Усы у Денисыча были пышные, улыбка пряталась умело, тон был сурово-печальным, лекция о флотской дисциплине продолжалась минут пятнадцать, и даже взрослый не понял бы, является ли она сугубо теоретической, или это ступенька для перехода к практике. Все, кроме рулевого, собрались, заслушались, что позволило мне удалиться и умыться.

Потом в той же компании позавтракали, причем Денисыч сменил рулевого. Сашка с ужасом спрашивал: «Правда ли юнг к пушке привязывают?» — а я, конечно, подтверждала.

Позавтракали плотно. Похоже, всем передалась моя уверенность, что скоро будет что-то серьезное, даже страшное.

Впрочем, почему скоро? Уже началось. Еще издали мы слышали грохот Петропавловской пушки. Или даже пушек. Река поднялась, и теперь я глядела на город не с высоты обычного прогулочного катера, а будто с круизного лайнера — очень красиво и очень пугающе. Немногочисленные суденышки носились по Неве, не слушаясь руля. Пару раз пришлось уклоняться от встреч.

На корабле было припасено довольно спасательных жилетов из пробкового дерева — пока еще не пригодились. Один, конечно же подогнанный, был надет на Сашку. К тому же я назначила одного из самых надежных учеников, Никольского, ответственным за сына.

Может, стоило высадить их? Но я не решилась. Не представляла, в какой части города в ближайшие часы будет абсолютно безопасно. Видно, так воздействовала картина вздувшейся Невы.

Остальные пароходы ушли ближе к устью, а мы были в треугольнике между Петропавловской крепостью, Дворцовой набережной и Стрелкой Васильевского острова. Обычное течение здесь уже бездействовало — невские волны выталкивала волна, идущая от залива. Казалось, морское чудовище сошлось в битве с речным и побеждало. И моя «Горлица», прежде с трудом пробиравшаяся по каналам, напоминала щепку среди слияния нескольких потоков…

— Эмма Марковна, взгляните, что творится!

Перед тем как взять бинокль, я отщелкнула крышку часов — 11.56. Осада города закончилась, начался штурм.

Картина была яркой, четкой и жуткой. На набережной и на улицах вдали будто сработали несколько петергофских фонтанов-шутих: потоки выбили крышки люков и вознеслись над мостовой на два-три метра в высоту. Основания фонтанов мгновенно накрылись водой: волны перепрыгнули набережные, спугнули зевак и затопили мостовые.

Пока что любопытные бедолаги намочили брюки. Кого спасать…

— Эммарковна, страсть какая!

Да, на моих глазах произошла одна из предсказанных катастроф. Барки, стоявшие возле Академии художеств, сорвались с якорей. Но не поплыли по течению, а, наоборот, устремились вверх. Врезались в Исаакиевский понтонный мост, расположенный между будущими Дворцовым и Благовещенским, сорвали с якорей. И он тоже не поплыл в сторону залива, а двинулся ко мне, подгоняемый встречной волной.

…В Питере всегда была особая категория идиотов, которые подъезжали к разводным мостам в минуту подъема и мчались вперед, не сбавляя скорости, опрокидывая шлагбаумы. Из-за таких и появился дорожный знак с авто, падающим с пролета моста.

Можно ли сравнить с этими лихачами тех, кому понадобилось перебраться с Васильевского острова на Адмиралтейскую сторону и наоборот? Ведь видели, что вода вровень с набережными, все равно решились на авось.

Ладно, судить нет времени, надо спасать.

Это оказалось непросто. Волна кружила, качала и толкала вверх по течению нечто вроде огромного деревянного дебаркадера, конструкцию раз в шесть длиннее моего парохода. Нам не без труда удалось ее обогнуть, избежав удара. Сбавить ход, уравнять скорость, зацепить баграми, перекинуть мостик вроде абордажного — переводить людей.

Перед этим я дала важное поручение Никольскому:

— Отведи Сашу в салон и не давай смотреть.

И вовремя. Две повозки уже успели съехать с моста и погрузиться в воду. Увы, плавучесть оказалась отрицательной… один человек успел соскочить и вцепиться в мост. И все. Не надо ребенку это видеть.

Люди более-менее быстро перешли на судно. Кто-то молился, кто-то плакал, кто-то требовал скорей доставить в здание правительствующего Сената. Я называла должность мужа, требовала приличного поведения, повышала тон — помогало.

— Барыня, Христом прошу, спасите лошадок! — пал передо мной на колени какой-то кучер.

Поднять их на палубу исключалось. Но не глядеть же, как гибнут несчастные животные.

На мост перебежал один из учеников и обрезал тесаком постромки у всех трех оставшихся экипажей. Вовремя — в ту же минуту понтон накренился и одна из карет съехала в Неву.

Мост взяли на буксир и потащили на левый берег. Только тут я, прежде глядевшая на локальную катастрофу с переправой, увидела, что происходит в городе: улицы превратились в реки. Я понимала, что наиболее вероятная опасность для нашего судна — не перевернуться, а повредить корпус о подводную скалу, которая еще час назад была чугунной оградой. Или сесть на мель — это станет особо актуально к трем часам дня. Потому-то командиры каждого корабля были обязаны смотреть на часы и к половине третьего вернуться на глубокую воду.

Пока же «Горлица» шла по Фонтанке, буксируя мост. Удалось найти пространство между двумя зданиями и не без труда, постучавшись о стены войлочными кранцами, закрепить. Я пообщалась с жильцами, вылезшими на крышу, пообещала домовладельцу награду от полицмейстера, если он сбережет лошадей. Заметила, как из окна одного из этажей выглядывает конская морда, невольно улыбнулась, представив, как лошадку заводили по ступенькам в помещение.

Проплыли по аллеям Летнего сада, взяли на борт часового и вестового, посланного снять его с дежурства. Похоже, в этом была основа легенды о солдате, утонувшем на посту.

В Фонтанке нам то и дело попадались бедолаги, вцепившиеся в доски, бревна, обломки карет и прочий плавательный мусор. Их поднимали на борт.

— Эмма Марковна, — заметил Денисыч, — нам бы разгрузиться. Скоро полсотни лишних душ будет на борту, а это — осадка не по расчету.

Да, об этом я не подумала. Дед Мазай не всех зайчиков довез до избы, кое-кого выпустил на сушу. Только вот у людей другая психология. «Горлица» казалась надежным ковчегом, да и подходящего здания не встречалось.

Так мы и шли по поднявшейся Фонтанке, проходя сломанные мосты. И добрались до знакомого объекта — Аничкова дворца. Вот куда можно гарантированно высадить людей. Не пришвартоваться ли под балконом, куда можно закинуть мостик?

— Мари, гляди, какой странный корабль.

— Александр, здесь опасно.

— Мари, здесь опасно для маленьких девочек и их собачек, — донесся детский диалог на французском.

Я увидела на соседнем балконе двух нарядно одетых детей чуть младше Сашки. У девчонки на руках была болонка, которая принялась буквально разрываться от лая при виде нашего корабля. Да так рьяно дергалась, что вырвалась и упала в воду, под балкон.

— Жужулька! — заголосила девочка.

Мальчик преодолел перила, протянул руку, схватил собачку за густой загривок.

Дурак! Почему дурочка его не поддержит⁈

Девчонка, будто услышав мою мысль, хотела его схватить, но не успела. Александр сделал неосторожное движение и оказался в воде вместе с Жужулькой.

— Царевич тонет! — раздался истошный женский вопль.

— Яков, прыгай! — велела я молодому матросу из спасательной команды, особо проинструктированной на этот случай.

Парень мгновенно сбросил куртку и боты, перекрестился, метнулся в воду, вынырнул, тотчас поймав левой рукой сброшенный ему канат с дощечкой-поплавком. Закрепил на поясе, сделал несколько гребков и ухватил мальчишку, не выпускавшего собачонку.

Всех троих подтянули к борту, свесили лестницу, подняли на палубу.

Выпущенная Жужулька отряхнулась. Сложнее было с промокшим ребенком. Может, попытаться немедленно вернуть его на балкон?

— Ваше императорское высочество, как вы себя ощущаете? — спросила я с подобающей вежливостью. Знала, что сейчас Романовым не везет на детей мужского пола и единственный мальчишка на четырех взрослых братьев — сын Николая Палыча, будущий император Александр II, а на балконе плачет его ветреная сестра Мария.