— Доброе утро, — поздоровалась с Кевином Джой и кивнула миссис Трэнтон, что-то показывающей ему в компьютере. Они синхронно кивнули в ответ.

Когда Джой скрылась за дверью своего кабинета, они переглянулись:

— Что это с ней? Она поздоровалась? — удивлённо спросила секретаря миссис Трэнтон.

— Ну да, — подтвердил Кевин. — И улыбается. Вы заметили?

Однако спокойный настрой Джой продлился недолго. Был ли у него вообще шанс на существование в этом офисе? Уже совсем скоро её всколыхнул отчёт аудитора, нанятого проверить два её моторных завода — они были единственными среди прочих, которые просто изготавливали двигатели. Аудитор поведал, что один из них половину деталей на двигатель закупал в Китае, вместо утвержденного советом родного производства в США, и в этом дерьме замешаны как минимум три человека. Через них проходили непосредственный контроль закупок, перечисления средств и первичные финансовые отчёты перед главным офисом. Замешана ли в этом глава бухгалтерского отдела — под вопросом.

И Джой, конечно, вскипела мгновенно. Кевин, который весь день провёл с миссис Трэнтон, утверждая планы ближайших встреч, кажется, весь оставшийся день дышал через раз. Ровно после того, как аудитор покинул кабинет Джой, она вылетела оттуда, метая молнии; у нее в руке был ее айпад с открытыми документами, а наушник в ухе светился ярко-синим. Шли гудки.

Через десять минут в их офис прибыла полиция, и через двадцать — вывела двух директоров в их костюмах от Бриони в наручниках от Департамента полиции Лос-Анджелеса. Майкл Коста-Дуглас возглавлял отдел финансовых ресурсов, Рендольф Скотт — отдел контроля качества. После этого Джой зарычала, чтобы ей срочно подготовили вертолёт. Ее не было на месте шесть часов, и все это время Кевин нервно дёргал ногой, поглядывая на экран телефона.

В начале пятого она, скрипя зубами, явилась обратно. Пилот сказал, что она летала в Мичиган — значит, на печально известный теперь завод. Проходя мимо Кевина, она потребовала отправить в переговорную нескольких сотрудников, и когда он зашёл, чтобы принести необходимые, уже распечатанные документы, Джой кричала так, что у него задёргался кадык, а все, кто сидел в зале — человек шесть, может, семь — приклеились к своему стулу намертво. Им было чего бояться. Троим ублюдкам грозил срок с конфискацией недвижимости и арестом счетов, а у них всех был шанс к этим идиотам присоединиться.

Среди сидящих в переговорной была и Катаржина Дискенсен — глава бухгалтерского отдела. Дела обстояли плохо.

— Если хоть кто-нибудь из вас знает то, чего не знаю я, то можете быть уверены, что, — услышал Кевин, когда уже нажал кнопку открытия двери, — я узнаю, а вы будете уволены по чёртовой, мать ее, статье! С нынешними технологическими возможностями, видите ли, крысята находятся очень быстро…

Кевин поежился и покачал головой, когда дверь за его спиной закрылась, поглотив холодный, глубокий голос Джой. Она то повышала его, то говорила совсем негромко, и от этого становилось ещё хуже. Словно сидишь на бочке с порохом. Бах — и тебя уже нет.

Джой Джет ненавидела враньё, и только последние дураки пробовали ей врать.

* * *

Перерыв от части таблеток оказался лишним.

Тем же диким вечером Джой осознала это в полной мере. Она поймала две панические атаки подряд, и никак не могла выровнять дыхание после. Она отправила Кевина в лофт, чтобы он привез ей два целительных пузырька, а когда он привез, Джой быстро отпустила его домой. Лишний свидетель её мерзопакостного состояния.

Все остальные, кто хоть кое-как соприкасался с закупками, тратами и подтверждениями сидели в офисе сверхурочно, пока программисты проводили тщательный поиск по ключевым словам в их компьютерах и восстанавливали удаленные файлы, а независимая аудиторская контора проверяла всё найденное. Джой настояла на срочности. Проверка могла занять всю ночь, и она собиралась сидеть здесь до самого конца; она должна была немедленно знать, есть ли в её офисе ещё где пригретые крысы.

Джой, притворившись необъятным одеялом, накрыла усталость, как только за окнами погас солнечный свет. Злость поутихла, но все же не оставила её окончательно. Каждый раз, когда случалось что-то подобное, у Джой будто бы ссыхался кусок сердца. Она точно не способна была понять, как можно предать дело, которому посвящаешь если не всю, то половину жизни, и ещё больше она не понимала, как сама могла не заметить такие дыры под носом. Подумать только. Это же сколько автомобилей отправились к своим хозяевам с совершенно дерьмовым двигателем. Сколько из них после опыта вождения такого брака наотрез откажется от её марки? Джой воспринимала эту возможность болезненно. Сама она всегда водила исключительно «БМВ», лишний раз подкрепляя надёжность своих автомобилей перед общественностью. Джой собственным лицом гарантировала качество, удобство и комфорт.

И тут пощёчина — китайские блоки. Вонючие китайские блоки в именитых двигателях «БМВ». Это позорище. Невыносимое позорище.

Джой ещё приглушила и без того тусклый свет в пространстве огромного кабинета. Ее голова грозилась вот-вот разорваться на части. Она откинулась на спинку кресла и, прикрыв глаза, начала массировать виски́. Иногда это помогало.

Через минуту в селекторе заговорила Роуз. Джой открыла ей, и она вошла в кабинет с двумя бумажными пакетами из «Макдональдса». Она поджимала губы в сожалении, но не отчаянном; Роуз вообще была историей не про отчаяние. Она села в кресло напротив Джой и поставила пакеты на стол, в сторону. В ее обычно разгильдяйски-рокерском стиле произошел неожиданный сбой: на ней был черный льняной костюм, а не куртка из кожи и рваные джинсы.

Джой подумала, что она очень красивая в этом костюме. Похожая на агат.

— Я слышала, что случилось, — сказала Роуз, присев напротив. — Это ужасно, Джо. Люди бывают отвратительными гадами.

Джой опустила руки на подлокотники и глубоко вздохнула, будто бы вся тяжесть мира сосредоточилась на ее тонких плечах всегда в деловом пиджаке. Роуз попыталась заглянуть в глаза сестры, которая, казалось, только-только начала вылезать из затяжной скорби, только сделала шаг вперёд… О нет.

— Эй, ну ты чего?.. — тихо спросила Роуз, и в ее голосе было столько нежности, что Джой немедленно захотелось расплакаться.