— Ты знала про вашего отчима?

— Да, — поморщилась Рикки, будто бы вспоминая что-то гадкое. — Но я ничего не рассказывала маме, даже когда Лета сбежала, потому что она меня попросила. Я надеялась, что у нее все будет хорошо в новой жизни, но я ошиблась. Мне больно об этом думать. Больно, что ее нет, что она не увидит мою дочку, что мы не будем болтать с ней до полуночи, как когда-то, — шептала Рикки, постоянно кивая, и Джой крепко смыкала челюсти, сдерживая ком в горле, напоминающий соленую вату. — Но правда в том, что я ничего не могу сделать с этим. Только принять. Я чувствую себя виноватой, но Лета никогда не винила меня. Я уверена, что она не винила и тебя. По-настоящему — нет. Она могла сказать на эмоциях что угодно, но это не значит, что это правда. Моя сестра тоже была умной. Поверь, Джой. Я знаю это. И я знаю, что она простила тебя. И меня. Она лишила себя жизни только по одной причине, как и все другие люди, лишившие себя жизни: потому что не хотела жить, а не потому, что ее плохо любили… Я, конечно, не знаю, что между вами было в подробностях, но я и не хочу в это лезть, по правде говоря. Нам надо принять ее смерть и жить дальше. Смириться с этим и не издеваться над собой. Понимаешь?

— Ты правда так думаешь? — еле слышно спросила Джо.

— Да, — твердо ответила Рикки, — я правда так думаю. Если тебе это настолько важно, то я прощаю тебя за нее. Ты должна жить дальше. Ты заслуживаешь нормальной жизни. Не всегда будет так больно.

— Да, — утерла глаза Джой и после непродолжительной паузы улыбнулась, с трудом проглотив очередную порцию слёз. Полет в Рио будто бы пробил чертову дыру в переполненном резервуаре с горем внутри нее, и теперь оно потихоньку вытекало из ее глаз. Жуткое чувство. Облегчение на минутку. Ничем не лучше, чем если бы его совсем не было. — Наверное, это так. Спасибо. Спасибо, Рикки. Тебе надо отдохнуть, извини, что устраиваю такие разговоры сейчас.

— Нет, со мной всё хорошо, — пылко возразила Рикки. — Мне дали выпить столько всякой витаминной бурды, что я прекрасно себя чувствую. А вот это, — она покрутила запястьем, в которое был вставлен катетер, — вообще убойная штука. Обезбол — лучшее, что придумали люди.

Джой посмеялась. Чересчур позитивный настрой для женщины, из которой только что вылез ребёнок. Хотя, ей всего двадцать один, может, возраст тоже играет роль? Девочка в ее руках казалась очень крошечной и в то же время большой, потому что именно она и была в том окаменевшем животе под зелёным платьем…

— Хочешь подержать? — спросила Рикки. — Не хочу класть ее в кроватку, а мне нужно в туалет…

— О, — лихорадочно вдохнула Джой, — ладно. Конечно. Давай. Только я не то чтобы умею…

— Ничего сложного, главное — держать. Ты справишься. Она спит, — спокойно кивнула она и, чуть наклонившись, осторожно положила ребенка в белом боди на сгиб локтя Джет.

Джой охватила дикая дрожь где-то в районе солнечного сплетения, но она заставила себя сделать вдох поглубже. Девочка зашевелилась. В ее руках она уже совсем не казалась большой. Маленькая. Совсем, совсем маленькая. Похожая на куклу, которыми Джой играла когда-то в далёком детстве; мысль о том, что у этой куклы в ее руках бьётся настоящее сердце, не позволяла ей целиком поверить в происходящее. Это как толчки в животе в Рикки. Что-то нереальное, на грани между документалкой и вымыслом.

Джой улыбнулась малышке, хоть она и не видела этого. Прилив какой-то невероятной нежности накатил на нее, как будто она оказалась в теплой, мягкой воде… Джой невесомо погладила малышку большим пальцем по щеке. Ну и щеки у нее.

— Какая ты маленькая, — тихо сказала Джет, рассматривая детское личико. Подрагивающие ресницы, длинные, но кажущиеся бесцветными, и губы, забавно вытянутые сопящим бантиком. Все ее туловище было размером с ладонь. Даже меньше.

Так прошло около десяти минут или где-то так, но они пролетели молниеносно.

— Ну что, справилась? — усмехнулась Рикки, очень аккуратно усаживаясь обратно на кровать. Джой невольно скрипнула зубами, наблюдая за этим, но быстро отвела взгляд обратно к лицу девочки в ее руках.

— Как ты назовешь ее?

Рикки улыбнулась Джет, когда та вопросительно посмотрела на нее спустя несколько секунд затянувшегося молчания.

— Лета, — просто ответила она.

— Лета, — повторила Джой и снова коснулась крошечной, чуть шершавой щеки, обращаясь к малышке: — У тебя, Лета, совсем не суеверная мама. Тебе с ней повезло больше, чем всем нам вместе взятым.

— Посмотрим, что она скажет, когда подрастет, — вздохнула Рикки. — У меня есть небольшой опыт, я работала няней когда-то, а в детстве сидела с кучей соседских детей, но это все равно не то… Странно осознавать, что у меня теперь есть дочь… Мне и радостно, и страшно. Я готовилась вообще-то. Много читала о материнстве. Джой?

— М? — подняла голову Джет. Она все это время смотрела на ребенка и от слов Рикки до нее долетали лишь отголоски.

— А тебе идёт ребенок, — подмигнула ей Рикки, откинувшись на высокую подушку. — Деловая женщина с ребенком на руках. Я познакомлюсь с Роуз?

— Что? А, с Роуз, — тряхнула головой она, сбрасывая с себя невидимую, навязчивую пелену из дыма, которого тут не было. Разве что это дым из детской присыпки. Дети плохо на нее влияли. Лета у нее на руках закряхтела, словно услышав ее мысли, и Джой передала ее Рикки. — Да, конечно… Она уже звонила мне два раза. Я много тебе рассказывала о ней, но с ней ещё не успела поговорить о тебе, в смысле, как следует. Мозги не варят совсем сегодня.

— И не говори, — засмеялась Рикки.

Вдруг в дверь постучали и, не дожидаясь ответа, в палату вошла Роуз. Будто бы знала, что о ней говорят. Так всегда с ней бывало. Она разговаривала с ними в машине, находясь на работе, а теперь закончила с делами пораньше, как обещала, и заявилась сюда, конечно же; без Роуз не происходило ничего, если она находилась в пределах авто-доступности. На ее плечах, сверху на, конечно же, готической футболке, тоже был накинут халат, а голубые глаза сияли яркостью так, что их цвет был заметен с кровати.

Она выглядела взбудораженной, как будто ей вкатили двойную дозу адреналина.