– Оль, это несерьёзно. Я зайду к нему, жди меня тут. Там на лавочке сок и шоколадка, поточи.

– Не надо, а. Ничего хорошего ты там не услышишь.

Да и пофиг.

– Я щас вернусь, – ободряюще подмигиваю ей и уверенной походкой направляюсь в палату к деду Мухомору, ни с того ни с сего возжелавшему меня лицезреть.

Странно. Ни нервничаю, ни переживаю от слова совсем. Ощущаю внутри полное спокойствие и умиротворение. Хоть и знаю, что ожидать от этого старика можно чего угодно.

– Явился не запылился! – цедит тот, стоит мне закрыть дверь за спиной.

– Ещё раз доброе утро, Корней Степаныч.

– Доброе оно было до тех пор, пока вы всей гурьбой сюда не притащились, – ворчит он недовольно в ответ. – Чего встал там? Ближе подойди, я без ружья.

Выполняю его приказ. Когда кивает на стул, сажусь. Когда достаёт из-под подушки принесённые Олей шахматы, вопросительно вскидываю бровь.

Он раскладывает на постели ладью и принимается с невозмутимым выражением лица расставлять фигуры.

– За то, что начистил фюреру пятак, спасибо, – выдаёт он неожиданно.

– Обращайтесь.

– В остальном ничего не изменилось. Не думай, что заработал с десяток очков вперёд. Я по прежнему настроен отстрелить кокушки тому, кто посмеет обидеть мою Ольгу.

– Я вас отлично понимаю.

– Да ни хрена ты не понимаешь! – порывисто отмахивается он. – Валяй давай, – уступает мне право первого хода.

Не к добру.

– С чего вы взяли, что я собираюсь обижать её? – отправляю пешку вперёд.

– Потому что такие, как ты, по-другому не умеют. Попользоваться и бросить – вот и вся цель.

– Вы ошибаетесь.

– Ой, поживи с моё а… Одну дуру уже чуть не потеряли безвозвратно. Убивалась за таким же москалём-павлином, еле в чувство привели.

– И что, теперь всех под одну гребёнку? Если москвич, то автоматом негодяй, по-вашему?

– Как правило, да. К тому же, видали мы твою семейку. Впечатление произвела неизгладимое. Нечего моей внучке делать в этом гадюшнике.

– Вообще-то, я сейчас живу отдельно.

– Ага. В квартире, купленной батей-бизнесменом? – скептически фыркает.

– Нет, снимаю.

– Снимает он! На батин лавандос? – презрительно выкатывает.

– Снова мимо. На собственные деньги. Я работаю.

– Работничек… И где же? У бати в офисе за столом сидишь и распиваешь кофэ?

Явно решил довести меня до ручки, но на колкости в свой адрес я реагирую абсолютно ровно.

– Чего заткнулся? Вещай.

– Думаю, – почёсываю нос и решаю сделать ход конём. – Вам интересно про работу…

– Вообще неинтересно.

– Если вкратце, – продолжаю, несмотря на его неуважительный комментарий. – Мы с ребятами создаём софт.

– Чё?

– Программы и приложения. Для компов, смартфонов, – расшифровываю, чтобы ему было понятно.

– Ну ясно, так-то не мешки разгружать.

– Надо будет – и мешки разгружать пойду.

– Ага. Сиди во то, кнопкотыканием своим занимайся.

– А чё?

– Да ничё. Насмешил! Зеркало дать? Себя-то видел, его высочество грузчик?

– То есть, согласно вашим убеждениям, грузчик должен выглядеть исключительно определённым образом. Так, что ли?

– Что ли да. На шмотьё своё посмотри и причу.

– С волосами-то что не так?

– Ты меня утомляешь. Играй молча! – сердито рявкает, и, собственно, последующие минут десять-пятнадцать нашей партии проходят в относительной тишине. Относительной, потому что он то и дело отпускает язвительные реплики касаемо моей игры и недалёкой (по его мнению) логики.

Что ж. Стоически терплю его старческие заскоки. Все мы помним известную пословицу. Смеётся ведь тот, кто смеётся последним, верно?

– Прекращай давай, клинья подбивать к моей внучке. И без тебя судьба у неё была несладкая!

– Разумеется, учитывая, что всё своё детство она провела с вами, – хмыкнув, выдаю в его же манере.

– Тебе коллекцию пополнить, а девчонка страдать потом будет.

– Да с чего вы это взяли? Может, хорошо у нас с ней всё будет?

– Не будет.

– Посмотрим, – упрямо спорю, что категорически ему не нравится.

– Оставь Олю в покое, Москаль!

– Нет.

– Слушай ты…

– Шах, – объявляю сухо и поднимаю глаза на деда.

Тот прожигает меня таким взглядом, что словами не передать. А потом вдруг одним движением резко смахивает оставшиеся на доске фигуры, отчего те разлетаются в разные стороны.

– Вы всё равно проиграли, – констатирую факт.

Я обыграл его, и он это знает.

– Мало тебе девок в столице? Их там пруд пруди, каких хочешь.

– Что если мне нужна только ваша Оля? – смело смотрю ему в глаза. А там уже самая настоящая буря гнева бушует.

– Заливай! Сказочник хренов! Проходили уже…

– Оля – не мать. Я – не тот мажор, с которым она крутила роман. При всём уважении, Корней Степаныч…

– Засунь себе это своё уважение в задницу!

– Оле самой решать, связываться со мной или нет. Она взрослый человек.

– Взрослый человек! Ей всего восемнадцать! – возмущается, брызжа слюной.

– Я влюблён в неё, она в меня тоже.

В последнем уверенности нет, но Корнею ведь необязательно знать об этом.

– Дюже самоуверенно!

– Ну так чувствую. Вспомните себя в юности.

– Страдаю потерей памяти.

– Как-то непохоже на то. Вы отлично помните многие вещи.

– Ей учится надобно, а не о глупостях всяких думать!

– Так пусть учится, кто ж мешает.

– Откуда взялся ты на нашу голову! – швыряет в меня шахматную доску. – Лучше б она оставила тебя в том лесу замерзать!

– Чёрствый вы человек, Корней Степаныч.

– Козлина! – краснеет. Не то от злости, не то от негодования.

– Не нервничайте. Сделайте глубокий вдох, выдох…

На меня обрушивается поток нецензурной брани. Старик вот-вот выйдет из себя, а там и до повторного приступа недалеко. Меня такой расклад как-то не устраивает.

– Я обещаю вам, что не стану обижать вашу внучку. Буду заботиться, защищать её, оберегать.

– Даром мне не нужны твои обещания!

– Москва – большой город. Опасный. Неужели вам не хочется, чтобы рядом с Олей был кто-то, на кого бы вы могли надеяться?

– С чего бы мне на тебя надеяться?

– Скоро год будет, как я пытаюсь её добиться.

– Навязчивый…

– Вы хотели сказали целеустремленный и упёртый, – переиначиваю его характеристику.

– Год… Тоже мне достижение! Хотя для такого, как ты…

Ну вот опять...

– А такой, как Никита ваш, лучше, что ли? – позволяю себе его перебить. Некрасиво, но что поделать. – Чего вы замолчали? Нормально с ней обошёлся ваш земляк? Простой парень из Загадаево…

Немая пауза. А всё потому что я попал в точку. Двести процентов. Наше происхождение, статус – это всё второстепенное. Ты либо говно человек, либо нет. Третьего не дано.

– У меня на тебя не то аллергия, не то непереносимость, – наконец произносит старик, устало вздыхая.

Наклоняюсь. Поднимаю одеяло, упавшее на пол. Укрываю его ноги, но он капризно его откидывает.

Несносный.

Реально, как Оля терпела его все эти годы?

– Выздоравливайте, Корней Степанович. Полагаю, наш разговор подошёл к концу?

– Погубишь мне девчонку, в порошок тебя сотру! – предупреждает угрожающим тоном.

– Договорились.

– Ни о чём я с тобой не договариваюсь, банный ты лист столичный! – ворчит по новой, хотя есть у меня ощущение: Корней смирился с тем, что я не отступлю.

– Руку протягивать для прощания смысл есть?

– Нет. Обойдёшься!

– Рад был повидать вас.

– Не могу сказать того же!

Киваю и собираюсь уходить, но следующая его фраза вынуждает меня остановиться.

– Если Оля лишиться из-за тебя квартиры, никогда не прощу! Должен же быть у неё свой угол!

Оборачиваюсь.

Нахмурившись, пытаюсь понять, причём тут я и та самая квартира, которую хочет получить мать Оли.

– Не понял…

– Олень. Как же туго до тебя всё доходит! Это последствия того, что тебе настучали тогда по башке? Отбили мозжечок? – язвительно осведомляется.