Ждать долго не пришлось. В начале шестого орк-кадровик вышел. Он не нанял извозчика, чего я опасался, а пошел пешком. Мы двинулись следом по противоположной стороне улицы шагах в тридцати. Люта прониклась, личико сосредоточенное. Кулаки сжала до белых костяшек. Пусть набирается решимости. Это полезно. Пройдя пару кварталов, орк зарулил в шашлычную.

Мы зашли в кафетерий напротив. Заказали по чашке кофе. А потом заказали еще по одной, орк оказался любителем кушать и выпивать неторопливо. Ребятишки сидят как на иголках, заказал им еще и по эклеру и заставил лопать. Съели. Какой подросток способен отказаться от сладкого? Ага. Вот и орк вышел. Расплачиваюсь, мы выходим из кафе. Слежка продолжается. Ведем клиента еще три квартала, а потом он вдруг пропадает из вида.

— Черт, вы видели, куда он срулил? — обращаюсь к подросткам.

— По-моему во двор свернул.

— За мной.

Перебегаем на другую сторону улицы. Быстрым шагом доходим до угла здания, где видели орка в последний раз. Вон он, голубчик. Отлить захотел. Идем следом, начинаем сокращать дистанцию. Кадровик заходит в кустики, начинает расстегивать ширинку и вдруг оборачивается. Спалились… нет, орк нас не разглядывал, просто увидел прохожих, решил зайти в кустики поглубже. Он проходит еще несколько шагов в заросли, прикрылся старой ржавой будкой. Так даже лучше. Подходим.

— Люта, пеленай его.

Шипастая лоза опутывает орка, а я едва успеваю дернуть Мишку за руку, который на автомате уже формирует в руках свою молнию.

— Куда? Она сама должна.

В два прыжка сближаюсь с кадровиком и толкаю с разбега. Орк валится на землю. Пробиваю ему ногой под дых, чтоб не орал, а то ведь он мужчина голосистый. Орк лежит на боку, вращает выпученными глазами, но сделать ничего не может, магическая лоза держит крепко.

— Люта, клык активируй.

— Чего?

— Клык, мля.

— Зачем?

— Ну уж не для инъекции… Мишка, помогай… башку ему к земле прижми… Люта, не спи. Кусай в шею.

Люта заторможена как сомнамбула. Неужели я ее переоценил? Но нет. Плотно сжатые губы растягиваются в оскале, и я вижу, как вытягиваются голубоватые острые как шило клыки. Люта опускается на колени и склоняется над шеей орка. Орк понимает, что с ним собираются делать что-то очень нехорошее. Начинает дергаться остервенело как щука в сетях.

— Высуши его, — говорю сквозь зубы приказным тоном, прижимая дергающегося кадровика к земле, и Люта вгоняет клык в орочью шею.

Секунда… вторая… третья… да, когда ж подействует? Тело орка начинает обмякать, еще пара секунд, и он перестает сопротивляться, как снулая рыбина, а затем осыпается невесомым пиксельным пеплом. Все, теперь не осталось даже пепла.

— Вот и все, ребятки. Мишка, помогай, хватай Люту под другую руку.

Люта в прострации, зрачки расширены, смотрит в пустоту, с подбородка стекает кровь. Состояние Мишки ненамного лучше. Но Люту послушно подхватывает, закидывает ее руку себе за шею.

— Куда? — одергиваю Мишку, — Не на улицу. Вглубь двора.

Мы тащим Люту прочь от места убийства. Она пока не соображает. У нее шок. Пересекаем двор насквозь. Выходить на улицу нам сейчас не стоит.

— Мишка, давай в соседний двор, вон там лавочка.

Садим Люту на лавочку. Ее срочно надо приводить в чувства, от места преступления мы и на сто метров не отошли. Мишка суетится, шлепает ее неумело по щекам, шепчет что-то успокаивающее. Я мониторю обстановку. Вроде пронесло. Никто не орет «караул», «убили», «милиция», «мама». Но делать что-то надо.

— Лютка, — говорю проникновенно, — Ты спецуху получила?

— Получила, — отвечает Люта неживым голосом.

— А какую?

— Кровопийца, — в голосе интонаций ноль.

— И что тебе это дает?

— Усиление лозы… дополнительный урон ядом… вампиризм: лоза вытягивает силу противника, восполняет эпену.

— Неплохо, да?

— Не то слово. Это жесть какая-то.

— Люта, надо валить.

— Чего?

— Валить надо.

— Я только что убила того мужика, — отвечает невпопад, ее глаза вдруг распахиваются и обретают глубину, — Это ужасно. Понимаешь? Это очень стремно.

— Конечно понимаю. Нет ничего хуже убийства. Но эту войну они начали. Люта, надо идти.

И Люта встала и пошла, и в ее глазах навсегда поселилась изморозь. Она перестала быть подростком. Взгляд убийцы — взгляд старика, заглянувшего в могилу. Не, я не собираюсь себя винить. Не я ее сделал убийцей, а Гвоздь. Гвоздь и будет отвечать… оправдывай себя, Витя, сколько хочешь. На душе все равно погано…

Мы идем и идем. Все трое погружены в себя, чувство времени и чувство пространства пропали, будто это какая-то защитная реакция сознания. Хочется идти вот так бесконечно, куда глаза глядят. Идти и ни о чем не думать.

— Вик, куда мы идем?

— А? Еп. Задумался, — трясу башкой, отгоняя ватную муть, — Сколько времени?

— Седьмой час.

— А во сколько вам надо быть в патруле?

— К десяти.

— Нормально. Время есть… Мишка, лови извозчика. Теперь твоя очередь становиться кровопийцей.

Доезжаем до района, где живет еще один урод из моего черного списка. Заслужил ли он смерти? Навряд ли. Просто грязная бухая скотина, ляпнувшая то, чего ляпать не следовало. Скорее всего какой-нибудь обычный грузчик, не имеющий к Гвоздю никакого отношения. Но я не стану говорить об этом Мишке. Этот грех я возьму на себя.

Панельная пятиэтажка. Крайний подъезд. Заходим. Поднимаемся на третий этаж. Я жму на кнопку звонка. Не работает. Стучу в дверь, затем еще раз посильнее. Я же вижу по ауре, что «клиент» дома. Уже собираюсь перейти в энергию и проникнуть в квартиру в виде призрака, как замечаю, аура покачнулась и тронулась с места.

— Идет, — говорю негромко Мишке, — Готовься.

Мишка часто спазматично задышал. Люта гладит его по спине, пытается успокоить. Молодец, девочка. Заботится. Понимает, что Мишке сейчас предстоит пережить.

— Хт-то там? — голос пьяный, скорее даже вдрызг пьяный.

— Скорая инфернальная помощь. Ставим инъекции, вакцины, по желанию вводим в запой на материалах заказчика…

— Мат… мати… риал… — дальше совсем не разборчиво.

— У нас только спирт. Зато медицинский, чистый, как слеза, — продолжаю набивать себе цену, — Открывай.

За дверью тяжкие вздохи и долгие попытки открыть дверь. Да что у него там, кодовый замок? Наконец, дверь распахивается. Лестничную площадку окатывает невыносимой кислой вонью.

— Вы кто?

Пробиваю в челюсть и захожу внутрь. Хозяин квартиры от моего удара вырубился. Упал на грязный пол прихожей, его сразу начало обильно тошнить. Сука. Вот сука. Жил скотиной и помрет ею. Переворачиваю его на живот, чтоб не захлебнулся рвотой раньше времени и затаскиваю в комнату.

— Люта, дверь закрой… Мишка, он твой. Извини, сейчас не до брезгливости.

Мишка кивает и выпускает клыки. Так даже лучше. Утративший человеческий облик, считай, не человек уже. На этот раз все прошло иначе. Было противно, даже омерзительно, но как-то буднично. Будто мы и впрямь усыпили больное животное. Мишку трясет, как без этого. Ничего. Скоро очухается. Главное уйти побыстрее.

Выглядываю на лестничную клетку. Тихо. Выхожу первым, ребятки за мной. Я все боялся какой-нибудь подлянки от судьбы. Что нарисуются нежеланные свидетели, или что-то в этом роде. Обошлось. Мы вышли из подъезда, никого не встретив. Будто вымер подъезд. Идем к дороге, спокойно, неторопливо, прогулочным шагом. Дело сделано. Уже усевшись в экипаж с хоббитом на козлах, легонько толкаю Мишку локтем в бок.

— Что дали?

— Почти то же, что и Люте. Усиление молнии и вампиризм, — Мишка отвечает неохотно, мыслями он все еще в той грязной вонючей квартире.

— Встряхнись, выкинь из головы. Он бы и сам скоро сдох. Тут никакой реген не спасет. Лучше о другом подумай.

— О чем?

— О том, что будешь дальше прокачивать. Я вот когда вампиризм получил, начал в силовуху очки вкладывать. С эпеной теперь проблем нет.

— А сколько у тебя в эпене?