Какая безнравственность.

— В чём признаться? — спросила судья, очевидно теряя терпение.

Сетфорд достал салфетку из внутреннего кармана пиджака и вытер раскрасневшееся лицо. Пот с него катился ручьем. Джой сдержалась, чтобы не закатить глаза. Даже ей уже надоела эта тянучка.

— Все было сознательно мной подстроено и выдумано. Я заплатил свидетелям за их показания. Я признаю свою вину в домогательствах к Аврил Сейфрид и прошу наказать меня за это, — твердо заявил он, глядя куда-то вверх. Джилленхол вскинула брови. Сетфорд на секунду встретился с Джой взглядом, и она постучала по своим наручным часам с едва заметным кивком. Следующая фраза, без которой его старания бы не засчитались, далась ему, как, наверное, ребенок для женщины спустя несколько часов болезненных потуг. Он выдавил: — Я грязный мерзкий извращенец.

В зале враз образовалась такая тишина, что смешок Рейны в плечо Ридду показался Джой просто оглушающе громким. Остальные вряд ли его заметили. Ридду тут же уставилась на Джет своим фирменным осуждающе-вопросительным взглядом, но Джой не собиралась ему потакать. Она равнодушно наблюдала за шоком на лице судьи, ступором офицера и безысходностью на морде главного свина в этом зале. Никому больше не было дела ни до Рейны, ни до присяжных. Первым гробовую тишину нарушил репортёр, который подошёл к Сетфорду на расстояние вытянутой руки и сделал несколько снимков. Спросил:

— Не могли бы вы повторить ещё разок?

Судья встрепенулась:

— Вернитесь на место сейчас же! — гневно воскликнула она пареньку, а потом вернула внимание Сетфорду. — Я видела многое в своей практике, но чтобы такое… Я немедленно присуждаю вам тридцать дней заключения за неуважение к суду. Со всеми остальными вашими признаниями и в том, насколько они серьезны — будут разбираться в Департаменте полиции Лос-Анджелеса. Что касается вас, мисс Ривера, — сурово сказала Джилленхол, и Рейна сразу же поднялась, — то обвинитель немедленно подписывает акт об отсутствии претензий, и вы можете быть свободны. Мы закончили. Каков шутник, вашу мать, каков шутник, Гарольд…

Дверь выхода из зала открылась, но бешеные переглядки и громкие «что за…», «как такое может быть», «что за чушь произошла только что», «а может, он накурился» продолжались до тех пор, пока офицер-который-Гарольд не разогнал это блеющее стадо сам. Джой зашла сюда первой и вышла отсюда тоже первой. Спектакль окончен. Ну, или почти окончен… В коридоре она увидела, как убитого горем Сетфорда под руку ведёт уже какой-то другой офицер, и на полпути их останавливает огненно-рыжая миссис Сетфорд. Она оставляет звонкую пощечину на щеке мужа и что-то ему орёт — из-за расстояния слышно не было — а потом, развернувшись на своих высоченных каблуках, уходит. Сетфорд рыдает.

Джой пожала плечами и вышла на улицу.

* * *

— Что за хрень, Джет? — зарычала Ридду, отыскав Джой за углом облезлого здания суда почти сразу, как Джет нашла это укромное местечко.

Поросшая травой полянка, мох под ее туфлями и отсутствие видимых камер действовали на нее почти умиротворяюще. Джой курила «Джи Сэм», прислонившись к удобному бетонному выступу; она, вообще-то, надеялась, что до тех пор, пока она курит и ожидает Рей в поле зрения, ее никто не побеспокоит, но Джессика Ридду просто обожала обламывать чужие планы.

Джой выдохнула в небо вязкое облачко дыма. Она прикрыла глаза, готовясь бороться с раздражением, но когда Джет открыла их, все оказалось в порядке. Грань, как ребро ножа, терпеливо сидела внутри нее.

— Что? — невозмутимо моргнула Джой. — Апофеоз. Или лучше сказать, как там… «Finita la commedia»?

— Не придуривайся, — мрачно произнесла адвокатесса. Она переступила поросший бордюр и подошла к Джет ближе. Джой все надеялась, что ее маленькие острые шпильки утонут в этом мхе, но нет. — Что ты сделала? Что надо сделать, чтобы он озвучил такое? Ты что, яйца ему отрезала? Как бы тебя ещё отмазывать от Джилленхол не пришлось.

— Фу, — картинно поморщилась Джет, — не люблю яйца.

— Джет!

— Успокойся. Все хорошо.

Ридду покачала головой. Не одобряет. Не то чтобы Джой была не в курсе этого, но она все же полагала, что Ридду не станет устраивать ей сцен в стиле подверженной истерикам малолетки. Джой этого совсем не хотелось. Все диалоги последние дни казались ей жутко выматывающими.

Она молчала, ощущая, как ментоловый дым окутал лёгкие изнутри. Острая гвоздика покалывала в горле.

— Джилленхол адекватная, она бы не стала давать Рейне шесть месяцев, что бы эти полоумные присяжные ни решили, — сказала Ридду, нарушив тем самым напряжённую тишину. Тон обиженного ребёнка от взрослой женщины звучал крайне забавно для Джет; она не сдержала усмешку и вытащила из пачки новую сигарету. Вставила ее в зубы и поднесла к кончику зажигалку.

— Я не доверяю чужой адекватности.

— Правда? — язвительно прищурилась адвокатесса. — А следовало бы. Обычно так делают, когда своей не слишком-то много.

— М? Это ты мне?

— Именно так, — процедила она, и Джой даже показалось, что эта мисс Благоразумие сдерживает себя от того, чтобы не лопнуть прямо сейчас. Ридду смотрела на нее так, словно Джой душит котят по ночам. — Хватит с меня этого дерьма, Джет. Я ухожу.

— Нет, — рявнула Джой; вместе с дымом в нее проник маленький огненный шар, принесший с собой свирепое желание вцепиться кому-нибудь в глотку. Она воткнула половину сигареты в бетонный выступ и одарила Ридду ледяным взглядом. — Сначала вы с Николсоном закончите с Макконахи, вместе, как и начали, а потом катись на все четыре, куда хочешь. Тебе стало так жаль стареющего малыша? — с сарказмом поинтересовалась Джой. — Ты для всех мамкой подрабатываешь, да, Джессика?

— Дело не в нём, а в тебе, — глухо отозвалась адвокатесса. Ридду терпеть не могла, когда ее называли по имени.

— Меня жаль?

— Ты рушишь жизни, когда это совсем необязательно, — с досадой сказала Ридду; не хватало только языком цокнуть. — Твоей Рей ничего не грозило. Я бы разобралась.