— Районный центр. Стоит на берегу реки Большая Уссурка. Население около пятнадцати тысяч человек. Проходит железнодорожная линия Хабаровск — Сибирцево, имеется одноимённая станция.

— Так, может, пока мы от Хабаровска недалеко заехали, вернуться и пересесть на железную дорогу? Всё быстрее будет, — сказал я.

— Да, но товарищ полковник…

— Серёга, мы ж договорились! — воскликнул я и в знак раздражения даже ладонью шлёпнул по баранке руля.

— Виноват, товарищ…

— Да етить твою в коромысло!

— В общем, — встряхнулся опер, — это будет дольше, поскольку все составы сейчас заполнены военной техникой, живой силой и прочим.

— Да, ты прав, — согласился я. — Пока всё согласуем, море времени пройдёт. Так, проехали. Дальше что?

— Неподалёку от Имана есть, насколько я знаю, понтонная переправа. Через неё попадём на китайскую территорию. Дальше придётся трудновато — пойма реки насыщена протоками. Но, надеюсь, сможем преодолеть. Там наши части двигались во время начала наступления. Потом будет дорога до Мишаня. Это почти 160 километров. В город мы заедем с севера. Железная дорогая с мостом, соответственно, на юго-востоке. Видимо, там и нужно искать.

— Гладко было на бумаге… — проговорил я шёпотом.

Всё хорошо в словах товарища лейтенанта. Кроме того, что непонятно, где конкретно искать. На советской карте тот мост, как ни странно, не обозначен. О чём это говорит? Нам нужна другая карта, изготовленная иностранными, как в моём времени принято говорить, специалистами. Причём желательно японскими, поскольку у китайцев ни техники, ни опыта. Да и откуда бы им взяться в 1945 году, если страна разрушена гражданской войной и оккупацией? Это как если бы в 1921-м не советская власть победила почти на всей территории бывшей Российской империи, а она оказалась под властью немцев. Вот уж германцы высосали бы из нашей Родины все соки, как это многие десятилетия делала их империя с африканскими колониями.

А где эту карту взять? Я снова остановил машину. Вышел из неё, подошёл к студебекеру и попросил Кейдзо опять пересесть к нам. Он повиновался. На лице ничего не отразилось. Умеет же человек прятать свои эмоции! Такому позавидовать можно. Ведь мог и обидеться — я ж его, по сути, выгнал из-за недоверия. Ладно, обвыкнется. Не всё ему, иностранному подданному, знать положено.

Мы поехали дальше, и я объяснил товарищу Кейдзо, что нам требуется карта, а с нашей, советской, будем тыкаться, как слепые котята.

— При чём тут котята? — удивился японец.

Пришлось ему растолковать. Он неожиданно улыбнулся.

— Конечно! С этим я могу помочь. Даже очень легко. У меня в Мишане есть один знакомый. Он японец родом из Киото, но в юности перебрался в Китай, женился на местной и остался там навсегда. Его зовут Шэнь Ицинь, хотя когда-то звали… да это неважно. Он владеет собственной типографией, выпускает разную продукцию. Настоящий патриот, между прочим.

— Китайский или японский? — уточнил я.

— Вы будете удивлены, но первое. Шэнь Ицинь считает, что Китай стал его второй Родиной, а раз так, то и служить он будет только ей до конца.

— Ну да, пока в его жизни третья не появится, — заметил с ухмылкой опер.

Мы с японцем сделали вид, что колкости не заметили.

— Потому он и согласился со мной сотрудничать. Если точнее, то был связным. В его типографии имеется отдел, который занимается доставкой продукции. Буклеты, календари, газеты с журналами. Нечто вроде почты. Короче, одна машина возила типографскую продукцию в городок, распложённый рядом с границей СССР. Ну, а дальше… думаю, вы догадались.

— Карты-то здесь при чём? — недовольно поинтересовался Добролюбов.

— Как это при чём? Так Шэнь Ицинь их печатал! Специально для Квантунской армии, — ответил Кейдзо.

— Что ж, если этот Шэнь Ицинь жив ещё, то к нему и поедем.

— Конечно! — радостный тем, что наконец-то смог пригодиться и оправдать своё включение в наш отряд, заметил японец. Могу его понять: он старается не ради нас. На сокровища ему вообще плевать с высокой пагоды. Ему главное — воссоединиться с семьёй, женой и сыном, да так, чтобы не оказаться где-нибудь в сибирском лагере. Мечтает, наверное, когда-нибудь вернуться в Японию. Что ж, правильно. Все домой хотят. Я вот тоже, но… увы. Да и зачем, если откровенно? Мне нравится это время.

Снова ощущаю себя полноправным гражданином своей великой советской страны.

Дорога до Мишаня растянулась на долгие двенадцать часов. Машина ревела, глотала километры пыльной дороги, а мы тряслись на своих местах, вымотанные жарой, усталостью и постоянной насторожённостью. Несколько раз останавливали на контрольно-пропускных пунктах — удостоверения, даже несмотря что СМЕРШ, проверяли долго и придирчиво, словно выискивали в нас врагов.

Это показалось мне странным, даже непривычным. В современной культуре, когда мелькает слово «СМЕРШ» и упоминается контрразведка, то сразу представляются сцены из фильмов: напряжение, страх, иногда даже фарс. Взять тот же эпизод из «Утомлённых солнцем 2», где старший пионервожатый буквально потерял самообладание от страха и в штаны напрудил.

Но здесь всё выглядело куда проще и будничное. Никто нас за опасных зверей не воспринимал, потому и не боялся до жути. Да, вопросы задавали скрупулёзные, документы проверяли до мельчайших деталей, но это была работа, а не художественная драма. Это не киношная выдумка, где офицер СМЕРШ — кровожадный монстр, у которого каждый под подозрением.

Наконец, преодолев последнюю проверку, мы въехали в город. Мишань встретил нас хмуро. Узкие улицы, тусклые огни за плотно прикрытыми ставнями, немногочисленные прохожие, которые хоть улыбались и кланялись при виде нашей техники, но выглядели напряжёнными. Можно понять: им при японцах столько пришлось пережить! Ещё неизвестно, какими русские окажутся. Наверное, так думают. Встречали радостно, конечно. Видать, по принципу «лучше хоть кто-то, чем эти проклятые японцы».

Мишань, как я заметил, во время отступления не пострадал. Вовремя наш передовой отряд совершил марш-бросок в город. Японцы так драпанули, что не успели ни одного предприятия, ни одной электроподстанции взорвать. Побросали динамо-машинки и рванули куда подальше. В этом китайцам, конечно, повезло. У них и так жизнь под оккупацией небогатая была. А если ещё и основные источники дохода и коммунальную систему разрушить, так вообще — каменный век.

Мы доехали до главной площади, остановились. Всё, чего хотелось, — найти хоть какое-то место, чтобы просто рухнуть, вытянуть ноги и провалиться в глубокий сон, придавив минуток шестьсот. Каждый смотрел по сторонам, прикидывая, где тут можно остановиться на ночлег. Но где? Квартиры и дома чужие, гостиниц, если они тут вообще были, мы не видели. Да вот ещё проблема: всё ж на китайском! Вывески на японском, я так понял по оставшимся на зданиях более светлым пятнам, горожане после бегства оккупантов посрывали.

Добролюбов включил фонарик, стал изучать карту города. Кейдзо присоединился к нему, что-то показывая. Я же, пока они судачат, вышел из кабины, потянулся, захрустев затёкшими суставами и ощущая, как постепенно в задницу, которая ощущалась инородным предметом — чем-то вроде деревянной доски, втекает жизнь.

Я обошёл виллис. Американская техника, надо отдать ей должное, выдержала все испытания. Вот уж действительно, не думал, что когда-нибудь буду благодарен технологиям наших заклятых «друзей». Двигатель работал ровно, как часы, а подвеска терпеливо сглаживала все удары на ухабах. Машина, словно понимая нашу усталость, довезла нас до цели, не подведя ни разу.

Прошёл к студеру. Сквозь брезент пробивался разговор: кто-то предложил заночевать прямо в машине, кто-то упоминал о том, что можно поискать какой-нибудь пустующий дом неподалёку. Впрочем, большинство молчало, экономя последние силы. Решили, видимо, что остановились ненадолго. Переведём дух, а дальше будем искать подходящее место. В голове вертелась только одна мысль — главное, чтобы здесь было тихо и безопасно.