— И я тебя, Джо. Хорошо, что ты поняла.

— Спасибо, что рассказала мне… Я понимаю, что это сложно… сложно вспоминать такое, если бы я была на твоём месте, не знаю, смогла ли бы так, как ты, — прошептала Джой, сделав судорожный вздох. Она медленно отстранилась. Джет смотрела прямо Роуз в глаза и замечала там лишь бесконечность. Морскую нежность, бескрайнее небо, безоблачный взгляд на что-то, чего давно уже нет, но не грусть.

— Избитое выражение, но у каждой в жизни свой путь… И свои тернии, — спокойно сказала Эр. — Я хочу, чтобы ты знала, что я не жертва. Прошлое осталось в прошлом, и сейчас я очень счастлива быть там, где я есть. И счастлива, что у меня есть ты. Ты же не думаешь, что в чем-то виновата?

Джой повела плечом.

— Как посмотреть.

— Нет, — отрезала Роуз. — Ты была ребёнком. Это даже не обсуждается.

— Была ребёнком, стала папиной куколкой на шарнирах, — криво усмехнулась она.

— Ты стала взрослой женщиной, которая способна поднять с колен корпорацию и поставить на колени всех горячих девуль страны, — лукаво прищурилась Эр, и у Джой вырвался смешок. — Серьезно, Джо. Я горжусь тобой. Ты потрясающая. И давно уже не папина куколка. Его нет рядом слишком давно, чтобы ты имела возможность такой оставаться.

— Я позвонила ему вчера и сказала, чтобы он не появлялся здесь, — получилось почти холодно. — Не хочу его видеть. Никогда больше.

Роуз слабо улыбнулась, но ничего не ответила. Она приобняла ее за плечо и махнула в сторону распахнутой двери.

— Позавтракай с нами.

Джой впервые за это утро включилась в мир как следует. Она прислушалась: из дома доносилась музыка, детские вопли и грохот посуды. Последний раз Джет завтракала с семейством сестры три года назад, и этого ей хватило, чтобы никогда больше на попадать на это безумное мероприятие.

— Знаешь, я собиралась зайти к Рикки…

— Рикки как раз здесь! — Эр оборвала ее попытку спастись. — Мы приглашаем ее к себе иногда, чтобы не было скучно.

— Вам бывает скучно?.. — мученически простонала Джет, зная, что все бесполезно; Роуз уже тащила ее в дом.

— Не нам, а ей. Лети слишком спокойная. Что ты будешь есть? Сварить тебе кофе? Софи приготовила потрясные тосты с авокадо, как раз, у вас с ней похожи вкусы, я предпочитаю бекон…

Они вошли в просторную гостиную, и Джой не заметила, как голос сестры слился с захватившим их гамом. Она неизбежно оказалась в водовороте голосов, детских и взрослых, звучащих от людей и — вместе с музыкой — из колонок. Дом Роуз и Али — обитель зелени, высоких потолков, сплошных окон вместо стен; дом солнца, тепла и запаха кофе, смешанного с хаосом из брошенных детских машинок и раскрасок с цветными карандашами. Джой пронзило бегущими по коже мурашками.

Утренние лучи играли с тенями, пробиваясь сквозь стеклянную стену; они падали на высокие вазоны в гранитных горшках, и Джет не смогла не улыбнуться. Ее насквозь пропитало забытое старое, то самое хорошее, которое стоило, наверное, вспоминать чаще, чем больное: Беверли-Хиллз, ей двенадцать, Эр девятнадцать, отец в командировке, а они врубают «Капеллу» на всю и штурмуют дом, будто бы обе одного возраста.

Обычно они готовили по каким-то максимально странным рецептам, делали перестановки, включали комедии, смеялись до боли в животе, пародируя героев… В такие дни была у них своеобразная традиция: они садились, уже после сумерек, по обе стороны от монстеры на первом, и делились друг с другом мыслями, всем, что взбередет в голову, а если это было что-то чересчур личное, то они прятались за столбом, имитируя что-то типа исповеди в Костёле. В основном это делала, конечно, Джо… И как только Роуз хватало на нее тогда?.. На подростка, глупую и маленькую девочку. Неужели ей правда все это было интересно? Во всяком случае, двенадцатилетняя Джой никогда в этом не сомневалась.

Эр умела быть какой угодно. Непосредственной, внимательной, серьезной или дурашливой. У Джет даже подруг как таковых не было никогда, потому что они, что бы ни делали, не могли обеспечить ее тем, что давала Эр. Никогда не могли так понять ее. Девочки из школы, сахарные теннисистки из группы, ватные дурочки, спесивые выпендрежницы. Парни, с которыми она гоняла в бейсбол, пара человек, с которыми легко давались шалости вроде угнать папину тачку и тусить на вечеринках, словно ты крутая сама по себе.

Все эти люди были у Джой тогда, как и сейчас. Просто окружение, но не больше. Джет так и не научилась быть откровенной с кем-то, кроме Эр, да и то с годами частично утекло… Джой думала теперь: если бы ее Эр погибла, Джой бы тоже сейчас не стояла здесь. Слишком прочная связь. Слишком беспрецедентная для неё.

По сути-то, Джет вчера сделала то, о чем мечтала, когда была маленькой, сидя рядом с Роуз в Беверли-Хиллз: чтобы папа и мама исчезли, и остались только они с Роуз. Только они одни. Кто же знал, что это однажды сбудется. Ни одна маленькая девочка не догадалась бы, что цена этой мечты — такая остервенелая боль.

Вывернутое сердце громко ёкнуло, напоминая, что все ещё живо.

Она стояла у края длинного дубового стола. За ним ещё никто не сидел. Казалось, все скопище Джет-Норгаард (и где-нибудь среди них Рикки и Лети) обосновалось на кухне, но кухня широким коридором изгибалась вправо, прячась за высоченной перегородкой из закалённого стекла. Как по щелчку, оттуда выбежали двойняшки, брызгая друг в друга из водяных пистолетов.

— Анна и Лиам, вашу ж мать, сколько раз сказать, что брызгаться водой можно только на улице! — закричала им вдогонку Али, совершенно, право, беззлобно. Она давно смирилась с тем, что ее не слышат, но для галочки стоило рявнуть. Двойняшки пробежали мимо Джет, складно поздоровавшись, и, смеясь, погнались на лестницу.

Скоро вышла и сама Али. На ней был лёгкий сиреневый халат, никакой косметики и железная невозмутимость на лице. Джой Али никогда особо не нравилась, но после голой правды вчерашним вечером она посмотрела на жену Эр как-то иначе. Это, видимо, сработало на обеих. Не то чтобы Джет внезапно полюбила ее, но ведь… Али точно любила Роуз. Джой даже не верила в такую безоговорочную преданность, а она была вот здесь, прямо тут — шла с подносом в руках, прелестная домашняя овечка.