильного химического и радиационного загрязнения, с многочисленными полузатопленными коллекторами, болотами и развалинами цехов, грозящими обрушением. Идеальное место, чтобы замести следы.

«Там опасно, Орлов, – Давыдов посмотрел на карту поверх очков. – Я помню этот комбинат еще до войны. Там производили какую-то особо едкую гадость для оборонки. Даже тогда это было не самое приятное место. А уж теперь…»

«А у нас есть выбор, профессор? – Седой посмотрел ему в глаза. – Либо мы рискуем нарваться на мутантов и химические ожоги, либо гарантированно получаем плазменный заряд от ребят Воронцова. Я выбираю первое. По крайней мере, там у нас будет шанс.»

Путь к старым отстойникам оказался настоящим испытанием. Им пришлось пробираться через густые, колючие заросли мутировавшего кустарника, перелезать через горы битого кирпича и искореженного металла, форсировать зловонные, покрытые ядовито-зеленой тиной ручьи. Седой шел первым, постоянно сверяясь с показаниями «Луча-2077». Уровень радиации здесь был значительно выше, чем в тех местах, где они ходили раньше, и им пришлось снова принять Рад-Х.

Несколько раз они слышали над головой рокот винтокрылов, но те, похоже, не решались снижаться над этой гиблой местностью, ограничиваясь облетом по периметру. Пару раз они замечали вдалеке и наземные патрули Анклава, но те тоже не спешили углубляться в эти зловонные джунгли. Тактика Седого начинала приносить свои плоды.

Он использовал все свои старые спецназовские навыки, чтобы замести следы. Они шли по воде, чтобы не оставлять отпечатков; двигались по каменистым россыпям, где их следы были почти незаметны; несколько раз Седой делал ложные петли, уводя предполагаемых преследователей в сторону. Он постоянно следил за направлением ветра, чтобы их запах не учуяли собаки, если таковые имелись у Анклава.

Давыдов, несмотря на свою внешнюю хрупкость, проявлял удивительную выдержку. Он молча терпел все тяготы пути, лишь изредка прося Седого сделать короткий привал. Его довоенные знания и здесь оказались полезны – он несколько раз предостерегал Седого от опасных участков, где могли быть скопления ядовитых газов или зыбучие пески, образовавшиеся на месте бывших отстойников.

«Осторожно, Орлов, – прошептал он однажды, когда Седой собирался перепрыгнуть через широкую лужу с пузырящейся на поверхности жидкостью. – Это, если мне не изменяет память, отходы серной кислоты. Попадете – и от ваших сапог останутся одни воспоминания.»

К исходу второго дня пути по этой проклятой земле они были совершенно измотаны. Одежда превратилась в лохмотья, тела покрывали многочисленные ссадины и царапины. Еда, захваченная у убитых анклавовцев, подходила к концу. Но и признаки преследования, казалось, стали реже. Рокот винтокрылов слышался все дальше, а следов наземных патрулей они не видели уже несколько часов.

На ночь они забились в полуразрушенную будку какого-то старого насосного узла, стоявшую на небольшом островке суши посреди зловонного болота. Здесь было относительно безопасно.

«Кажется, мы немного оторвались, профессор,» – сказал Седой, жадно припадая к фляге с водой, которую им удалось наполнить из относительно чистого ручья, найденного Давыдовым. – «По крайней мере, на какое-то время.»

«Не стоит обольщаться, Орлов, – Давыдов устало покачал головой. – Воронцов – это цепной пес. Он не успокоится, пока не получит то, что ему нужно. Или пока не убедится, что мы мертвы. Но то, что мы выиграли немного времени – это уже хорошо. Это дает нам шанс.»

Седой молча кивнул. Он и сам это понимал. Но сейчас, после нескольких дней непрерывной гонки со смертью, ему хотелось верить, что они хотя бы на время вырвались из этой смертельной ловушки.

Он посмотрел на Давыдова. Старый гуль, несмотря на свою внешнюю немощь, держался молодцом. В его глазах все так же горел огонек разума и несгибаемой воли.

«Вы молодец, профессор, – неожиданно для самого себя сказал Седой. – Я думал, вы не выдержите такого… марш-броска.»

Давыдов усмехнулся. «Я гуль, Орлов. А гули, знаете ли, очень живучи. Нас не так-то просто сломать. Да и потом… – он посмотрел куда-то вдаль, за пределы этого убогого убежища. – …у меня еще есть незавершенные дела. И я не собираюсь подыхать в этой вонючей дыре, пока их не закончу.»

В его голосе прозвучала такая уверенность, что Седой невольно проникся к нему еще большим уважением.

Утром они снова двинулись в путь. Теперь их целью было выбраться из этих проклятых отстойников и найти более безопасный маршрут на юг, к «Маяковской». Признаков погони по-прежнему не было. Казалось, Анклав действительно потерял их след в этом лабиринте смерти.

К вечеру третьего дня, когда они уже почти отчаялись найти выход, Давыдов вдруг остановился.

«Смотрите, Орлов! – он указал на едва заметную тропинку, уходящую в сторону от основного болота. – Это старая технологическая дорога. Она должна вывести нас к заброшенной железнодорожной ветке. А оттуда – уже рукой подать до более-менее цивилизованных мест.»

И действительно, через пару часов пути по этой заросшей и едва проходимой дороге они вышли к останкам железнодорожного полотна. Рельсы давно проржавели и местами отсутствовали, но сама насыпь сохранилась и представляла собой довольно удобный путь для передвижения.

«Кажется, мы это сделали, профессор, – Седой с облегчением огляделся по сторонам. – Кажется, мы действительно оторвались.»

След был заметен. По крайней мере, на какое-то время. Но оба они понимали, что это лишь временная передышка. Война еще не была окончена. И Анклав, и лично полковник Воронцов, не простят им этого дерзкого побега. Охота могла возобновиться в любой момент.

Глава 52: На Подступах к Дому

Дни слились в один бесконечный, изматывающий кошмар. После того, как им удалось оторваться от основной погони Анклава, затерявшись в ядовитых болотах и руинах старого химкомбината, Седой и Давыдов медленно, но упорно продвигались на юг. Они шли по ночам, прячась днем в самых глухих и заброшенных уголках мертвого города. Еда, захваченная у убитых анклавовцев, давно кончилась. Воду приходилось пить из радиоактивных луж, предварительно кое-как отфильтровав ее через кусок грязной тряпки и обеззаразив последними таблетками пантоцида, которые Седой нашел в одной из аптечек. Каждая ночь была борьбой со сном, холодом и подступающим отчаянием.