– Какое это имеет значение? – начинаю сердиться. – Вернёмся к нашему разговору. Дедушка в больнице, и я хочу знать почему. Что спровоцировало повышение давления и приступ? О какой квартире шла речь? Зачем вы приехали?

– Нормально… Зачем приехали. Я смотрю, ты не особо обрадовалась нашему визиту.

– Не говори, что нет конкретной причины. Мы ведь очень давно не виделись, мам…

Родительница наливает себе воды в стакан. Пьёт, а затем отходит к окну.

– У Адольфа большие проблемы, – поясняет нехотя.

– Что за проблемы?

– В бизнес были вложены деньги.

– То есть…

– То и есть. Чего вдаваться в подробности, Оль! Прогорел бизнес. Что тут непонятного? – раздражается. – Надо отдавать банку долги.

– Ты должна отдавать долги Адольфа? – уточняю нарочно, и она недовольно поджимает губы.

– Он – моя семья.

– А мы тогда кто? – вырывается у меня непроизвольно.

– Оля, пожалуйста, не переворачивай мои слова. Я имела ввиду то, что Адик мой муж.

– Вот именно, ТВОЙ муж. Дед-то тут причём?

– Квартира моя, – заявляет, сменив тон. – Если уж на то пошло.

– Да что за квартира, мама? Не понимаю, о чём ты!

– Тёткина холупа в Туле. Мне нужно переоформить её на себя и срочно продать.

– Дедушке не понравилась твоя затея.

Не спрашиваю. Констатирую, как факт.

– Человеку нужно помочь. Что ж вы думаете только о себе! Эгоизм чистой воды! Разве так можно?

Молчу.

Кто бы тут говорил об эгоизме. Не она точно.

– Поедем к юристу, а, Оль? Очень надо, – тон её голоса снова меняется и становится мягким.

– Я не стану давить на деда, – сразу отказываюсь наотрез.

– Оль, вот не пойму, ты когда такая меркантильная сделалась? Тебе итак дом и земля отойдёт после его смерти. Мало, что ли?

– Не смей говорить про это!

– Все мы там будем, – заключает философски.

– Не трогай его, мам. Итак довели до приступа.

– Никто никого не доводил. С ним совершенно невозможно общаться! Он и раньше был человеком сложным, а теперь так вообще… И часа не выношу в этом доме. Ворчит и ворчит! Как ты его терпишь?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Может, если бы ты приезжала чаще…

– Мне разорваться, что ли? – всплёскивает руками. – Я нужна там. Ты уже взрослая, самостоятельная, а у сына Адольфа сложный период. Переходный возраст и…

– Ясно.

Даже не хочу это слушать! Чужие люди для неё ближе и важнее кровных родных.

– К чему эта ревность, Оль?

– Нет никакой ревности.

– Вы с дедом были бы счастливы, если бы я так и осталась одна, – демонстративно шмыгает носом.

– Мы были бы счастливы, если бы ты была с нами.

– Правильно! Одна! Кого бы я встретила здесь, в Загадаево? Одни алкаши, да женатые кругом! Нет бы порадоваться за мать, что мужчину хорошего нашла. Вырвалась за границу! Только обвиняете!

– Не обвиняем. Мы уже давно привыкли жить вдвоём. Я лишь сказала, что очень скучаем по тебе. Ты же совсем пропала. Забыла о нас, – едва не плачу, изо всех сил сдерживая слёзы.

– Ты сама не звонишь мне! – действует по принципу: «Лучшая защита – это нападение». – На сообщения отвечаешь односложно или вообще молчишь.

– Что такое сообщения, мам? Набор букв, смайлы, картинки… Знаешь, как хотелось, чтобы ты успокоила меня перед экзаменами? Как хотелось выбирать вместе платье, видеть тебя на выпускном? Когда вручали те самые аттестат и медаль, которыми ты так гордишься.

– А говорила, что не обижаешься, – с укором на меня смотрит.

– Речь не про обиду, а про то, что в самые значимые моменты моей жизни ты была не рядом, а где-то далеко.

– Имей совесть! – восклицает возмущённо. – Я жила лишь для тебя целых десять лет! И в Москву была вынуждена уехать работать. Не развлекалась, знаешь ли…

– Ладно, мам, проехали, – разочарованно вздыхаю. Бесполезно говорить с ней. Не достучаться. – Я пойду спать, устала. Завтра прямо с утра поеду в больницу. Ты со мной?

Отрицательно качает головой.

– Он видеть меня не хочет.

– Ну и пусть.

– Лишний раз нервировать. Зачем?

– Как хочешь, – разворачиваюсь, чтобы уйти.

Искренне её не понимаю.

– Так что с квартирой? Она нужна мне, – доносится в спину.

А мне все эти годы нужна была мать.

Останавливаюсь.

– Он сделал на тебя дарственную, – недовольно цедит. – Ты совершеннолетняя, а значит сама можешь распоряжаться имуществом.

«Сделал дарственную».

– Оля, я с тобой разговариваю! – очевидно, теряет терпение.

– Я поступлю так, как скажет дед, – отвечаю, развернувшись к ней корпусом.

– Не жадничай. У этого твоего заряженного мажора стопроцентно всё есть, а нам с Адольфом позарез нужны деньги! Дочка…

– Как дед решит, так и будет, – уверенно повторяю ещё раз и выхожу из кухни.

Всё равно больше нам беседовать не о чем. Сегодня я, как никогда, почувствовала, что мы отдалились друг от друга на максимум.

В зале работает телевизор. Включён не привычный для меня канал про охоту и рыбалку, а музыкальный, транслирующий зарубежные и отечественные клипы.

Сейчас на экране один из них. Полуголые девушки в откровенных купальниках. Солнце. Бассейн. Вода.

Богдан такое любит. Помню, как в Новогоднюю ночь он сам рассказывал про подобные вечеринки, устраиваемые его друзьями.

В кармане настойчиво вибрирует телефон.

Достаю. Читаю сообщения от Сени. Вижу, что она звонила трижды. Наверняка очень переживает.

Пишу ответ. Говорить пока не готова. Она поймёт.

– Всё нормально, Оль?

Отрываю взгляд от экрана. Встречаемся с Богданом глазами.

– Да.

Только сейчас замечаю, что у него на руках Персик. Шерстяной предатель дремлет и мурчит, пока парень чешет ему пузо.

– Я постелю тебе в гостевой. Помнишь, где комната?

– Да.

– Утром сможем поехать к дедушке в Ипантеевку?

– Конечно сможем.

Киваю и покидаю зал, как всегда, ощущая затылком пристально-раздражающий взгляд немца.

**********

Этой ночью я очень долго ворочаюсь в постели. Почёсываю за ушком пушистого друга, устроившегося под боком. Мысленно молю Боженьку дать деду здоровья и сил. И, знаете, всё больше и больше злюсь. На маму.

К сожалению, интуиция меня не подвела. Родительница, как я и думала, очутилась в Загадаево неслучайно.

В памяти всплывает наш с ней разговор. Как не прискорбно, но цель её приезда предельно ясна. Мама пожаловала домой за квартирой и настроена весьма решительно, что лишь сильнее меня огорчает.

Удивил по-своему, конечно, и дед. Во-первых, тем, что я ни сном, ни духом про некую недвижимость в Туле. Во-вторых, тем, что умудрился сделать дарственную. Не представляю, когда и где он успел оформить эту бумагу в столь кратчайшие сроки.

Видимо, мама начала требовать квартиру ещё до своего приезда. Вот он и сообразил по-быстрому. Умеет.

Чёрт возьми, как же неприятно всё это! Родные люди ссорятся из-за квадратных метров. Окончательно портят отношения и некрасиво поступают друг с другом.

Если раньше я ещё как-то надеялась на то, что всем нам удастся сблизится, то теперь… Увы. Искренне не понимаю, как это вообще возможно.

Довели до деда до приступа. Не прощу. Ведь никакие проблемы, материальные или иные, не стоят здоровья самого близкого для меня человека…

Веки тяжелеют. Какое-то время спустя мне всё-таки удается задремать под аккомпанемент мурлыканья моего кота.

Правда в Царстве Морфея пребываю по ощущениям недолго. В определённый момент я просыпаюсь, внезапно почувствовав, что меня… кто-то трогает. Чья-то рука гладит по плечу, талии, животу, бедру. Спускается ниже.

Резко распахнув глаза, испуганно всматриваюсь в темноту, заподозрив неладное.

Дальнейшая череда событий происходит очень быстро. Человека, сидящего на моей постели, сдёргивают с неё и буквально отбрасывают к противоположной стене.

С грохотом падает полка с книжками и прочей утварью.