Возможно, я бы заскучал, но услышал звуки большого скандала в прихожей.

— Куда лезешь, купчишка⁈ — кричал полицейский служитель.

— Мне Михаил Федорович велел не мешкать (tergiverser) с докладом, — громко, но спокойно отвечал визитер.

Папенька выскочил из комнаты быстрей курьера, кого-то выругал и вернулся с молодым господином в партикулярной одежде и с коротко подстриженной бородой. Из его недолгого рассказа выяснилось, что это знакомый моей маменьки, торговец тканями. Вчера, поздно вечером, к нему в контору явился хорошо одетый незнакомый негоциант и захотел приобрести оптом партию окрашенных тканей. Наученный моим папенькой, торговец сказал, что ткани на дальнем складе, поэтому сделку перенесли на сегодня. Чтобы заинтересовать негоцианта, ему предложили дополнительную партию со скидкой. Он обещал явиться к полудню.

Папенька распоряжался быстро и решительно. По указанному адресу направился полицейский резерв, сам же он вместе с помощниками и их собаками сел в заранее готовые сани.

Ему пришлось выдержать небольшую баталию со мной. Я уже был готов прибегнуть к недостойной угрозе: если меня оставят в управлении, то я буду запивать конфеты вином, но папа позволил мне присоединиться. Единственное условие: я не задам ни одного вопроса до окончания операции. Оказывается, это хирургическое слово означает полицейскую охоту.

По пути папенька вступил в новую баталию — с Ильей, самым уважаемым помощником. Илья умолял отца не принимать личного участия в поимке воров: «Вы же товарищ министра, Михаил Федорович, а полиции здесь полк будет». Папа спорил, потом кивнул.

Мы приехали, нас провели задворками в купеческую контору. Мы затаились в кабинете на втором этаже и сидели так тихо, что из-за паркета высунулась любопытная мышь. Ей-богу, не вру! Сам усы ее видел!

Потом папенька выглянул из-за занавеси.

— Едут, — шепнул он, будто его могли услышать через стекло. — Шурик, — так он иногда называет меня, — гляди в окно и рассказывай. Если тебя увидят, не напугаются.

И отстранился от окна.

Я подошел, отдернул занавесь. К конторе подъехали сани. С них соскочил купец с огромной черной бородой и шагнул к двери…

Но тут даже через стекло донесся долгий переливистый свист. Купец как прыгнул обратно в сани, а его ямщик ну давай лошадей нахлестывать!

Тотчас же из здания выскочили Андрей и Илья. Илья с разбега вскочил в сани, схватил за воротник ямщика, они начали бороться и выпали из остановившегося экипажа. Похоже, Илья сильно ударился о мостовую, поэтому кучер вырвался, но тут же в его шубейку вцепился Анзор.

Купец помчался по улице. Андрей его за черную бороду хвать… а она возьми да и останься у него в руках! Помощник папа растерялся, безбородый купец ему как даст кулаком в лицо! И побежал со всех ног (courir vite). Черныш вцепился в его шинель, так негодяй его ногой, ногой!

Только сейчас я понял, что папеньки нет рядом. Он уже выскочил из дверей конторы и преследовал негодяя вместе со вставшим Андреем. Между ними было большое расстояние, но «купцу» не спастись — улицу перегородил строй полицейских.

Злодей бежал так же быстро, как будто хотел грудью прорвать этот строй. Но вместо этого он выхватил две большие пачки денег и кинул в лицо полицейским. Те посторонились, начали их собирать, а негодяй скрылся за углом…

Мы возвращались в печали. Я услышал несколько незнакомых слов от папа и решил, что узнаю их смысл от дворовых мальчишек. Оказывается, полицейские не знали, что мы ловим фальшивомонетчиков, и стали спасать, как они сказали, казенные деньги. Узнав, что ассигнации поддельные, они огорчились и достали из карманов еще один ворох бумажек.

Что касается ямщика, он сказал, что ничего не знает о человеке, который нанял его для быстрой езды и предупредил, что в конторе на него могут напасть разбойники. Ямщику грозили каторгой, но он продолжал запираться, а папенька отказался применить более строгие меры. Главный злодей умчался на тройке, которая ждала его за углом. Видимо, второй ямщик увидел полицейских и дал сигнал.

— Я должен уехать завтра вечером, — вздохнул папенька, — и не знаю, как найти злодеев.

— А я знаю, где они могут скрываться, — сказал я…

Ваше Императорское Высочество, это письмо будет отправлено, а как окончится охота — сообщу в следующем письме.

Приписка взрослой рукой внизу письма:

'Весьма увлекательно! Сам прочел с интересом, волнуясь за успех дела. Право, не хуже, чем последний роман господина Вальтер Скотта. Сыну передать дозволяю, пусть знает, как нелегка жизнь служивых людей его государства. Следующую депешу передать мне в руки первейшим образом!

Николай'

— Маменька, про Степашу нет вестей?

— Нет, милая.

Господи, не суди нас по несказанному! За одну секунду в моей голове мелькнули несколько возможных шуток. И про неработающий вайфай в поместье гнусного князя, и про проблемы голубино-совино-вороньей почты в столь одиозную метель. А еще я могла заметить вполне резонно: ты же осталась на большой казенной дороге, а иного пути передачи новостей, кроме нее, нет.

Не стала ни шутить, ни умничать. Дочка вела себя молодцом. Сама себе задала контрольную по алгебре и написала. Расспрашивала всех проезжавших, кто имел хоть маломальское отношение к коммерции, поэтому подготовила мне небольшую актуальную справку о сезонных ценах на зерно, кожи, конское и коровье поголовье. Одним словом, все полтора суток моего отсутствия старалась чем-то занять свое время.

Да и с расспросами пристала лишь тогда, когда мы покинули станцию и направились в Орел целым обозом — мои славные возочки плюс еще пять саней с арестантами и обличающим инвентарем. Персональный экипаж был выделен его сиятельству, скованному комфортными наручниками. На голове мешок, под ним невидимый кляп, дозволявший лишь невнятное мычание. Самый верный слуга не принял бы эти звуки за четкий приказ.

Лизонька поглядывала на этот обоз с интересом, а Зефирка — с неодобрительным рычанием. Что же касается меня, я времени не теряла и продолжала следственную работу. При каждом удобном случае беседовала со скованными слугами или дрожащими караульщиками.

— Что же ты, голубчик, так нагрешил? Братьев и сестер во Христе замучивал…

— Не бывало такого, барыня! — возражал бедолага.

— Как не бывало, если Федька, Петька и Ванька показания дали, что тебе в прошлом году, на Успенье, велели тело вынести и закопать?

— Так как они могут на меня возводить, если сами… — возмущался грешник. И вываливал ворох новых деталей, да еще с разбивкой по календарю. И с подробностями, такими, что я то и дело оглядывалась — не подойдет ли, не прислушается Лизонька?

Так что когда мы дотащились до губернского города, все тиранства его сиятельства были сведены если не в полноценное уголовное дело, то в хронологическую аналитическую справку с указанием преступных деяний большинства задержанных. Замешаны были все, но хотя бы некоторые старались не трудиться в застенке и являлись, лишь когда прикажут. Другие же будто прикипели душой к этой работенке.

За это время я пожалела Мишеньку — как же ему, бедному, с молодых лет вариться среди таких вот уголовных деяний. Я сама два раза тайком от Лизоньки прибегла к дорожному поставцу — по чашке лимонной настойки. Тайком от Насти не удалось. Она на завершающем этапе отстранила меня от трудов и переписала всё своим добротным секретарским почерком.

В Орел мы прибыли рано и остановились у губернаторской резиденции. Тут уж никакой игры в инкогнито. Петру Сонцову, почтенному прокуратору губернии, пришлось встать раньше привычного часа и побеседовать с супругой товарища министра МВД.

Петр Александрович, как и большинство губернаторов, был отважным воякой в свое время и никаким администратором. Верно, каждый вечер молился: пусть на следующий день не случится ничего такого, в чем пришлось бы принимать участие.