— За дуру меня не держи.

Я выглядываю в коридор, убеждаюсь, что никто кроме театральных корифеев с настенных фотографий на нас не смотрит, кивком головы даю знак Куколке, чтобы шла следом. Куколка идет за мной, вся такая собранная и деловитая, в руках лук с наложенной стрелой, походка крадущаяся, как у пантеры, бровки домиком, губки бантиком… если б еще ее не выдавало при ходьбе громкое цоканье твердых набоек на каблучках, вполне сошла бы за лесную Диану-охотницу.

Мы спустились на первый этаж и приступили к исследованию в обычное время закрытых для зрителя театральных помещений и коридоров, гримерок и подсобок, комнатенок, заваленных реквизитом, тесных кабинетов, узких туалетов, курилок и кладовок. Если бы не отчерчивался наш путь на виртуальной схематичной карте, мы бы скорее всего заблудились.

И все же не жалею, что выбрал именно этот путь. В тесных пространствах моя рывковая стремительность проявляет себя прекрасно, а хаоситам не оставляет ни малейшего шанса навалиться толпой. Куколка тоже вкладывает свою лепту. Особенно хорошо она пристрелялась к импам. Пуляет по этим летающим блинам как по мишеням… довольно часто попадает, что важно, без риска попасть в меня.

Чистый урон Куколка выдает смешной, зато ее чара, которую мы в процессе зачистки окрестили «стрелой амура», действует не только эффектно, но и эффективно. Потеряв ориентацию в пространстве, импы начинают хаотично метаться, задевая и сбивая с курса собратьев-авиаторов. И вообще, без Куколки мне бы пришлось тяжело, не факт, что вообще справился бы.

Уровни у хаоситов пошли высокие, особенно когда нас занесло в подвал, где располагаются мастерские и склады. Наги семнадцатого-восемнадцатого уровней — вообще звери. В одном помещении, где стены сплошь завешены клоунскими костюмами и масками: добрых и злых клоунов, веселых и грустных клоунов, самых разных клоунов, — мы напоролись на целый выводок нагов.

Наг восемнадцатого уровня разнес мне щит одним ударом, и без всякой паузы следом саданул когтищами по моему боку, даже высокоранговый силовой доспех не особо помог. Если б Куколка не наколдовала опять на змеехвостых «всепоглощающую страсть», боюсь живым бы из этой клоунской комнаты не ушел.

Высокоуровневых нагов потом пришлось аккуратно паровозить по одному и кончать в курилке. Но даже так после каждого боя один на один мне приходилось отсиживаться, ждать пока отрегенерируют мои многострадальные ребра, шкура и костюм. Глядя на страшные рваные раны Куколка с непривычки лила слезы ручьями, я ее успокаивал как мог, мол мне это привычно… мол на то у меня и прокачана регенерация.

Я их порешил засранцев, но запас щитов у меня иссяк. Прикрываться больше нечем. С самих нагов, как и со всей прочей хаотической братии ничего, кроме монет не падает. А торгового терминала в театре, к сожалению, нет.

На третьем часу зачистки, я сам не заметил, как вывалился на сцену, даже не сразу сообразил, куда попал. Вроде только что преодолевали закутки-закоулки, изгибы-повороты, а тут бац… и я на сцене… весь такой красивый и в свете софитов.

На сцене я оказался не один. Здоровенный кадавр двадцать пятого уровня был очень рассержен, когда я прервал его репетицию. С возгласом: «все назад», — оттираю Куколку за кулисы.

— Что там? — спрашивает она, когда мы отступили на безопасную позицию.

— Босс сцены.

— Режиссер-постановщик?

— Он самый. Балет «Щелкунчик», — говорю, — Сцена битвы с мышиным королем. Партию щелкунчика исполняю я.

— Мышиный король он же такой… многоглавый… — припоминает Куколка.

— Ага. Кадавр прям рожден для этой роли.

Отдаю Куколке приказ: на сцену не лезть, — и выскакиваю на нее сам… солист балета новатор… куда бежать… новое прочтение танца с саблями — танец с плетью. Исполняющий роль мышиного короля кадавр моими артистическими данными не впечатлился и сразу обдал меня струей кислоты. С приходом на нашу грешную землю сил хаоса нравы определенно стали жестче. В былые времена плохих актеров забрасывали максимум тухлыми яйцами и гнилыми помидорами.

От кислоты я увернулся и мстительно отсек плевавшую в меня голову. Впрочем, этих голов у кадавра еще много, и мне снова приходится уворачиваться. Когда кадавр забрызгивает кислотой все вплоть до балконов, а я так до сих пор и не сдох, он решает применить новый сценический прием и напускает густое кислотное облако. Я так-то не против спецэффектов, они добавляют шоу красочности, но меру-то знать надо…

Увернуться от облака нечего и думать, и хоть урон от него не такой большой, как от струи, но действует «тиками», — отнимая каждую секунду очки здоровья. Мне приходится пить противоядное зелье. Не думал, что при моем уровне сопротивления ядам, когда-то потребуется дополнительно вакцинироваться. Но это еще цветочки.

Кадавр двадцать пятка обрушивает на меня свои химатаки одну за другой и никак не хочет иссякать, видать поднакопил запасов ядовитой слюны за время работы на должности театрального худрука. Я тоже в долгу не остаюсь, прорежаю ему лишние руки, ноги и головы, но у него шкала жизни просела меньше чем наполовину, а я уже использовал все свои зелья, не только зелья сопротивления, но и зелья исцеления.

Куколка не бездельничает, стреляет в кадавра из-за кулис, только ее «стрелы амура» на такую огромную тушу практически не действуют, для такой крупной нежити эти микро-воздействия не превышают уровня гомеопатической дозы. А я начинаю подумывать о тактическом отступлении, не тянем мы с Куколкой против такого зверя.

Кадавр, конечно, уже не так резв, тяжело переступает некомплектным числом нижних конечностей по подмосткам, выбивая из них клубы застарелой пыли, но моя шкала провалилась в оранжевый сектор, если опустится в красный, — я ослабею и даже сбежать не смогу.

И все же вода камень точит, а количество переходит в качество. Куколка таки натыкала кадавра критическим количеством своих зачарованных стрелок. Гадина оступилась, и ее явственно повело. Я решаю воспользоваться моментом и усиливаю натиск. Кажется, еще немного и кадавр завалится, но мерзкий монстр умудрился устоять на ногах и частично на руках, выровнялся тварина.

— Все, нах, — кричу я Куколке и драпаю со сцены, — Отступаем.

— Стой, Витька, погоди, — Куколка начинает упираться, когда я пытаюсь тащить ее за руку.

— Да что там? — я злюсь, неужели не понимает, балбесина, ей одного кислотного плевка за глаза хватит.

И все же бросаю на сцену взгляд. Оказывается, кадавр выровнялся, да не совсем, его снова повело. Он вроде бы опять начинает выравниваться, но… запинается о суфлерскую будку и сверзается в оркестровую яму, выдавая оглушительный аккорд, каких не выдавал еще ни один известный человечеству музыкальный инструмент. Куколка издает боевой клич и выбегает на сцену, пуская в поверженного кадавра очередную стрелу.

— Назад дурешка! — пугаюсь за Куколку, — Не подставься.

Оттаскиваю ее от края сцены и сам заглядываю в оркестровую яму. Кадавр ворочается как алкаш в грязной скользкой канаве, он по-прежнему дезориентирован. Сигаю к нему и начинаю шинковать, как кухонный комбайн. Такой шанс упускать нельзя. Сукиного сына надо добивать, пока он беспомощен.

Кадавр еще пытается отмахиваться и плеваться, но наобум, противника в моем лице он не отражает. Это агония. Хлещу плетью… еще раз… еще… да когда же он сольется… плеть пробивает в туше глубокие раны, разрывая плоть, а он все еще шевелится. Вдруг одна из голов кадавра уставилась прямо на меня. Черт, он снова меня видит, недолго Куколкина чара на него действовала. Отсекаю эту голову… отсекаю еще одну… есть, спекся.

На меня обрушивается ворох системных сообщений: «Босс локации уничтожен… зачищена крупная локация… вы получаете награду… вы получаете новый уровень…» Пинаю огромное тело и испытываю какое-то прямо телесное облечение, когда оно рассыпается на пиксели.

Ко мне подходит Куколка, личико у нее как у чумазого беспризорника, прическа типа «я упала с сеновала», модное шмотье превратилось в рваное тряпье. Зато сама лучится радостью, улыбается во все свои тридцать два белоснежных зуба.