Год, два, три — годами он не покидал своего обиталища. К нему не приносили сводки тысячи его агентов и он не давал распоряжений десяткам и сотням групп. Он не являлся на слушания совета и не преследовал своих целей. Целыми днями он лишь лежал, не шевелясь, надеясь, что именно сегодня его боль уйдет, он сможет жить. Даже если лишь несколько секунд — он запомнит эти секунды. Навсегда, до конца жизни.

Но этого было достаточно. Аифал отбрасывал тень даже лежа в своей усыпальнице.

Годами он не делал ничего — но этого и не требовалось. Он сделал уже достаточно.

Действия, совершенные десятилетия назад, до сих пор продолжали приносить свои плоды. Механизмы, что он наладил лишь продвигаясь к своему месту до сих пор существовали. Легенда, фигура, машина, называемая «Аифал» существовала без его помощи, словно бы разумный робот, превосходящий смертную оболочку. Чтобы заставлять мир играть по его правилам ему не нужно было даже жить.

И все же…

Аифал не хотел умирать. Не хотел умирать в мучениях — и не хотел умереть тихо и без мучений. Он хотел жить.

Но над некоторыми вещами были не властны даже величайшие из людей.

И все же, когда с тихим клекотом шупальце черно-красного цвета пробралось в комнату, медленно выводя из коридора парящую, казалось бы, саму по себе сферу, Аифал впервые за столь долгое время улыбнулся.

Возможно, его Королева все же решила смилостивиться над ним.

Салем стучала по столу, глядя на замершую фигуру парня, произносящего речь.

Неужели, именно в этом заключался план Озпина? Это было его самое страшное оружие? И, неужели… Этот план сработал?

Гора Гленн была легкой целью для гримм — место порока и слабости, человеческая отстойная яма для отбросов общества. Легкая цель, словно бы сама просившаяся быть уничтоженной.

Что произошло бы со всем миром, если бы три миллиона жителей Горы Гленн были уничтожены в одночасье? Стерты с лица земли до того, как те успели бы подать даже сигнал о помощи? Какой удар всему человечеству был бы нанесен в этот момент? Что произошло бы с людьми, с их страхами, с их так называемым «единством перед лицом опасности», если они бы увидели, что эта опасность была слишком велика?

Это должен был быть миг триумфа для Салем. Ее бесчисленная орда гримм. Одно из ее любимых творений, дракон. Самый идеальный момент для атаки, подобранный со всей тщательностью. Удар по Озпину, удар по человечеству, удар по всему миру…

Был отбит.

Это было столь же неожиданно, сколько и разрушительно.

Орда… Нет, создать такую орду было не сложно. Несколько месяцев — для вечноживущих нет сроков, что они не готовы выждать…

Переправить такую орду… Годы. Несколько лет подготовки — не привлекая внимания, постоянно терять малыми частями гримм под натиском этих бешеных собак Озпина…

Атмосфера… Столь удачные шансы подворачиваются столь редко — десятки лет, поколения… Ей вновь встретится столь уязвимое поселение, столь идеальная цель для удара… Через пятьдесят лет? Через сто? Через двести?

Но никакие сроки не были для Салем чрезмерны. Пройдут эпохи, но она будет готова ждать. Лишь немного скуки и немного раздражения — итог тысячелетий ожидания. Она была привычна.

Но в этом было нечто большее, чем лишь небольшая задержка в ее планах. В этом был… Вызов.

Дракон был не величайшим из ее творений — но одним из любимых, одним из весьма ранних. Создание, что было сделано не для массового производства, а как ее личный маленький шедевр.

Оно не было неуязвимо — с помощью Озпина люди научились строить весьма занимательные игрушки, что были опасны даже для ее самых впечатляющих творений — но… В этом месте, Гора Гленн, не было подобного.

Ни Атласского военного флота, ни мощи Озпина. Ни Дев, ни реликвий. Ничего.

Гора Гленн должна была пасть, но вместо этого ее любимую игрушку… Сломали.

Это была пощечина ей. Это был вызов. Это было… Знаком плана.

Салем всегда считала, что Озпин изжил себя. Пройдя Великую Войну, воплотив свой безумный план по всему миру, тот решил, что исполнил все — после чего отступил в тень, глядя на то, как его столь возвышенное устремление, его внедрение «демократических советов» пожирает само себе, вырождаясь в дешевый популизм и олигархию самых влиятельных семей, давно поделивших между собой власть.

Что Озпин отказался глядеть правде в глаза, продолжая поддерживать фасад нормальности. Что он сдался, неспособный сделать ничего против Салем… Но… Неужели он действовал все это время?

Неужели это было не признание поражения, а план самого Озпина? Неужели все это время он лишь готовился, лишь усыплял ее бдительность, создавал видимость, готовя оружие своего возмездия? Нечто, что станет превыше дев, что одолеет Салем?

Озпин также не боялся времени — их битва шла так долго, что была вписана в сам рельеф мира — но Салем всегда казалось, что лишь она могла действовать со столь большим размахом. Озпин менялся с каждым поколением — умирал, чтобы начать путь заново, раз за разом. Не так трудно было в этом случае представить, что его планы не выходили за рамки нескольких десятилетий — как он мог пожать труды своих рук, если умирал каждый раз, становясь новым человеком?

Но… Она оказалась неправа. Озпин, сдавшийся, сломанный человек — нанес удар. Вновь ударил. Вновь удивил ее.

И Салем оставалось лишь кусать губы.

Она была мудра, опытна, терпелива, хитра и разумна… Но не была великим стратегом, тактиком или интриганкой.

Нанести удар в самое больное место — конечно. Воспользоваться шансом или избавиться от противника — да… Но ее схемам никогда не хватало комплексной широты, у нее не было сотен агентов и множество пешек. Несколько верных последователей, каждый из которых был достоин десятка солдат — и армия безмолвного, безмозглого мяса… Но не паучьих сетей, которыми она могла бы укутать мир.

Салем была проста — она наносила удар, отступала в тень, и била вновь. Раз за разом, эффективно — но слишком просто.

Озпин… Всегда был опаснее в этом плане. Сколько Салем себя помнила — у него всегда были глаза и уши среди всех людей.

Да, ей казалось, что Озпин сдался, что он давно перестал сражаться с Салем, удалившись побежденным в свой замок, но вместо этого он готовил удар.

И Салем знала, что в этот раз….Озпин победил. Не войну, лишь одну битву — но Озпин слишком долго не выигрывал у нее, чтобы Салем не ощутила горечь поражения.

И приняла решение.

Аифал, один из самых старых ее миньонов. Человек ума и навыков, ужас, способный посоперничать даже с Озпином, с величайшим манипулятором и интриганом мира, был в ее руках.

Он был… Не идеален. Так назойлив и так несносен. Никакой верности — он нарушал приказы Салем столько, сколько работал на нее. Извлекал выгоду не только из побед Салем, но и из ее поражений. Он хотел большего, чем ему было отведено — подставлял друзей и договаривался с врагами, но… Он был незаменим.

Он умирал. Умирал давно — но Салем устраивал этот факт. Если Озпин был побежден, если он перестал сражаться с Салем — нужды в Аифале больше не было. Он отслужил достойно ей — и мог умереть.

Но если Озпин продолжал сражаться… Если его планы до сих пор приходили в действие — Салем был нужен Аифал. Его ум и его способности. Он был одним из тех, кто мог сражаться даже с Озпином, если тот взялся за дело всерьез.

И если Гора Гленн продолжала существовать, если ее дракон был убит, если этот мальчишка, Джонатан Гудман, был тем, кем он называл себя — значит Озпин был еще далеко не побежден…

Джонатан сглотнул вязкую слюну и повторил вновь,- Мое имя, Джонатан Гудман, выдуманное. Мое настоящее имя…

Джонатан выдохнул вновь и произнес четко,- Озмонд Вейл Третий. Через свою мать, Розетту Вейл, я являюсь внуком Короля Освальда Вейла Великого и поныне остаюсь единственным легитимным наследником престола Королевства Вейл!

На секунду словно бы каждый слышавший эти слова в мире замер. Советник, шахтер, магнат, солдат, торговец, ученый.