И это было достаточным обоснованием — Джонатан был магом, а значит к нему можно было не применять те же показатели и основания, что для обычных людей…

Но если бы Джонатан не был магом — разве что-то бы изменилось? Может быть, дело не в том, что он маг, а в том, что он — Джонатан?

Синдер прикрыла глаза, после чего выдохнула тихо, но полной грудью, прежде чем отвернуться, глядя в окно.

Комендантский час закончился некоторое время назад, однако на улицах все еще не было прохожих — причин тому было три. Первая — тот факт, что Джонатан остановился в отеле в этом квартале. Вторая — гражданская война. Третья — дипломатический кортеж Джонатана вместе с его запланированным перемещением по улицам Атласа в данный момент.

Иными словами — это было абсолютно логично и ожидаемо — тот факт, что на пути кортежу не попадались никакие случайные прохожие… И тот факт, что эти случайные прохожие действительно не попадались на пути Синдер странным образом помогло ей убедиться в том, что все пройдет действительно по плану, даже если не существовало никакой рациональной причины тому, что не встреченные на пути случайные прохожие каким-то образом будут связаны с ходом самого саммита.

Синдер отбросила это странное размышление, прежде чем прислонить голову к холодному бронированному стеклу лимузина, что даже не вибрировало во время движения — доказательство отличного качества предназначенного для использования на высшем официальном уровне автомобиля — после чего прикрыла глаза, в немом вопросе размышляя о том, что именно будет ждать Синдер и Джонатана дальше.

Саммит и множество игроков, каждый со своими планами и целями, кто-то хочет объединиться в непрочный альянс для исполнения одной цели, кто-то против других по неисправимым причинам, кто-то играет за сторону противника именно потому, что его поражение будет укладываться в его планы…

И это не говоря о более глубоком уровне, чем простая конвенциональная политика этого мира — Салем и Озпин, борьба за Деву Зимы, стареющую женщину с постепенно ухудшающимся здоровьем, и за то, путь к чему Дева Зимы охраняет…

Синдер — а значит и Джонатан — не знали, что именно охраняли Девы, но вместе с тем они знали, что Девы не были просто могущественными охотницами, выступающими в качестве военных козырных карт государств. Девы хранили ключи от чего-то еще более важного и могущественного…

Но Озпин знал, где оборвать свою речь так, чтобы смутить потенциального противника, оборвать его предыдущие планы и не дать ему спланировать новые.

Согласно информации Озпина, неправильно использованная Дева Зима и ее силы могли вызвать падения Атласа — а это в свою очередь означало катаклизм библейских масштабов, миллионы погибших и тотальный геополитический кризис и хаос.

Мог ли Озпин врать? Легко, но опасно было не то, что Озпин мог врать — а то, что никто не мог доказать или опровергнуть слова Озпина, и что Озпин уже доказал, что хотя ему нельзя было доверять — его нельзя было и просто сбрасывать со счетов, как ополоумевшего старика, заставляя всегда прислушиваться к его мнению — и всегда хвататься за голову, пытаясь то расшифровать и опровергнуть, погружаясь в пучину сомнений и размышлений — тысячелетнему политику не требовалось даже делать шаг самостоятельно. Ему нужно было только взглянуть вперед — и смотреть за тем, как пытающиеся разгадать все уровни его планов противники сходят с ума — потому, что в любой момент план Озпина мог иметь в себе сотню слоев… И ни одного вовсе.

Синдер гордилась своим умом и внимательностью, своим почти паранормальным чутьем на планы и манипуляции, но она была ребенком против Озпина… В прямом смысле — сравнивая их возраст Синдер была младенцем, едва пришедшим в этот мир, против опытного и хитрого старика, чья цель и действия заставили его научиться всем искусствам его ремесла.

И Озпин владел своей репутацией, превратив ее в еще одно оружие, применяя то легко и свободно… Кроме тех случаев, когда это было только еще одной обманкой, скрывающей то, что план Озпина заключался в отсутствии плана.

Синдер прикрыла глаза, чувствуя, как холодит ее лоб стекло окна лимузина, будто бы надеясь на то, что оно было способно охладить ее пылающий разум.

Джонатан смотрел за тем, как приближается постепенно Атласская академия охотников — или просто Атлас, как оно когда-то называлось… Ха, академия Атлас, ставшая городом, что превратился в целое государство… Было в каком-то смысле иронично и подходяще, что история государства Атлас заканчивалась там же, где она когда-то началась.

Джонатан отдавал себе отчет, даже не на уровне каких-то затаенных от своего разума мыслей, а вполне осмысленно, что Атлас был мертв. Может быть официально на картах он еще мог рисоваться в качестве отдельного самостоятельного существующего государства, простиравшегося сетью городов-анклавов по Солитасу и даже к северному побережью Мистраля, фактически это мало отличалось от привычки людей еще какое-то время после смерти своих знакомых говорить о них в настоящем времени. Атлас был мертв, и Джонатан прибыл с целью произнести время и место смерти и зачитать посмертную волю усопшего. Понадеяться на то, что он сможет передать наследство настоящему ребенку…

Но Джонатан понимал, что все не закончится так просто.

На этих похоронах было слишком много дальних родственников, амбициозных наследников и наемных плакальщиков, и, в отличии от иных, более простых случаев, когда законы государства поддерживали правильный и подходящий порядок наследования — в данном случае погибшим было само государство, и не было закона, поддерживающего порядок в случае его гибели.

Ближе чем к цивилизованному прочтению последней воли усопшего это было похоже на странный трайбализм, при котором каждый из участников желал оторвать кусок мертвой плоти, надеясь, что в каком-нибудь мистическом ритуале поглощения того они станут сильнее и лучше.

И Джонатан знал, что странные мистические ритуалы иногда давали совсем не мистические результаты.

Атласская академия приближалась и приближалась в восприятии Джонатана, превратившись из размытого шпиля на горизонте сперва в одинокую башню, затем в крупный комплекс, а в конце концов — в полноценного колосса в его сознании, облепленного одновременно охраной, молчаливо обозревающей свое окружение, и репортеров, что-то отчаянно вещающих в свои камеры и микрофоны, иногда с радостными лицами, иногда с хмурыми. По лицам можно было даже понять, к какому из лагерей они принадлежали и из какого государства прибыли — хмурые были из лоялистов Атласа, воодушевленные из Гленн, спокойные из Вакуо и Мистраля, а задумчивые из Вейла и Менажери.

Джонатан, многими считавшимся ключевым игроком в ожидаемом саммите, прибыл, естественно, последним, закрывая длинную плеяду высокопоставленных гостей, вместе с тем словно бы отрезав происходящее за закрытыми дверями академии от внешнего мира. Словно бы судьба Атласа действительно решалась за закрытыми дверями официального собрания, а не была решена давно, в кулуарах и измышлениях игроков, долгие месяцы обдумывавших свои ходы и их последствия. Происходящее сейчас было не саммитом в плане совещаний и поисков решений и компромиссов, сколько просто озвучиванием уже произошедшего, определения воли и медленным движением поезда по уже проложенным рельсам…

Джонатан на мгновение вспомнил событие, произошедшее когда-то в Вакуо несколько лет назад. Пустыня, Джонатан, Джеймс… И словно бы замедленная съемка, снимающая то, как с неумолимой решительностью два поезда движуться к столкновению, каждый из машинистов осознает свой путь, но уже неспособен остановить тот, глядя на то, как отчетливее и отчетливее становятся видны подробности будущей катастрофы…

Джонатан помотал головой, чувствуя, как останавливается лимузин, прежде чем продвинуться к двери и, мгновение спустя, когда та открылась — сделать из нее первый шаг.

Синдер не была слишком привычна к телевизионным камерам — хотя и пережила полагающиеся ей испытания известностью и сиянием экранов и белоснежных отполированных улыбок репортеров или ведущих. Она не любила подобные занятия — конечно, видеть свое лицо, улыбающееся с обложки очередного модного журнала было приятно, это словно бы утоляло немного голос Синдер до ее признания — но это было в конце концов не тем, к чему стремилась Синдер.