Голос Али, как и нечастые реплики сестры, звучали, как из-под воды — тонкий слой обезличенной приглушенности.

Джет откинулась на кресле и расстегнула пару верхних пуговиц на рубашке. Она блуждала глазами по светлым стенам, нарочито минуя и Эр, и Али, и, хотя, как потом оказалось, прошло не так много времени, пока Али закончила, Джой словно окунули в чан с кипятком и держали в нем двое суток.

У нее не получалось сопоставить одно с другим. Стекло из битых миров наталкивалось друг на друга внутри, и Джет, не выдержав, шумно выдохнула. Аккуратно выпустила скопившийся кислород, силясь не закричать. Она встала и прошлась взад-вперед вдоль окна, залитого стеной из дождя; нервно провела руками по лицу, стараясь не залезть кончиками пальцев себе в глаза, и не оставить на коже полосы от ногтей. Джой задела швы на брови, и резкая боль пустила разряд по телу.

Али, наконец, замолчала.

— Роуз, — прерывисто вытолкнула из себя Джой, — улетела в Данию. Она должна была улететь в Данию. Она сказала, что летит в Данию. Роуз, — она посмотрела на сестру, и острые осколки в лёгких впились на выдохе в бурлящие альвеолы, — ты сказала мне, что летишь в Данию. Роуз, — она покачала головой, глотая ком.

Но он исчез всего на секунду. Джой смотрела на Эр, судорожно утирая дорожки слёз на щеках. Ток застучал в висках, как набат; влез под кожу тонкой леской, запутался в венах и стиснул сердце незамеченными полосками.

— Джо, — тихо ответила Эр, — прости. Я не могла сказать тебе правду. Ты была слишком маленькой для этого, понимаешь?.. — Она поднялась и сделала шаг к Джой, но она выставила ладони вперёд, и Роуз остановилась, как вкопанная. Сожаление, так ярко отпечатанное на ней, превратило белую кожу в фарфор — и этот фарфор треснул прямо посередине.

Джет отвернулась к окнам. Пальцы до побеления в ногтях впились в собственные плечи.

Она чувствовала, что не может дышать, и влажный вкус металла во рту.

— Я не… — сбито выдохнула Джой. Собственный голос дробился в ушах. — Нет, этого не может быть. Всё это… — она одержимо завертела головой, задыхаясь. — Он не мог так… Он не мог.

— Мог, — твердо сказала Али, и Джой, продолжая вертеть головой, подумала, что это было слишком громко: как молния, осветившая кабинет. — И сделал. Он сначала продал свою дочь, а потом, когда Эр с такой участью не согласилась, отправил ее умирать. Вы обе вещи для него. Были и есть. Он мог, Джой, уж поверь. Он обрёк Эр на всё это. Сознательно. Он не родитель, а дерьмо собачье.

— Али, пожалуйста, — с нажимом попросила Роуз.

— Что пожалуйста, Эр? Что? Хватит уже придумывать причины, почему ты не можешь сказать ей как есть. Прошло то время. Она должна знать, какой ублюдок вас выродил, и хорошо, что она узнаёт это от нас!

— Ты злишься, но сейчас не время, — уравновешенно произнесла Эр, и Джой почему-то захотелось истерически рассмеяться на весь кабинет. Будто бы Али о себе говорила. Будто бы это Али была в… Господи. Джой задержала дыхание вместе с рвущейся наружу истерикой. Пальцы продолжали втыкаться в плечи. Она скрипела зубами, глотала слезы и короткие вдохи; реальность двигалась, как вода за окнами. — Джо, я… я должна была рассказать тебе раньше. Я знаю. Просто это нелегко. У меня и сейчас не получилось самой, видишь… Джо?..

Джой всхлипнула, не оборачиваясь.

— Пожалуйста, оставь меня сейчас, — почти прохрипела. — Пожалуйста.

— Ты уверена? — переспросила Роуз.

— Да! Оставьте меня обе, сейчас, пожалуйста, просто сделайте это! — закричала Джой. В груди, там, где сердце, начало ощутимо кипеть, и она проваливала всякие попытки взять спокойствие под контроль.

Прежде чем в ее кабинете снова стало пусто, Роуз сказала что-то вроде «звони или приезжай в любое время», но сейчас Джет предпочитала думать, что она не говорила вообще ничего. Джой простояла у окна ещё минут пять. Она судорожно давила слёзы, как привыкла; почему-то казалось, что если она расщелкнет этот слезливый замок сейчас, то просто перестанет существовать.

В груди рвались провода и щёлкало электричество. Нить, связывающая ее с отцом, в какой-то момент натянулась до опасного предела, и тогда Джой дрожащими руками нашла телефон в своей сумочке. От этой дрожи он каждое нажатие едва не выпадал у нее из рук; она не просто дрожала — ее трясло, как будто кто-то посторонний делал с ней это. Джой нашла номер отца в контактах и с третьего раза попала по зелёной трубке на сенсоре.

Каждый гудок — всего пять — тянулся целую долбаную вечность.

Джой упрямо кусала и без того растерзанную нижнюю.

— Да, дочь, — знакомый голос — спокойный, стальной, с ощутимой возрастной хрипотцой — эхом расползся в ухе.

— Роуз, — тут же вырвалось у неё; собственный голос превратился в ошмётки былой уверенности, как кислые ягоды, смешанные со ржавчиной. — Куда делась моя Роуз, когда ты выгнал ее?

— Я не выгонял…

— Куда?! Один вопрос! — срываясь, перебила его Джой. Она сглотнула очередной ком, кривя губы. В горле совсем пересохло.

В трубке повисла недолгая пауза.

— В Данию.

— Правду, — зарычала она.

Он долго молчал, прежде чем ответить. От этой тишины, пыльной и плотной, чудом образовавшейся между ними, находящимися друг от друга за тысячи миль, загудело в голове. Джой до скрипа свела челюсти, массируя виски.

— Ты всё знаешь, насколько я понимаю… — многозначительно протянул он. — Твоя сестра была в Иране. Это так. Полгода…

Нить лопнула на слове Иран.

Разорвалась так резко, что Джой дернулась, хватаясь за стену. Она прикрыла глаза, рвано втянув кислород, со свистом, прошмыгнувшим мимо перекрученных костей; если бы слова могли причинять физические повреждения, ее грудь пробило бы насквозь.