Мы повзрослели —

года,

как недели.

Из родного дома,

как птицы,

летели.

Мы повзрослели — года, как недели.

Пусть далеко, но время нас

не разделит.

Чёртов дождь все никак не начинался. Такие дни были редкостью в Лос-Анджелесе, как и сам, собственно, дождь, так что Джой нетерпеливо постукивала пальцами по рулю, желая скорее скрыться от непривычной погоды в стенах офиса. Затянутое серостью небо вгоняло её в тоску, а тоска — вгоняла в нее терзания обо всем, что исправлению явно не подлежало.

Джет ехала медленно, тащилась по центральной дороге, как будто она вела «БМВ» вверх, а не по прямой; Джой попала в грёбаный час пик, который сводил бы ее с ума каждый день, если бы она не объезжала эту авто-чудовищность менее загруженным путем. Для этого ей надо было ехать из своего дома. Сегодня на лишний крюк времени не нашлось: Джой перенесла на утро плановую проверку отчётов, урегулирование очередного детсадовского конфликта инженеров и взвинченного Рассела, и на десерт — конференцию с Мичиганом, чтобы освободиться к трем часам. В лучшем случае. В самом лучшем — к двум, но это уже попахивает фантастикой… После работы Джой собиралась увидеться с Роуз в спортзале, а потом они бы поехали домой, к Али и детям, или, может, выбрались бы в «Риксон» все вместе, если госпожа Али соизволит согласиться. В «Риксон» ведь все ещё пускают несносных женщин?

Чуть позже Джет уточнила этот момент у Роуз по телефону, и она, смеясь, ответила, что да. Роуз частенько бывала в «Риксоне», да и вообще черти где каждый день. Джой проигрывала ее неугомонности: сидела в офисе, иногда наносила скромные визиты на заводы и «отрывалась» максимум в «Провиденсе» и банке, так что Роуз, не посещавшая родину пятнадцать лет, оттягивалась за них двоих. Вопрос, как Али позволила ей находиться так далеко от себя два года, все еще оставался неразгаданной тайной для Джой. Только вот какой: тайной доверительных отношений? Долгих лет вместе? Тайной исключительного понимания и сопереживания? Ну, что же это? Джой ни за что не согласилась бы на расстояние, ни за что не отпустила бы… Не так надолго.

А, впрочем, какая уже разница? Али прилетела. Никакого больше расстояния между ними: они останутся здесь или улетят в Данию. Вместе на этот раз.

Чёртов вторник тянулся издевательски длинными минутами. Джет то и дело поглядывала на электронные часы на своем запястье, жалея, что они не тикают и нельзя посчитать секунды с помощью методичного звука. Кого-то это раздражало, а Джой, наоборот, успокаивало — дарило ощущение контроля и времени. В Рио нужно будет надеть «ролексы», иначе она чокнется, не доехав до гребаного трейлера.

Джой шумно выдохнула и запрокинула голову в кресле, прилежно считая до десяти, как ей советовал доктор Брукс. Конференция с Мичиганом только что завершилась, и она могла быть свободна на сегодня, но голову сдавило гадкое ощущение беспорядка. Будто бы она сидела не у себя в кабинете, а где-нибудь в доме после пожара, из которого предстояло вынести уцелевшие вещи. А уцелевшие вещи надо для начала найти… Но она просто сидит, сидит на долбаном бардаке, потому что не знает, с чего начать. Наверное, все из-за таблеток.

Джой медленно открыла глаза, уставившись в глянцевый потолок.

Фиолетовый пузырек лежал во внутреннем кармане ее пиджака, как всегда; она чувствовала его грудью, когда садилась или застегивала пиджак. Две таблетки — чересчур. Обычно она не позволяла себе такого. Она принимала феназепам очень редко, может, раз или два в месяц… Джет, как и, в общем-то, все в США и даже за его пределами знала, что эти таблетки запретили в Штатах не просто так. Принятию такого решения послужили вполне себе осязаемые события. Одно большое событие. Джой тогда было двенадцать.

«Феназепамовый рай» прозвали этот ужас СМИ, а остальные охотно подхватили. Давать красивые имена жутким вещам – плюс один человеческий порок.

Двадцать лет назад какой-то ублюдок создал секту, где возвел наркотическое действие феназепама в культ. Бородатый придурок внушил сотням людей, что «сам Бог послал человечеству это чудо», и, спустя сколько-то там месяцев промывки мозгов, они все совершили массовое самоубийство в арендованном зале бизнес-центра. Девятьсот человек, накачанных наркотой, в алых креслах, напротив сцены, где всего день назад читали лекции по психологии. Ещё около тысячи таких же покончили с собой в своих домах в разных штатах — они, как оказалось, регулярно смотрели эту вакханалию онлайн, и в последний раз тоже решили присоединиться.

Люди как с цепи сорвались тогда: начали выходить на митинги, устраивать перформансы у Белого Дома, положили правительственные сайты и приложения по связи с общественностью сотнями тысяч одинаковых запросов. Отец тогда не выпускал Джой одну из дома до тех пор, пока все не успокоилось.

Соответственно, двадцать последних лет феназепам не импортировали в страну ни в чистом виде, ни в составе других лекарств, не применяли в лечении по рецептам. Его просто не было в Штатах. Джой платила за этот пузырек целое состояние. Она не могла от него отказаться, но в то же время она… Чёрт возьми, она держала себя в руках! Никакой зависимости. Нет. Даже и речи не шло. Она бы не стала одной из тех людей в алых креслах.

— Джо!

Джой вздрогнула. Точно, она же оставила дверь открытой…

Роуз стояла у порога, с широкой улыбкой глядя на нее.

— Я уже успела переболтать со всем твоим офисом. Когда, кстати, ты поставишь здесь кофемашину? Она же вроде раньше была тут, внизу. Сотрудники не хотят покидать рабочие места на обед, — покачала головой она, явно удивляясь этому факту. — Твои админки скоро в лужицы превратятся.

— Не беспокойся за них, — Джет отодвинула сенсорные ящики стола и принялась складывать папки с распечатками. Бардак. — И скажи, что никаких кофемашин здесь не будет, пусть не липнут к тебе. У них корпоративка в «Старбакс», у всех, и у всех есть фиксированное время на обед. Знаешь, сколько времени они проводили на первом, когда там работал бариста?

— Боюсь представить, — хохотнула Роуз.

— Вот именно. Здесь не ресторан и не кофейня, и нечего жаловаться… А почему это они вообще тебе жалуются?

— Потому что я не Злюка-Пантера.

— Кто? — нахмурилась Джой.