Они забились в какую-то узкую, темную расщелину в стене коллектора, образовавшуюся от времени или от одного из давних обвалов. Отсюда был слышен топот приближающихся патрулей и их приглушенные голоса.

«Ну что, дядь Серёг? – Рыжий посмотрел на него с отчаянием. – Это все? Приехали?»

Седой молчал, вглядываясь в темноту. Он не знал, что ответить. Впервые за многие годы он почувствовал себя загнанным в угол зверем, у которого не осталось ни одного шанса на спасение.

И тут, словно в насмешку, из репродуктора снова раздался голос Воронцова, на этот раз совсем рядом:

«Внимание всем постам в секторе Дельта-Девять! Поступила информация, что диверсанты могут использовать старый водосточный коллектор, секция «Гнилая Топь», для выхода к реке. Приказываю: немедленно выдвинуть туда отряд специального назначения с газовым оборудованием. Использовать слезоточивый или усыпляющий газ. Объект «Заря» взять живым. Остальных – по обстоятельствам. Полковник Воронцов.»

«Гнилая Топь»… Седой вспомнил. Это был самый старый, самый разрушенный и самый опасный участок этих коллекторов, который они старались обойти стороной. Но теперь, похоже, это был их единственный, последний шанс. Если Воронцов только что отправил туда спецназ, значит, сам проход еще не был перекрыт.

«Рыжий, профессор, – Седой посмотрел на своих спутников. В его глазах блеснул отчаянный огонек. – Кажется, у нас появился один, самый паршивый, но все же шанс. Придется искупаться в «Гнилой Топи». И молиться, чтобы мы успели раньше, чем туда прибудут «газовщики» Воронцова.»

Он первым шагнул в темноту, в сторону самого опасного и непредсказуемого участка этих бесконечных подземных лабиринтов. Личный враг дышал им в спину, но они еще не собирались сдаваться.

Глава 42: Цена Прорыва

«Гнилая Топь» полностью оправдывала свое название. Старый водосточный коллектор в этом секторе почти полностью обрушился, превратившись в зловонное, чавкающее болото, заваленное обломками бетона, ржавой арматурой и каким-то склизким, гниющим мусором. Воздух был тяжелым от испарений метана и сероводорода, дышать приходилось через раз, прикрывая рот и нос тряпкой. Тусклый свет «Луча» Седого едва пробивал густой туман, висевший над этой клоакой. Они шли по колено, а то и по пояс в ледяной, вонючей жиже, стараясь нащупывать под ногами более-менее твердую опору. Давыдов, совсем обессилевший, почти висел на руках у Седого и Рыжего, которые по очереди тащили его на себе.

Позади, в туннелях, которые они только что покинули, слышался нарастающий шум погони: топот тяжелых сапог, лязг оружия, отрывистые команды. Голос полковника Воронцова, усиленный мегафоном, звучал теперь совсем близко, он явно был здесь, в этих же коллекторах, лично руководя облавой.

«Они в «Гнилой Топи»! – донесся до них его усиленный голос. – Перекрыть все выходы! Сектора Альфа и Бета, огонь на подавление по любым движущимся целям! Газовые гранаты приготовить! Объект «Заря» взять тепленьким!»

«Кажется, полковник не в настроении для долгих прощаний,» – прохрипел Давыдов, пытаясь усмехнуться, но вместо этого закашлялся, захлебываясь вонючим воздухом.

Впереди, сквозь туман, забрезжил слабый просвет – похоже, выход из коллектора, возможно, к реке. Но одновременно с этим они увидели и то, что заставило их сердца похолодеть: у самого выхода, на небольшом островке относительно сухой земли, уже маячили три фигуры в силовой броне Анклава, их оружие было направлено прямо на них. Похоже, Воронцов успел перебросить сюда один из своих отрядов, перекрыв им последний путь к отступлению.

«Приехали, – глухо сказал Седой, останавливаясь. – Мы в ловушке.»

Сзади – погоня, спереди – заслон. Патронов у них оставалось всего ничего – по паре магазинов на брата, если не меньше. Против троих в силовой броне, да еще и с поддержкой, которая вот-вот нагрянет сзади, это было самоубийство.

Рыжий посмотрел на Седого, потом на изможденного Давыдова, потом на маячившие впереди фигуры анклавовцев. В его глазах, обычно таких наивных и восторженных, теперь плескалось отчаяние, смешанное с какой-то новой, злой решимостью. Он вдруг вспомнил свой первый бой с кротокрысами, свой страх, свою растерянность. Потом – рейдеров, «Лешего», винтокрыл Анклава, первую кровь на своих руках. Все это пронеслось перед его мысленным взором за какие-то доли секунды. Он понял, что это конец. Но он также понял, что не хочет умирать просто так, забившись в угол, как крыса.

«Дядь Серёг… – он посмотрел на Седого, и в его голосе не было уже ни страха, ни сомнения. – Профессора… выведите! Я их задержу!»

«Рыжий, ты что удумал?! – Седой схватил его за плечо. – Не дури! Прорвемся вместе!»

«Не прорвемся, дядь Серёг, – Рыжий упрямо покачал головой. Он высвободил свое плечо. – Их слишком много. А профессор… он не выдержит еще одного боя. Вы должны его увести. Это наш единственный шанс. Для «Маяковской». Для всех.»

Он сунул Седому свой СКС и пару оставшихся обойм. «У меня еще есть тот трофейный лазерный пистолет-пулемет и пара батарей. Мне хватит.»

«Рыжий, нет!» – Седой попытался его остановить, но было уже поздно.

С диким, отчаянным криком, больше похожим на вой раненого зверя, Рыжий выскочил из-за укрытия и бросился прямо на солдат Анклава, стоявших у выхода. Он стрелял на ходу из лазерного пистолета-пулемета, поливая их градом энергетических зарядов.

«Эй, вы, консервные банки! Получайте! За «Маяковскую»! За всех, кого вы убили!» – орал он, не переставая стрелять.

Анклавовцы, застигнутые врасплох такой самоубийственной атакой, на мгновение растерялись. Несколько зарядов Рыжего ударили в их броню, оставив на ней дымящиеся отметины, но не причинив серьезного вреда. Они тут же открыли ответный огонь.

«Идиоты! – Седой сжал кулаки до боли в костяшках. – Мальчишка…»

«Он дал нам шанс, молодой человек, – тихо сказал Давыдов, его голос дрожал от волнения. – Нельзя, чтобы его жертва была напрасной. Уходите! Быстро!»

Седой посмотрел на профессора, потом на Рыжего, который, как безумный, метался между укрытиями, отвлекая на себя огонь всех троих анклавовцев. Он понимал, что Давыдов прав. Это был их единственный шанс. Шанс, купленный ценой жизни этого рыжеволосого, веснушчатого мальчишки, который еще вчера был просто неопытным щенком, а сегодня… сегодня он становился героем.

«Прости меня, Рыжий,» – прошептал Седой, и, схватив Давыдова за руку, рванулся в сторону, к едва заметному боковому пролому в стене коллектора, который он заметил еще раньше, но не решился использовать из-за его узости. Сейчас это был их единственный путь.

Они протиснулись в пролом, оставив позади грохот боя, крики Рыжего и ответные выстрелы Анклава. Седой не оглядывался. Он не мог. Он просто тащил за собой профессора, спотыкаясь, падая, поднимаясь и снова двигаясь вперед, в неизвестность.

Звуки боя становились все глуше. Вот раздался особенно сильный взрыв – возможно, одна из самодельных гранат рейдеров, которую Рыжий мог прихватить. Потом – еще несколько отчаянных выстрелов из его лазерного пистолета-пулемета. И потом… потом все стихло. Наступила оглушающая, давящая тишина.

Седой на мгновение замер, прислушиваясь. Но из-за поворота уже не доносилось ни звука. Только мерное капанье воды да его собственное тяжелое, с хрипом вырывающееся из груди дыхание.

Рыжего больше не было.

Они выбрались из этого узкого лаза в другой, такой же темный и вонючий туннель. Давыдов опустился на землю, не в силах больше стоять. Седой прислонился к стене, закрыв глаза. Перед его мысленным взором стоял Рыжий – с его веснушчатым лицом, наивной улыбкой и отчаянной решимостью в глазах. Мальчишка, который отдал свою жизнь, чтобы спасти их.

Цена прорыва оказалась слишком высокой.

Седой открыл глаза. В них не было слез – они давно уже высохли в его душе. Была только холодная, черная ярость и глухая, всепоглощающая боль. Он не знал, куда ведет этот туннель. Он не знал, выберутся ли они вообще из этого ада. Но он знал одно: жертва Рыжего не должна быть напрасной. Он доведет это дело до конца. Или сдохнет, пытаясь.