Когда я заглядываю в пустой холодильник, Джейми оказывается прямо за моей спиной. Так близко, что я чувствую тепло его тела. От него пахнет сном и Эрл Греем — странная, но удивительно уютная комбинация.

У меня внутри всё замирает, но не от страха — от того, как тихо это всё происходит.

— Может, мне выйти и купить что-нибудь? — его голос — низкий и мягкий — звучит где-то у моего плеча.

Я качаю головой. Не думая, позволяю своему телу слегка отклониться назад, пока не касаюсь его. Он не отстраняется.

Мне вдруг интересно: он вдыхает меня, так же, как я вдыхал его?

— Нет, ты вскипяти чайник, а я сделаю тосты с джемом. — Я вытаскиваю из шкафа банку клубничного варенья — наполовину полную, но сгодится.

Он кивает, и его волосы касаются моей щеки, когда он отходит.

Мы двигаемся в унисон, почти без слов. Я — с тостами, он — с кипятком. Кухня по-прежнему в беспорядке, но мы притворяемся, что не замечаем этого.

Через пару минут на столе — две чашки крепкого чёрного кофе и тосты, ещё горячие, с вареньем, растекающимся по краям.

Беспорядок мы оставим на потом.

— Зачем тебе хомяк? — неожиданно спрашивает Джейми, нарушая тишину. Я чуть не подавился тостом — вопрос застал врасплох.

— Странный выбор для тебя. Он слишком… милый и пушистый.

— Ты говоришь так, будто знаешь меня, — отвечаю. Я пытался сказать это с долей шутки, но прозвучало неубедительно, и в комнате повисло неловкое молчание.

Чтобы его разрядить, я откашливаюсь и рассказываю ему историю Бэзила:

— Я нашёл его. Клетка стояла у мусорных баков на улице. Кто-то, и я не знаю кто, просто оставил его там. Выбросили, будто он не живое существо, будто он не дышит. Я забрал его домой.

— Чёрт, — тихо говорит Джейми. — Люди могут быть такими чертовски жестокими.

— Их проблемы. А он оказался потрясающим — насколько вообще грызун может быть потрясающим. И, между прочим, он вовсе не милый и не пушистый. Он — крошечный демон в хомячьей шкуре.

Джейми усмехается, и впервые с его возвращения я ловлю знакомый огонёк в его зелёных глазах.

Мы снова замолкаем, доедая завтрак. Напряжение по-прежнему витает в воздухе, как будто мы оба обходим стороной то, что на самом деле нужно обсудить.

Похоже, Джейми тоже это чувствует, потому что первым заговорил:

— Значит… насчёт вчерашнего. Оливер.

Я разворачиваюсь, опираясь бедром о стойку, и смотрю на него. Джейми делает глоток кофе, потом продолжает:

— Он был последним человеком, с которым я ожидал тебя увидеть.

Я бы предпочёл говорить о чём угодно, только не о нём.

— Почему нет? Отношения с Оливером... — не говори "сложные", потому что это неправда. Это так же просто, как игнорировать звонок. — Они… удобные, — говорю я вместо этого.

Джейми смотрит на меня пристально, а потом тянется и касается уголка моих губ. Я вздрагиваю, когда он убирает руку, демонстрируя джем на пальце.

А потом он подносит его к губам, облизывает, и я вижу его язык. От этого у меня внутри всё сжимается.

— Удобные, — повторяет он с хрипотцой. — Значит, это была не случайность? Ты часто его видишь?

Он подходит ближе, и я замечаю тонкий шрам у него на лбу.

— Он тебе не подходит, Кайден. Он просто... не тот.

Мой смех выходит сухим, без настоящего веселья.

— Ты знаешь только то, что рассказал тебе Купер. Может, он и не идеален, как ты, но он нормальный. У нас есть… договорённость. Это работает.

Я не должен оправдываться. И всё же делаю это, потому что ненавижу видеть в глазах Джейми этот взгляд — жалость и осуждение. Он жалеет меня.

И этого достаточно, чтобы во мне всё закипело.

Он тихо фыркает, недоверчиво. Я чувствую, как у меня по коже бегут мурашки от раздражения. Он не изменился. Всё тот же самодовольный, вечно осуждающий придурок.

Зачем, чёрт побери, я вообще хотел, чтобы он вернулся в мою жизнь?

Всё то смутное, неразборчивое, что я чувствовал к нему в последние дни, мгновенно сводится к раздражению.

Я ставлю кружку на стол, поворачиваюсь к нему спиной, хватаю тряпку и начинаю вытирать столешницу быстрыми, почти злым движениями.

Хватит. Пора перестать обходить стороной главный вопрос.

— Почему ты здесь, Джейми? — спрашиваю, не оборачиваясь.

Он не отвечает сразу. Я бросаю взгляд в его сторону и вижу, как он подходит к плите, снимает сковороду, соскребает обугленные яйца в мусорное ведро, потом относит сковородку в раковину и включает воду.

Металлическая щётка скребёт по поверхности, и этот звук действует на меня, как наждачка по нервам.

Я отворачиваюсь, стискиваю зубы. Он всё делает медленно, нарочно, будто тянет время.

— Ты позвонил мне, помнишь? Или это была больница.

— Отличное, блядь, решение, — бормочу себе под нос, достаточно громко, чтобы он услышал. Мы стоим слишком близко.

— Послушай, Кайден, — начинает Джейми.

Вода уже не течёт, а я всё продолжаю тереть одно и то же место на столешнице, словно это может стереть то, что между нами. Я не поворачиваюсь.

— Ты мог бы хотя бы взглянуть на меня? Пожалуйста.

Я резко выдыхаю, швыряю тряпку на пол и поворачиваюсь к нему. Кухня крошечная, и я отступаю назад, упираясь в край столешницы, чтобы хоть немного отдалиться.

— Я надеялся, что мы сможем поговорить. Может быть, найти какую-то нейтральную территорию. — Его руки опущены, пальцы всё ещё мокрые. Он делает движение, словно хочет протянуть одну из них ко мне, но передумывает. — Нам не обязательно быть врагами. И не обязательно быть братьями, если ты не хочешь. Но, может быть, друзьями?

Он делает паузу, втягивает воздух, опускает голову и вытирает ладони о ткань шорт.

И прежде чем я успеваю осознать, что он сказал, он добавляет:

— Купер бы не хотел, чтобы всё было вот так. Ни для тебя. Ни для нас.

Он смотрит мне прямо в глаза. Полные жалости. Потом его взгляд скользит по кухне, как будто выискивает всё, что во мне сломано.

Я не знаю, о чём он — о моих отношениях с Оливером, о моей жизни или об этом холодном расстоянии между нами. Но это не имеет значения.

С этими словами, с этим взглядом — всё, что могло быть между нами, рушится.

Потому что я, блядь, знаю. Мне не нужен Джейми Дюран, чтобы напоминать, насколько сильно я подвёл своего брата.

И тогда до меня доходит, как удар. Резкий, точный, в самое сердце.

Он здесь не из-за меня.

Я, идиот, на миг поверил, что он вернулся, потому что хотел быть со мной.

Но это не так. Никогда не было.

Он здесь, потому что чувствует вину. Потому что думает, что делает то, чего хотел бы Купер.

— Уфф, играешь в карту мертвого брата, — говорю я. Сарказм прорезается в голосе, маскируя дрожь. Злиться проще. Безопаснее. Лучше, чем позволить ему увидеть мою печаль и разочарование — в нём… во мне самом. Я качаю головой.

Люди будут только разочаровывать тебя.

— Зачем ты здесь, Джейми? По-настоящему. Это потому, что ты хочешь быть рядом? Или потому что чувствуешь себя должным Куперу?

Он молчит. И этого достаточно. Я киваю — ответ уже прозвучал в его тишине.

— Кайден, это не так. Я здесь, потому что… потому что ты не выглядишь счастливым, и…

— А, ты хочешь меня исправить? — перебиваю. — Сделать счастливым? Как ты? Думаешь, я не в порядке только потому, что не двинулся дальше так же легко, как ты? Потому что мне не удалось пережить смерть Купера щелчком пальцев?

Он открывает рот, и я вижу боль — короткую вспышку в глазах. Он начинает говорить: "Я не…", но я не даю закончить. Мой следующий вопрос — удар. Не только чтобы ранить. Я хочу знать. Хочу правду.

— Через сколько ты оказался в чужой постели? Неделя? Две?

Я делаю шаг вперёд. Между нами почти не остаётся воздуха. Я весь — из искр, гнева и боли.

— Сколько прошло времени, прежде чем ты вонзился в первую попавшуюся киску и просто забыл его? — Джейми резко вдыхает, ноздри раздуваются, он переминается с ноги на ногу. — Может, в этом всё и дело. Ты винишь себя за то, что пошёл дальше.