— Её нужно срочно отсюда эвакуировать в Москву.

Майор поднял лохматые брови. Качнул головой, расправил усы.

— Это ты, старшина, того-самого… Херню какую-то пороть начал. Послушать тебя, так это не бомба, а чудо чудное, диво дивное. Что в ней особенного такого? Ну, здоровая. Тонны четыре тротила будет. Понятное дело, что если ахнет, то далеко услышат. Ну и что?

— Внутри не только тротил, — сказал я.

Грозовой заинтересованно глянул на меня.

— Да, а что ещё?

— Я не совсем понял от американцев, но что-то очень серьёзное. Вероятно, химическое вещество.

— Иприт? — нахмурился майор и на всякий случай бросил на бомбу настороженный взгляд. — Хлор? Фосген?

— Поверьте, Демьян Мартынович, — перешёл я на доверительный тон. — Там нечто такое… словами не описать. Американцы мне толком не рассказали. Но мне удалось втереться к ним в доверие. Обещали, что если им сохранят жизнь, то всё покажут и нарисуют схемы, планы, — короче, распишут всю начинку этой, как вы правильно выразились, херовину.

— Чтобы бомбу отсюда увезти, тягач нужен. Я так сразу быстро не смогу это организовать, — задумчиво произнёс Грозовой.

— Надо, товарищ майор. И как можно скорее. В этом районе у нас практически нет ПВО, и американцы при желании смогут десантировать хоть дивизию, хоть две. Подгонят несколько авианосцев поближе к Японии, и станут через неё летать. У В-29 потолок полёта почти десять километров, — ни одна зенитка не достанет.

Я разошёлся, а язык-то себе вовремя прикусить не успел. Демьян Мартынович уставился на меня подозрительно.

— Ты откуда всё это знаешь, старшина?

— Так американцы рассказали. Они же инженеры все, гражданские. Один, правда, сержант. Но тоже недавно штаны в кабинете просиживал. Любят поболтать, — соврал я, даже не моргнув. Грозовой, разумеется, поверил. А что ему ещё было делать? Тут из всех один только я знаю английский. Остальные, полагаю, или совсем не понимают, или на уровне «хау ду ю ду?»

— Ладно, мне нужно сообщить в штаб полка, а там пусть решают, — сказал Грозовой.

— Товарищ майор. У меня просьба. Очень важная.

— Ну? — кажется, он устал от моих «важностей».

— Когда будете докладывать, сообщите, что речь идёт о Манхэттенском проекте.

— О каком?

— О Манхэттенском проекте.

— Что за проект такой?

— Простите, товарищ майор. Не имею права.

— Ладно, скажу, — и Грозовой меня отпустил. Я отправился искать Добролюбова. Но он к этому времени, получив медпомощь от санитара, в том числе укол морфина, отключился. Тогда я навестил американцев. Они сидели около фюзеляжа под охраной четырёх бойцов. После слов «по поручению майора Грозового» меня останавливать не стали. Потому я подошёл к инженерам и обратился к ним на английском:

— Слушайте меня очень внимательно, господа военнопленные. Здесь только я один знаю, что за бомба сейчас рядом. Запоминайте: никому ничего про атомную начинку не говорить. Все переговоры только через меня. Если вас станут расспрашивать про бомбу, — «мы будем общаться только через старшину Оленина», то есть меня. В противном случае я за вашу жизнь не дам и пенни. Про подвалы Лубянки слышали?

Из троих только Штайнберг утвердительно мотнул головой. Другие на него посмотрели.

— Я вам потом расскажу, — обещал он шёпотом.

— Короче, вы всё поняли? Все переговоры с советскими властями — только через меня. Ясно? Только в этом случае я могу гарантировать вам жизнь с последующим возвращением в США. Только я, и никто другой — ни товарищ Сталин, ни ваш президент Трумэн, — никто!

— Так точно, господин полковник, — за всех ответил Штайнберг, который, насколько я понял, в их группе то ли уже был главным, то ли стал им в силу обстоятельств.

— Хорошо, — ответил я. — Скоро сюда прибудет тяжёлая техника. Нужно будет помочь с перевозкой бомбы. И не говорите мне, что это невозможно. Если она не сдетонировала после падения с огромной высоты, то и до нужного места доедет.

— Можно спросить, господин Оленин?

— Слушаю.

— Куда вы её повезёте? — спросил Циммерман. — В Москву?

— Ага, чтобы она там под вашим мудрым руководством взорвалась и испепелила столицу моей Родины, — насмешливо заметил я. — Другие места найдутся. Более подходящие.

Инженеры замолчали. Вскоре меня позвали к Грозовому. Он сообщил, что отправил информацию в штаб, и вскоре должен прийти ответ. Потом пришёл в себя Добролюбов, и майор отправился к нему, чтобы выслушать доклад о случившемся. Я при их разговоре не присутствовал. Знаю, что Серёга мужик умный, лишнего на наболтает.

Я вернулся на высотку, где Добролюбов с нашим радистом держали оборону, нашёл там укромное местечко и прилёг, чтобы подумать. Идея о том, чтобы крепко связать себя с американцами, мне пришла в голову совершенно случайно. Но я уверен: она совершенно оправдана и, вероятно, даже спасёт мне жизнь. Ведь кто такой старшина Оленин? Крошечный винтик в огромной военной машине. А уж если он попал в сложную схему военно-технического противостояния двух крупнейших держав на планете, то судьба его может решиться за секунду. Прикажут, и всё. Отведут в подвал и пустят пулю в лоб, чтоб не наболтал лишнего.

Но теперь, если американцы не окажутся круглыми идиотами и сделают всё правильно, у меня появится шанс на выживание. Больше того: я собрался сделать так, чтобы атомная бомба «Малыш» досталась нашим учёным во главе с академиком Курчатовым, а дальше… «Хочу вернуться сюда и участвовать в десантировании на Японские острова!» — твёрдо решил.

Ну, а чего мне ещё делать? Правда, сначала хорошо бы и себе гарантии безопасности получить. Но дать их может только один человек в СССР — Сталин.

Проложить себе путь в тайге, даже если ты идёшь на своих двоих и налегке, задача трудная. Здесь не приволжская степь, которая на многие километры тянется ровная, как стол, и лишь изредка пересекают её балки да овраги. Здесь, на Дальнем Востоке, всё намного сложнее. Каждый шаг даётся с трудом, каждый метр пути требует борьбы с густой растительностью и непредсказуемым рельефом. А уж говорить о необходимости довести до места крушения В-29 целый тягач, который к тому же обязан выполнить одну очень важную задачу… Это казалось почти невозможным.

Я вспомнил, что в эти годы в советской армии активно используют «Ворошиловца» — тяжёлый артиллерийский тягач. У него грузоподъёмность подходящая для нашей задачи — три тонны. Запас хода невелик, но подойдёт — 130 км.

Мысль о том, что нам предстоит преодолеть такую местность с тягачом, вызывала у меня смешанные чувства. С одной стороны, ощущал прилив адреналина и решимости. С другой — тревога и сомнения не давали покоя. Как справимся? Как проложим путь через непроходимую тайгу? Но отступать было некуда. Нужно довести тягач до места крушения, чего бы это ни стоило, и потом увезти отсюда атомную бомбу, пока американцы не прислали десантный полк или даже дивизию. С них станется.

Вскоре майора Грозового позвал радист. Он передал шифрограмму: тягач в сопровождении взвода пехоты вышел из Мишаня три часа назад. Я задумался: мы сюда добирались несколько часов, обходя порой труднодоступные места. Всё благодаря китайскому охотнику, который геройски погиб. Как тягачу проложить себе дорогу через эту непроходимую тайгу? Стало понятно: мне самому нужно пойти навстречу и стать проводником.

Сердце забилось чаще от осознания предстоящей задачи. Я понимал, что это будет нелегко, но другого выхода не было. Мы не могли позволить себе потерять драгоценное время, блуждая по тайге. Я должен был использовать свои знания и опыт, чтобы обеспечить безопасный и быстрый путь для тягача и сопровождающих его солдат. Ведь один раз уже дошёл сюда, сделаю и второй.

Я решительно встал и направился к Грозовому.

— Товарищ майор, разрешите, сам пойду навстречу тягачу. Буду их проводником, — сказал, стараясь, чтобы голос не выдавал волнения.

Майор внимательно посмотрел на меня: