Я сделал шаг вперёд, не сводя с них взгляда.

— Ты, — я указал на одного из них, повыше и с усами, — связывай коллегу. Используй ремень.

Он медленно кивнул. Руки дрожали, когда начал действовать. Вытащил ремень и связал запястья своего товарища за спиной. Затем я подошёл к нему и проделал с ним то же самое, проверив надёжность узлов.

— Теперь все втроём пойдёте впереди, — сказал я, направляя их в сторону тайги. — Любое резкое движение — и я вас прикончу.

— Простите, сэр, — сказал самый высокий, — нема нужно наше оборудование, — и он показал на два чемодана.

— Что там?

— Инструменты, а главное — дозиметрическая аппаратура. Если вы понимаете, о чём я, — пробурчал он себе под нос, но я расслышал.

— Прекрасно понимаю, — ответил я. — И надеюсь, что гамма-излучение от урана, который спрятан внутри «Малыша», нас не убьёт прежде, чем мы заберём бомбу с собой.

Инженеры, все трое, уставились на меня ошарашенно. Прямо как полковник Маршалл, узнавший ещё раньше, что мне очень многое известно об их «суперсекретном объекте».

— Ладно, берите и пошли, — мне пришлось высокому и сержанту развязать руки, чтобы взяли по чемодану.

Самому пришлось убрать танто и взять «Томпсон». Рожки распихал по карманам, а два других автомата разобрал и раскидал детали по сторонам. Мне так спокойнее: чем меньше у противника оружия, тем лучше. Напоследок мне даже удалось схватить термос с кофе и сделать несколько глотков обжигающе горячего напитка. Ах, как же хорошо стало! Ещё бы коньячка туда плеснуть, и совсем было бы распрекрасно.

Мы начали двигаться через лес, я следовал за ними. Каждый десяток шагов казался вечностью, каждый звук ломающейся ветки или шорох листвы заставлял меня напрягаться. Всё казалось, что вот-вот за нами поспешит погоня, и придётся отбиваться. Но боеприпасов кот наплакал — три рожка всего, эти балбесы не собирались ни с кем воевать. Они покорно ждали, как стреноженные лошади, пока за ними придут, отведут к самолёту и прикажут «Малыша» разбирать.

Наконец, мы добрались до места, достаточно далеко от их временного лагеря и основных сил противника. Я нашёл подходящее укрытие среди деревьев и камней, где можно было спрятаться и обезопасить себя — глубокий овраг с высокими стенами, по дну которого журчал едва видимый среди травы ручей.

— Сядьте здесь, — приказал, указывая на землю. Они повиновались, и я начал обыскивать их, забирая все возможные средства для побега или самообороны. Нашлось два перочинных ножика, а больше ничего. Их я выкинул подальше.

— Теперь слушайте меня внимательно, — сказал я, встав перед ними грозной фигурой с автоматом. — Ваша задача — помочь нам транспортировать бомбу. Если вы сотрудничаете, вам гарантируется жизнь. Если нет… — я не договорил, но они прекрасно поняли мою мысль.

— Мы будем помогать, — быстро ответил самый высокий, явно стремясь сохранить свою жизнь. Второй лишь кивнул, всё ещё находясь в состоянии шока. Сержант тоже мотнул согласно головой.

— Хорошо, — сказал я. — Повернулись ко мне спиной.

Связал им снова руки и ноги. Приказал сесть.

— Ждите. Скоро вернусь.

Возникла мысль, пока уходил: что, если, пока меня не будет, дикое зверьё решит полакомиться сочным американским мясом? Но решил: знать, судьба у них такая. У меня нет возможности приставить к ним охрану. Весь наш отряд, за исключением меня и лейтенанта Добролюбова, погиб. Да, эти трое — важные персоны, их бы охранять, как зеницу ока, поскольку двое знакомы с внутренним устройством атомной бомбы, а это на сегодняшний момент самый важный государственный приоритет. Но как мне быть-то? Дать им автомат и сказать, мол, давайте, парни, защищайте себя сами, если злой волк придёт? Они первую очередь мне в спину и пустят.

Думая так, я потихоньку добрался до места крушения В-29. Но прежде чем соваться на поляну, по которой были разбросаны обломки «суперкрепости», и где мы приняли неравный бой с кратно превосходящими силами противника, решил осмотреться. Правильно сделал: десантники выставили боевое охранение. Правда, сделали это весьма безалаберно: несколько автоматчиков стояли по периметру обломка фюзеляжа, внутри которого осталась бомба, и смотрели по сторонам. По мне, так это называется «не видеть дальше своего носа».

Остальные вместе с полковником Маршаллом возились внутри. Что они там делали, интересно? Тут же я вспомнил про Добролюбова. Словно ответ на мой молчаливый вопрос, его из самолёта вынесли за руки и ноги двое американцев, потом отнесли метров на двадцать и бросили на поляне, у небольшого куста. Следом туда же перенесли остальных членов нашего отряда, причём укладывали не как попало, а в ряд. Ну, и на том спасибо. Так я понял главное: Серёга оказался среди трупов, а значит не в плену. Очень хорошо, иначе бы он стал для американцев заложником, и мне пришлось устраивать его обмен на тех трёх долбоящеров.

Пока наблюдал, стали сгущаться сумерки. Ещё один день войны подошёл к концу. В животе заурчало, но я решил, что не уйду отсюда, пока не вытащу Серёгу. Правда, дело это очень рискованное, да и нужно поскорее вернуться к пленным, пока те, — инженеры всё-таки, иху мать! — не придумали способ, как сбежать к своим. Я решил, что Добролюбов тоже не дурак, и до темноты двигаться не станет. Потому запомнил место, где уложили наших, и поспешил инженерам.

За ними ведь наверняка уже и полковник Маршалл отправил бойцов. Те скоро поймут, что люди пропали, вернутся к командиру с докладом, чтобы тот принял решение о поисковой операции. Значит, и мне надо сменить место, где я спрятал пленников.

Когда прибежал к ним, то прежде, метрах в полусотне, замер, вслушиваясь и всматриваясь. Но вокруг было тихо, и лишь убедившись, что всё в порядке, спустился в овраг. К моему большому удивлению, инженеры даже не попытались убежать. Видимо, поняли, что в этой глуши у них намного больше шансов потеряться навсегда и сдохнуть от голода, а может даже стать чьим-то завтраком, обедом и ужином, чем найти своих. Ведь ни карты, ни компаса, ни понимания, откуда пришли. Я-то дорогу заприметил, благо в училище к этому хорошо готовили, а эти-то — гражданские и, судя по всему, никогда прежде дальше какого-нибудь кемпинга не заезжали.

Увидев меня, американцы оживились. Мне кажется, даже порадовались, что за ними вернулся. Всё верно: страшно вечером в тайге. Тем более со связанными руками. Ну, не орать же «Помогите!» хором.

Я спустился к ним, проверил, не пытались ли перерезать путы. Всё в порядке, узлы тоже целые.

— Уходим отсюда, — сказал я.

Американцы переглянулись тревожно. Стали вслушиваться. Видимо, решили, что свои приближаются. Угадав это, я сказал негромко:

— Первому, кто зашумит, сделаю сицилийский галстук.

Сержант и высокий удивились, и лишь третий, чернявый, нервно сглотнул:

— Мы вас поняли, сэр, — сказал он.

— Вы среди них самый старший, так понимаю? — спросил я.

— Так точно, сэр, — он ответил вроде по-военному, но без должной выучки прозвучало вполне цивильно. — Меня зовут Марчелло Конти, я…

— Теперь понятно, откуда вы про сицилийский галстук наслышаны, — прервал я, усмехнувшись. — Объясните своим коллегам во время пути. Пошли!

Мы двинулись в чернеющий впереди лес.

В ночной тайге найти укрытие — задача не из простых. Темнота словно сжалась вокруг, пронизанная редким шорохом и треском веток. Лишь одно утешало: десантники вряд ли рискнут углубляться в чащу, разыскивая своих инженеров. Даже самые отчаянные разведчики знают, что здесь каждый шаг может стать последним.

В густых зарослях легко встретить тигра или медведя, вкрадчиво скользящего в темноте. Волки тоже не отстают — их голодные стаи бродят в поисках добычи, следуя старым тропам. От боевых действий они держатся подальше, пока война наполняет леса запахом пороха, горячего металла и разлитого топлива. Тайга не прощает чужаков, но и своих она бережёт только до тех пор, пока не наступит момент показать, кто здесь настоящий хозяин.