— Оружие на землю! — крикнул офицер. — Руки поднять вверх!

— Старшего позови, — не выдержал я.

— Молчать! — взвизгнул фальцетом младлей, потрясая пистолетом.

Чёрт, как в этот момент я искренне пожалел, что нет у меня удостоверения полковника СМЕРШ! На погоны старшины офицерик смотрел, как на пустое место. Добролюбов было дёрнулся, чтобы просветить парня, с кем тот на самом деле разговаривает, но я дёрнул командира за рукав и прошептал: «Серёга, мои документы остались в штабе фронта, это же секретная операция». Добролюбов кивнул. Нам пришлось выполнить приказ, и я перевёл его для американцев. Те, впрочем, как увидели наших солдат, так сразу вскинули руки.

— Старшего позовите, товарищ младший лейтенант, — потребовал опер.

Младлей спешно ушёл к фюзеляжу. Вскоре вернулся оттуда с майором в полевой форме.

— Оленин! — узнал он меня и широко улыбнулся. — Ты откуда здесь взялся, чертяка?

Я с улыбкой смотрел, как ко мне подходит сам начальник разведки полка Демьян Мартынович Грозовой собственной персоной. Мы пожали руки, майор даже сграбастал меня в свои крепкие объятия и потискал немного.

— Не знаю почему, но очень рад тебя здесь видеть, Алексей. И вас тоже, товарищ лейтенант, — он протянул руку Добролюбову, но, заметив повязку, пожал ладонь осторожно. — А это и есть ваши «языки», о которых младший лейтенант сказал?

— Так точно, — кивнул мой командир. — А что с десантниками, которые здесь были?

— Вы про тех американцев? Так мы их перещёлкали.

— Всех? Даже полковника?

— Того здоровяка с пышными усами? — уточнил Грозовой.

Я кивнул.

— Да, — нахмурился майор. — Троих наших убил в рукопашной, паскуда. Ну, мы его из «дегтяря» и положили. Вон там валяется, — он мотнул головой куда-то неопределённо.

«Вот и кончилась ваша военная карьера, мистер Маршалл, — подумал я. — Не судьба вам выполнить своё слово офицера корпуса морской пехоты США и обеспечить меня деньгами до конца дней моих». В моих мыслях была некая ирония. Я подумал, что прав был князь Невский, когда сказал: «Кто с мечом к нам придёт, тот от меча и погибнет». Приехал бы Маршалл ко мне в гости пиво пить, другое дело. Угостил бы от щедрости русской души. Ну, а раз вот так припёрся… Навечно в этой тайге и останется.

— Так вы не полк сюда привели? — спросил Добролюбов, оглядываясь.

— Эк ты хватил! — засмеялся Грозовой. — Целый полк! Командование фронта, как получило твоё сообщение, так стало думать, сколько сюда людей направить. Вот, рота разведки. Всё, что смогли выделить. У нас всё-таки наступление полным ходом, все заняты борьбой с японцами. Так что привёл сюда, кого смог. Правда, семерых мы потеряли. Пятеро убитыми, двое тяжело ранены. Ещё несколько легко, но в строю остались. Ладно, лейтенант, я хочу знать, что это за херовина там, в самолёте. Вроде как бомба. Поясни-как мне.

Добролюбов посмотрел на меня.

— Товарищ майор, — сказал он Грозовому. — Вы только не удивляйтесь, но товарищ старшина в этом лучше меня разбирается.

— Неужели? — поднял начальник разведки полка мохнатые брови. — Очень интересный коленкор получается. С каких это пор водители у нас стали экспертами в вооружении?

— Это долгий разговор, товарищ майор, — сказал я. — Нам бы поговорить вдвоём где-нибудь без лишних ушей.

Я глянул на Добролюбова: не обиделся? Но он понимающе кивнул. Ну да, я ведь для него только внешне старшина, а на самом деле персона куда более значимая и секретная. Пусть так и будет, мне же спокойнее. Да и поговорку «меньше знаешь — крепче спишь» никто не отменял.

— Ну хорошо, давай побеседуем, — согласился Грозовой.

— Только, пожалуйста, выделите охрану для этих троих. Они очень важные персоны. Очень, — повторил я.

— Что в них такого особенного?

— Это касается объекта, — я сделал акцент на последнем слове. — Высший государственный приоритет.

— Оленин, а ты точно тот, за кого себя выдаёшь? — усмехнулся Грозовой, но глаза остались серьёзными.

— Демьян Мартынович, давайте я вам кое-что расскажу.

Мы прошли в фюзеляж самолёта, к «Малышу». Я бросил на бомбу заинтересованный взгляд: во время перестрелки не пострадала ли? Нет, вроде целая. Хотя в нескольких местах пули чиркнули по корпусу. Впрочем, он толстый, его хоть из автомата расстреливай. Только бы не бронебойными.

— Слушаю тебя, Оленин, — сказал майор после того, как он дал знак, и трое бойцов спешно покинули «помещение».

Была у меня мысль сказать Грозовому то же, что Добролюбову. Мол, никакой я не старшина, а на самом деле полковник СМЕРШ и нахожусь здесь для выполнения особого задания. Мысль эта, конечно, заманчивая, ведь в такой ситуации опер, при всём его желании, не сможет проверить правоту моих слов. У него нет ни связей, ни ресурсов, чтобы докопаться до истины. Но с начальником разведки полка всё обстоит иначе. У него возможности куда шире, связи крепче, и если он захочет проверить мою легенду, то сделает не без труда, но сможет.

Достаточно одного звонка в Москву, скажем, какого-нибудь высокопоставленного чина из штаба фронта, и всё вскроется. Если там скажут, что никакого полковника Оленина не знают, мне придёт большой и толстый пушной зверёк. И это в лучшем случае. В худшем — ждёт долгая и мучительная проверка, в ходе которой выяснится, кто я на самом деле. А это уже не просто риск, это верный путь к провалу.

Так что рисковать не стоит. Лучше держаться своей роли, играть её до конца, не давая поводов для лишних подозрений. Грозовой — человек осторожный, но не глупый. Если я начну нести чушь про полковника СМЕРШ, он сразу почует неладное. А вот если я буду вести себя как обычный старшина, выполняющий свои обязанности, то, возможно, он и не станет копать глубже. Ну, или сделает это потом, а уже поздно будет — дело с бомбой окажется по грифом «Совершенно секретно».

Поскорее бы добиться этого! Чем меньше людей знают об атомной бомбе, тем лучше. Пока здесь таковых четверо: я и те трое американцев. Вот пусть так и будет пока. В конце концов, война — время, когда каждый занят своим делом, и лишние вопросы задавать не принято. Главное — не привлекать к себе внимания, не давать поводов для сомнений тем, с кем непосредственно связан. А уж если придётся что-то объяснять, то делать это максимально правдоподобно, без лишней бравады и фантазий.

Так что мысль о том, чтобы выдать себя за полковника, я отбросил. Риск слишком велик, а ставки очень высоки. Лучше оставаться в тени, действовать осторожно и не подставляться. Ведь на кону не только моя жизнь, но и успех всего задания. Потому я рассказал майору Грозовому видоизменённую версию: мол, американцы планировали сбросить на Японию бомбу большой мощности. Но их самолёт заплутал в грозу и оказался над советской территорией, где и разбился.

Затем командование США отправило сюда десантную группу, чтобы та вытащила из бомбы самые важные детали, а потом эвакуировала обратно. Для этого на озеро Ханка приводнится гидроплан, и даже возможно не один. Правда, я не знаю, когда время встречи и где точное место. Но есть шанс уточнить это у оставшихся в живых. Эти трое — инженеры, которым предстояло разобрать бомбу. Выполнить приказ не успели, поскольку я выкрал всех из-под носа десантников и увёл подальше в тайгу. Потом притащил туда раненого командира, и мы ждали подхода своих.

Грозовой слушал очень внимательно. По его лицу непонятно было: верит или нет? Я бы и сам, честно сказать, не особо бы поверил. Простой старшина СМЕРШ, водила обыкновенный, которому только и знать надо, как баранку виллиса крутить, вдруг рассказывает, как он тут подвиги совершал один за другим. Притом большинство в одиночку. Это я ещё не стал рассказывать майору о том, как совершал рейды по тылам противника, где уложил с десяток американцев. Может и больше: кто их считал? Тогда бы Демьян Мартынович наверняка счёл меня брехуном или контуженным на всю голову.

— Ну и что нам теперь делать с этой херовиной, а, старшина? — посмотрел на меня Грозовой, когда я закончил, так и не поняв, поверил мне начразведки или нет.