Радомысл встал и, проходя мимо нас, постучал костяшками пальцев по нашим макушкам, что-то напевая про ленивых и сонных детей. Он поднялся к себе в комнату. Сокол вышел на улицу, ворча про сбрендивших стариков и безответственных юнцов-учеников. Я остался один. В этот момент ко мне подошел хозяин заведения, заискивающе улыбаясь.

– Воевода смоленский Рогволд приглашает тебя отужинать у него, Ларс! – промолвил он.

– А ты за гонца у него будешь? – подколол я его.

– Воевода власть имеет не меньше княжеской, сын Гостомысла.

– А ты, смотрю, много чего знаешь?

– Ремесло мое меня обязывает, – ввернул он мне подачу.

– И как именуется твое ремесло? Хозяин харчевни? Харчевнщик? Или гонец? А может шпион-гонец? – что-то меня понесло.

И чего это я так взъелся на безобидного мужика? Это все дядя виноват – сломает всякое представление о методах ведения уроков и занятий и сбегает, старый пройдоха.

Глаза мужика забегали. Он кивнул куда-то вбок и оттуда выплыл шкаф-охранник.

– Зря ты так, сынок, – пропел тавернщик.

Охранник с неожиданной для его габаритов прытью, с полшага, прыгнул в мою сторону, сбивая меня с ног. Мое тело куклой шмякнулось о стену, попутно роняя мебель. На грани сознания я услышал окрик хозяина сего заведения с призывом по поводу бережного отношения ко мне, чтобы не испортить мой «товарный» вид. Вырубило меня знатно, голова будто взорвалась на тысячи мелких кусочков.

Окрестности Смоленска, весна 826 г.

Мое пробуждение было болезненным. Ощущение, будто в меня врезался поезд с цепочкой вагонов штук эдак в сто. Причем каждый вагон проехался по каждой косточке скелета. Я с трудом сфокусировал зрение и отчаянно матернулся.

Мое бренное тело было привязано цепями к мокрой стене, руки широко разведены, металлические оковы натирали запястья. Было темно. В маленькое окошко под потолком, сквозь решетки, заглядывала молодая луна. Я был бос и почти гол, в одних штанах. Эх, как хотелось бы, чтобы все это было розыгрышем или хотя бы проказой красивой нимфоманки, имеющей хобби красть молодых парней и совершать традиционные акты сексуального характера.

Отворившаяся дубовая дверь, которую я вначале не заметил, впустила двух плечистых мужчин. Кажется, мечты о нимфоманке разрушились в прах. Не похожи они на предмет моих фантазий. Совсем.

– Ларс, друг ты мой сердешный, – заявил первый, – что же ты такой «везучий»?

Говоривший был плотного телосложения, с глубоко посаженными глазами и ехидным выражением лица. Лопатообразная борода, которую он то и дело поглаживал, светилась рыжцой в свете луны. На поясе у него висел топорик.

– Может выбить ему зуб? – прохрипел второй, – ну, на удачу, раз везучий.

Второй был массивнее в плечах, с большим носом картошкой и простецкой физиономией. В руках он держал кнут и молоток. Видать, местный палач.

Первый раздраженно буркнул на тупого, как он сам выразился, помощника, который ни бельмеса не понимает иронию и сарказм.

– Я вам не мешаю, ребята? – меня всегда пробивает на хамство, когда я нервничаю, – Я тут.

Пришлось позвенеть цепью, привлекая внимание посетителей моего нового жилища. Надеюсь, временного и последнего в таком роде.

– Надо бы для начала поучить тебя не перебивать старших. А то совсем распоясался, малец, – первый подошел ко мне и начал внимательно разглядывать мою физиономию.

– Чай не девица, чтобы моим личиком любоваться, незнакомец, – ох, чувствую, договорюсь я, но что поделать – нервы…

У бородача дернулся глаз. Надо с ним осторожнее с шутками. Психи очень не предсказуемы.

– Я – воевода Рогволд, – объявил мне этот невротик.

Наверное, он ждал какой-то реакции на свое признание. Не буду разочаровывать мужика.

– Я рад за тебя, ступай, можешь быть свободен. Ах да, повоеводь там кого-нибудь, с целью отпустить меня на волю.

Не то, чтобы я нарываюсь, но этот тип меня жутко раздражает. Со страха мой язык болтает все, что угодно, но не то, что советует разум.

Бородатый сначала моргнул, показалось, что его кондрашка хватит, а портом он начал истерически смеяться. Меня слегка отпустило. Мозг усердно пытался найти выход из сложившейся ситуации.

Итак, передо мной воевода смоленский, который дружен с Аршаком-старшим. Последний, в свою очередь, где-то в городе держит в заложниках брата Гунульфа, моего кровного врага. Воевода пригласил меня на пир, как сообщил тавернщик, который в свою очередь, является агентом воеводы, как я понимаю. Что из всего этого следует? А ничего, это цепочка независимых пок друг от друга событий, которые не дают ответы на вопрос о необходимости моего заключения в этой камере. Может наш план с побегом Аги раскрыли, поэтому меня поймали? Но тогда при чем тут воевода? Аршак-старший попросил помочь? Вопросы-вопросы…

– Ладно, посмеялись и хватит, – меня снова начинает заносить, – зачем я здесь нахожусь?

Воевода вмиг стал серьезным. Он даже, как-то по-щенячьи, склонил голову, наверное, думал, что я в курсе происходящего. Удивил бедолагу.

– Ты разве не знаешь? – бородач либо хороший актер, либо действительно думал, что для меня не является секретом причина сложившейся ситуации.

– Я сидел в харчевне. Ко мне подошел хозяин заведения, Васюта, кажется. Он сказал, что ты, воевода, пригласил меня на ужин. Я пошутил, что он подрабатывает гонцом и может быть твоим шпионом. И потом меня вырубила здоровенная детина-охранник.

– Это ты – да, зря. Никто же не знал, что харчевня моя и люди там мои лазутчики. Вот Васюта и перепугался, что ты все знаешь. Сглупил, чуть не удушегубил тебя.

– Так зачем я тебе? Про Васюту мне плевать. Просто пошутил и попал в точку. А про харчевню и всех его обитателей – считай, что я слеп, глух, нем и все этом роде.

– Да задалась тебе эта харчевня? Вот же глупый! Я приглашал тебя к себе на пир. Там мы с тобой поговорили бы о том, да о сем. А потом ты пошел бы домой. И пропал бы. Вот незадача, да!?

– Слушай, воевода. Я, может и глупый, но и ты не далеко ушел от меня, раз не можешь мне ответить, зачем я тебе нужен.

Рогволд, ухмыляясь, сложил руки на груди. Его сподручный все это время не отсвечивал и пытался понять нить разговора. Судя по отсутствию какого-либо намека на прозрение в его глазах, понять он смог только одно – мы с воеводой разговариваем.

– За тебя дадут награду, цена которой больше стоимости небольшой деревеньки. А мне деньги очень нужны.

И всего-то? Нужны, банально, деньги? А я нафантазировал всякого разного. Переоценил я оппонента.

И тут мне стало дурно. Эса сказала, что устроит мое приглашение на пир смоленского воеводы, где будут купцы, которые держат Агу. Эса наверняка в курсе финансовых проблем Рогволда. Неужели она сказала Рогволду о том, что за меня можно получить кучу денег, а взамен воевода должен будет помочь вернуть ее брата? Значит, она меня предала? А как же клятва? Вот же я Емеля! Повелся, как последний идиот.

Я дернулся к воеводе, гремя цепями. Моя злая реакция его позабавила. В ответ, приспешник воеводы облил меня ледяной водой из откуда-то взявшегося в помещении ведра. Интересно, что еще я не увидел в этой тюремной камере. Рогволд растянулся в мерзкой улыбке.

– Ах, молодость-молодость, – распевая прогундосил воевода, – сколько сил и энергии тратиться впустую.

Я обессилено опустил руки. Мое тело обмякло. Обида на этот приютивший мир раздирала душу.

– Ответь на один вопрос, – опустив голову, я спешно пытался собраться с мыслями, – кто сказал тебе, что за меня сулят награду.

Рогволд с подозрительным прищуром разглядывал меня. Его лицо отображалось в образовавшейся луже. Полная луна достаточно ярко освещала его фигуру и противную физиономию.

– Моя земля является центром торговли на многие верста вокруг. Только последняя плешивая собака не знает о гибели сыновей Гостомысла. А цена за твою тыковку известна всем купцам.