– Давай не будем о нём, – беру ложку.
Я итак тяжело переживаю происходящее, а Сенька – тот ещё любитель подлить масла в огонь.
– Хочешь обижайся на меня, Оль, но про квартиру он теперь в курсе.
Аппетит пропадает моментально.
– Сеня!
– Что Сеня? – невозмутимо отзеркаливает.
– Я просила держать это в секрете! – напоминаю с упрёком.
– Ну точно не от того, кто виноват!
– Зачем ты лезешь?! Неужели так сложно держать рот на замке? – возмущаюсь громко.
Рассказала! Взяла и вывалила всё!
– Я считаю, пусть знает, что тебя развели из-за него.
– Как ты могла! – со скрежетом поднимаюсь со стула.
– Оль, да пойми ты, беда не в том, что я ему рассказала, а в том, что ты профукала свою квартиру.
– Это только меня касается!
– И плевать, что дед её всеми силами удерживал, да? – откусывает кусок хлеба. – В больницу загремел.
– Я поступила по совести. Проблемы у Богдана возникли из-за меня и…
– И он пвеквасно решил их без твоего уфастия, – перебивает, продолжая есть. – Но кого это волнует, ты ж у нас умная. Не там, правда, где надо, – добавляет язвительно.
– Спасибо, подруга!
– Всегда пожалуйста, обращайся.
– Нет бы поддержать в трудную минуту!
– Нет бы посоветоваться перед тем, как принять такое глупое решение! – прилетает рикошетом. – Я до сих пор с тебя в шоке. Как можно быть такой дурой? Как можно настолько не думать о себе?
– Знаешь что… – у меня внутри прямо лютый ураган бушует, – не надо вести себя так, словно ты никогда по жизни не оступалась!
– И причём тут это?
– Потому что раздражает, когда ТЫ начинаешь читать мне нотации.
– Ну извини, что не могу смолчать! Какая есть! – разводит руки в стороны.
– Очень удобная позиция.
– Нормальная позиция!
– Ты всегда делаешь то, что хочешь. Не мешало бы изредка считаться с другими!
– Хочешь сказать, что я не считаюсь? – уточняет, прищуриваясь.
– Хочу сказать, что после сессии съезжаю в общежитие! – наконец озвучиваю ту новость, которую ношу в себе уже неделю.
*********
Долго дуться на подругу не получается. Двадцать второго декабря с пневмонией в больницу ложится женщина, которая работает с Сеней в паре, и мне… приходится стать медведем на последующие семь вечеров. Поскольку быстро отыскать другую кандидатуру агентству не удаётся.
Что ж. В этой подработке, безусловно, есть свои плюсы. Во-первых, действительно получается довольно-таки неплохо заработать. Во-вторых, выступления на новогодних огоньках, ёлках и корпоративах здорово отвлекают меня от того депрессивного состояния, в котором я пребываю. Вереница мероприятий для детей и взрослых закручивает так, что печалиться и лить слёзы по Богдану становится попросту некогда. По крайней мере, до тех пор пока я не оказываюсь в родном Загадаево. Но обо всём по порядку…
Тридцатого утром звонит дед, хранивший молчание ровно одиннадцать дней.
– Алло, – звучит недовольный голос в трубке.
– Привет, деда, – радостно лепечу я.
– Хать бы узнала, не окочурился ли предок, – выдаёт он обиженно.
– Я звонила тебе много раз, но ты не отвечал мне, – натягиваю одеяло до самого подбородка.
В квартире у нас очень холодно, несмотря на то, что мы обклеили окна ещё в октябре.
– Не знаю. Никаких звонков из гаджета слышно не было, – явно лукавит дед.
– Мне пришлось звонить соседям, чтобы выяснить, всё ли у тебя нормально.
– А я и думаю, какого рожна Тонька сюда таскается день через день. Скажи, чтобы не донимала меня больше, карга старая, – раздражается он.
– Хорошо, но тогда, будь добр, принимать вызов.
– Воспитывать меня удумала, сопля? Хочу принимаю, хочу нет!
– Так нельзя. Я же переживаю.
– Переживает она! Можно подумать!
– Два слова сказать нетрудно. Я в порядке, внучка. Большего не прошу.
– Это четыре.
– Что?
– Четыре слова, – умничает он.
Вздыхаю и переворачиваюсь на спину.
– Как здоровье? Как ты себя чувствуешь?
– На погост выносить пока рано. Спасибо, что поинтересовалась.
– Дед…
– Чего дед? Меня чуть повторный приступ не шандархул после того нашего разговора, – заводится по новой.
– Прости меня. Знаю, виновата перед тобой.
– Не поднимай нахрен эту тему! Я, вообще, по делу звоню, – заявляет он сухо. – Ну-ка продиктуй мне все ингредиенты для Оливье. Ручку беру.
– Ингредиенты?
– Да. Сам салат резать буду, раз больше некому.
– Ну почему же некому? – бормочу расстроенно.
Домой не зовёт, и это очень печально.
С другой стороны, прекрасно понимаю, что злится на меня из-за квартиры. Заслужила.
– Диктуй, я справлюсь без всяких тут, – самонадеянно говорит тот, кто к готовке абсолютно не приучен.
Перечисляю продукты и их количество.
– Что ещё на столе будет?
– На каком столе? На кой чёрт он мне сдался? Ложку салата съем. Стакан водки выпью, президента послушаю и на боковую.
Не передать, как грустно на душе становится от его слов.
– Как так? Праздник же…
– Тоже мне праздник великий! Слушай, у меня сбились все каналы, ни один не работает. Задницей сел на пульт, что-то нажалось.
– Тебе нужна круглая центральная кнопка. Откроется меню. Стрелочками листай вправо. Выбери автонастройка каналов, там будет…
– Нашёл уже сам, – перебивает, не дослушав. После чего между нами повисает пауза.
– Заработал?
– Да.
До меня доносится голос диктора новостей.
– Как жопа уже выглядит, а всё никак не уступит место молодой, – возмущается, судя по всему, имея ввиду телеведущую.
– Скажи, ты таблетки сердечные пьёшь?
– У меня ничего не болит.
– Болит или не болит, пить надо. Врач ведь говорил, что тебе необходим курс.
– Врач? Это который? Купленный твоим хахелем московским?
Упоминание о Богдане откликается в груди тоской и болью.
– Погоди… Ты о чём? – поднимаюсь с подушки и усаживаюсь на кровати.
– И без него бы справились. Ишь ты, спонсер недодельный! Всюду бамажки свои нараздавал!
– Он что, платил врачу?
Когда успел? Мы же вместе были.
– Мне полное обследование всего дряхлого организма в больнице сделали. Потом после выписки Айболит раз в неделю посещал меня целый месяц.
– Домой приезжал? – обалдело таращусь в стену.
– Домой. Ещё и натрындел, что дескать, программа для пенсионеров новая. От поликлиники.
– Как же ты узнал правду? – растерянно перебираю пальцами уголок одеяла.
– Как-как. Тоньке рассказал. Она пошла требовать такую же программу для мужа. Естественно, в регистратуре покрутили пальцем у виска.
– Ясно.
– Возвращать Москалю ничего не буду. Квартиры из-за него лишились! Не прощу!
– Он-то причём.
– Говорил тебе, не связывайся с этим мажором, дура-дурная!
– Дед…
– А ну, скотина пшёл вон оттуда! – громко ругается. Подозреваю, что на моего кота. – Шшш! Ах ты падла блохастая!
– Что такое? – спрашиваю, нахмурившись.
– Твоя шерстяная свинья завалила мне ёлку! Ну я тебе щас дам, плоскомордый! Ты у меня в печи Новый Год встретишь, дрянь усатая! Нашпигую яблоками во все отверстия и поджарю!
В динамике слышно помехи. Очевидно, нашкодивший Персик удирает от деда, а тот пытается его догнать.
Как же сильно я люблю их!
– Нет, ну давай пристрелим его, а? Какая от него польза? Жрёт, срёт, да ест.
– Ты сам нарядил ёлку? – шмыгаю носом.
– Нет, стоит голая посреди комнаты, – рассказывает нехотя. – Петрович, кретин, её припёр. Сдалась она мне. Кому на неё смотреть-то? Пучеглазому коту?
Сердце сжимается.
Напрямую не скажет, нет. Но ждёт ведь? Ждёт? Свою глупую внучку.
– Ладно всё, передача началась про бобров. Пока.
Как всегда без предупреждения сбрасывает вызов, а я, вскочив с постели, заправляю её, бегу в ванную и в голове стучит лишь одна мысль: надо обязательно ехать домой. И никак иначе.
– Хоспаде, осторожнее, – на обратном пути врезаюсь в Сеню, отношения с которой, невзирая на общую работу, до сих пор достаточно напряжённые. – На пожар летишь, что ли? – потирает плечо и отбирает у разувающейся Аси пакет.